Сияние черной звезды
Шрифт:
Араэден оказался рядом в тот же миг, как меня охватила боль, подхватив на руки, уложил на постель, и поцеловал, забирая кажется не только всю мою магию, но и ту боль, что она несла. Несколько долгих, тянущихся словно патока вязких минут. И моя боль стала частью его.
— Да, — выдохнул кесарь мне в губы, — дикая смесь из магии и боли, желания и запрета, любви и ненависти, с тобой никогда не было иначе.
Едва ли прислушиваясь к его словам, я медленно сделала вдох, откровенно опасаясь, что боль вернется вновь. Жуткая, нечеловеческая,
— Не вернется, — кесарь осторожно отвел прядь волос с моего лица, — я рядом.
Всегда рядом…
— Всегда, — тихо подтвердил он.
Еще несколько минут я лежала молча, прислушиваясь к ощущениям своего тела, а затем, спросила у того, кто все еще нависал надо мной, согревая дыханием мои похолодевшие от приступа губы:
— А как же наш договор и ваше данное мне слово, мой кесарь?
Он улыбнулся, стирая пальцами капельки проступивших от боли слез с моих ресниц, и с удивительной для него улыбкой, произнес:
— Я сказал — если ты пожелаешь.
Не став спорить, просто уточнила:
— А если я пожелаю?
Внимательный взгляд ледяных глаз и сказанное как аксиома:
— Значит, мы вернемся в Рассветный мир.
«Мы»…
Судорожно вздохнув, с нескрываемой злостью напомнила:
— Вы сказали — «я открою для тебя путь в Рассветный мир».
— И в чем противоречие, нежная моя? — насмешливо поинтересовался император.
— В чем противоречие? — переспросила срывающимся голосом. — В чем противоречие?!
— Именно, — вновь касаясь губами моих губ, прошептал Араэден. — В чем? Если ты пожелаешь и выполнишь условие договора, через год я открою для тебя путь в Рассветный мир…
— «Но всегда буду рядом», — закончила за него его фразу.
И ощутила улыбку кесаря. Мимолетную, мгновенно перешедшую в ласковый поцелуй, но столь красноречивую, и столь явно сказавшую мне слишком о многом.
И на фоне этого, я как-то совершенно отстраненно отнеслась к затянувшемуся, ставшему каким-то совершенно иным поцелую, который, кажется, уже вовсе не имел целью забрать мою боль. Цель скорее плавно смещалась в горизонтальную плоскость.
Дернувшись, высвободилась от прикосновения и разъяренно спросила:
— Что вы делаете?
Кесарь, едва заметно усмехнувшись, очень спокойно объяснил:
— Существует два безотказных способа успокоить женщину: первый — магический, и от него ты отказалась, потребовав от меня не использовать более руны, второй — физиологический.
И Араэден посмотрел мне в глаза с той ледяной решимостью завершить начатое, на которую был способен только он.
— Нет! — не менее решительно выдохнула я.
Он ответил усмешкой, и вновь склонившись к моим губам, вкрадчиво прошептал:
— Ты — мне жена, нежная моя, и там, в храме Матери Прародительницы, ты поклялась исполнить свой долг. И я ждал долго, любовь моя, слишком долго.
Одновременно с его словами, я ощутила, как одна рука кесаря властно легла
— Пренеприятная? — кесарь тихо рассмеялся. — Уверена?
И от его прикосновения меня бросило в жар!
В пламя, в самый эпицентр бушующего лесного пожара, куда-то туда, где я, задыхаясь, широко распахнутыми глазами смотрела в ледяные глаза кесаря, отражающие судорожно хватающую воздух меня, и холодное удовлетворение жестокого бога Рассветного мира, отстраненно играющего с ощущениями своей игрушки.
— Отстраненно? — переспросил Араэден, ловя губами мой стон. — О, нет, желанная моя, это не отстраненность, это обреченная на провал, и я отчетливо осознаю это с каждым твоим стоном, попытка устоять. Но ты — лети, я буду рядом.
Охватившее все мое тело чувство, имело что-то общее с болью — оно было всепоглощающим. Сладким, томительным, упоительным, ярким, сметающим мысли и эмоции, оставляющим лишь ощущения. Ощущение прохлады постельного белья на обнаженной разгоряченной коже, ощущение силы кесаря, сжимающего в объятиях, ощущение поцелуев, пьянящих, головокружительных, и пальцев, от безжалостного прикосновения которых меня снова и снова бросало в пламя.
«— И как кесарь целуется? — прозвучал в памяти чей-то вопрос.
— Триста лет опыта… — и весь этот опыт разбивал в дребезги любую попытку к сопротивлению.
Я пыталась вырваться, он ловил, я выворачивалась, он использовал новую возможность с головой окунуть меня в пучину чувственности, о которой я даже не подозревала.
* * *
В какой-то момент я осознала себя, лежащую на плече кесаря, который нежно, ласково, успокаивающе переплетал наши пальцы, целуя мои волосы и оставаясь напряженным как струна. Во мне же напряжения не осталось вовсе. Тяжело дыша, я ощущала боль в сорванном от стонов и криков горле, головокружение, от все еще охватывающем все тело полета, слабость, усталость и в то же время… Удовольствие с привкусом стыда, отчаяния и предчувствия чего-то, что неизменно ждало впереди.
— Это ведь не было исполнением супружеского долга, не так ли? — хрипло вопросила я.
— Нет, нежная моя, не было, — вдохнув запах моих волос, ответил кесарь. — Я не настолько в отчаянном положении, чтобы взять тебя против твоей воли.
Хотелось спросить: «А что тогда это было?!». Но спрашивать не пришлось, Араэден, как и всегда прочитав мои мысли, тихо ответил:
— Пробуждение твоей чувственности, Кари. И ты оказалась очень-очень-очень чувственной…
Появилось безумное желание прикрыться, спрятаться, сжаться. Кесарь, считавший и это желание, мгновенно укрыл теплым покрывалом, продолжая прижимать мое обнаженное тело, к своей обнаженной груди, и не позволяя при этом отодвинуться ни на миллиметр.