Сияй, Бореалис! Армейские байки
Шрифт:
Жизнь потекла по жилкам города, наводнив его суетой. И с этим оживлением, с приходом Вечного архипелага, концентрация демонических порталов снизилась, а это говорило о том, что солдаты могли вздохнуть с облегчением и заняться подготовкой к предстоящим битвам. Поговаривали, будто излучение преобразованной праны, которой был окутан Вечный, искажало те порталы.
Среди военных появлялись новые незнакомые лица — по какому-то признаку местные научились определять работников Вечного (наверное, те выглядели более солидно и независимо). Пограничный барьер надёжно укрепили, чтобы во время апгрейда случайное нападение не стало роковым. Солдатам выдавали новое снаряжение
Пока товарищи дружно стояли на посту по периметру города, Лирет коротала время в месте, куда никак не ожидала попасть после выписки. Всё случилось из-за того, что ранение оставило за собой хромоту. Пока что бегать быстро и ловко у девушки не получалось, а если и получалось, то дело сводилось к легкому параличу ноги. Однако это никак не отменяло обязанности барьерщика, и теперь Лирет сторожила пойманного демона. Ей нужно было обновлять барьерные печати каждые полтора часа. Смена длилась до вечера, а затем сюда приходил другой барьерщик, безногий. Можно было подумать, что монстра сюда нарочно приволокли, чтобы было чем занять калек.
Как только Лирет попала на новое рабочее место, ей дали стимул работать качественно, объяснив, что человек для такого демона будет размером со снек, который захочется проглотить. Помимо этого, зверь обладал убийственным во всех смыслах дыханием и мог легко растворить незащищённый люк извергнутой из глотки кислотой. А ещё он прекрасно чуял прану и видел её источники сквозь стены. Работа относительно спокойная, но скучная для того, кто вернулся с задания, насыщенного опасными приключениями. Единственное, что Лирет по-настоящему не нравилось, так это ощущение звериной осведомлённости: оно следило, вынюхивало и слушало. Время от времени сюда приходили экспериментаторы, и тогда девушку просили какое-то время держаться подальше от люка и поддерживать барьер из стоящего рядом здания. Лирет каждый раз взвешивала любопытство и страх, чтобы осмелиться посмотреть на тварь хоть одним глазком.
Закончив смену, Лирет вернулась в казарму на отдых. Перед сном она каждый раз разглядывала футляр, будто читала книгу на ночь. Девушка пыталась понять, была ли та игра на скрипке явью или же это всего лишь плод фантазии, рисуемой страхом смерти. Руки осторожно тянулись к застёжкам, так же осторожно приподнимали футляр, а глаза заглядывали в законсервированную тень. Запах, густившийся внутри, свербел в носу и раздражал мысли, которые своими кореньями пытались уйти глубоко в сознание и достичь центра воспоминаний, зовущих через сновидения. Невидимая тропинка вела туда, куда однажды отрезали путь, но эта ниточка продолжала тянуться, истончаясь в волосок. Ничто не могло оборвать его и неминуемо отрезать от прошлого навсегда. Этот зов никогда не угаснет. Тогда девушка и поняла: пока есть скрипка, будут и сны. Будет и надежда вспомнить прошлое.
В эту ночь Лирет долго не спалось. Когда вместе с миссией отпала необходимость размышлять только о выживании, голову стали посещать вещи, которые всё это время оставались за вуалью повседневной рутины. Ум успокоился, и тогда нечто важное стало всходить в голове, как молодые побеги.
«Ты забыла, кто ты есть, Лирет».
Девушка встрепенулась, согнав с себя дремоту, и уставилась в потолок. Затем села прямо и в темноте нащупала футляр. Ей не хотелось включать свет. Казалось, что только в темноте можно почувствовать то, что скрыто от глаз. Лирет
Лирет, охваченная размышлениями, приставила к себе скрипку и закрыла глаза. Смычок тихонько лёг на струны. Девушка провела им, и в воздухе дрогнул звук. Родной, как голос матери.
Мама…
Где-то в мыслях её размытый образ навевал такое тёплое ощущение. Тёплое, как испечённый свежий хлеб или объятия. Светлое, как сияние весеннего солнца. Лирет тянулась к этому воспоминанию, утопала в омуте и неумолимо плыла на этот свет изо всех сил. Она увидела яркий солнечный город, залитый золотом солнца, почувствовала запах цветущих клумб, переплетённый с солёным морским воздухом. Душа парила над улицами города, проскальзывала мимо окон ветерком. Всё так знакомо здесь. До трепета.
А вот и небольшой балкончик с приветливо распахнутой дверью. Тюль колыхалась на ветерке, будто зазывая. Лирет опустилась туда, робко делая шаг вперёд.
В комнате ничего не изменилось, она была всё так же безупречно прибрана: кровать заправлена, стул задвинут за стол, книжки аккуратно лежали стопками, а воздух ткался из аромата свежести. Пахло чистой, выглаженной постелью. Девушка обошла комнату. Она видела её детали, но мелочи всё по-прежнему оставались размытыми и как бы напоминали, что это всё ещё далёкая от реальности граница. Но так хотелось остаться здесь подольше! Или даже навсегда. Лирет уселась на мягкую кровать и попробовала лечь, уткнувшись носом в подушку.
— Лирет! Ты идешь обедать? — донёсся голос далеко за дверью.
— Да, да! Конечно! — девушка вдруг подскочила с кровати и бросилась к двери. — Иду!
Она, задыхаясь от радости и предвкушения, сбежала по ступенькам вниз. Тишину сотряс топот, скатившийся по лестнице. Запах домашней еды шлейфом тянулся из кухни и верно вёл за нос. Лирет замерла в дверном проёме и заулыбалась. За накрытым столом сидели мама, папа и брат. Всё выглядело настолько обыденным, что девушке показалось, будто она никогда не покидала родной дом.
Лирет почувствовала себя счастливой лишь оттого, что видела лица близких так чётко, будто они были вклеенными живыми картинками, которые выделялись на размытом фоне. И пускай имена ещё оставались разбросанным в памяти паззлом, девушке было приятно осознавать, что она всё ещё помнит их: маму с добрым лицом и аккуратно собранными медными волосами, невысокую и миниатюрную, как фея; большого грузного папу, широкоплечего, будто гигант, с рыжей густой бородой и волосами, а под изогнутыми домиком бровями блестел добродушный задорный взгляд; старшего братика с огненной копной волос и такими же изогнутыми бровями, совсем ещё сорванец. Всех троих Лирет разглядывала так, чтобы больше никогда не забыть.
— Не стой деревом, — добродушно упрекнула мама. — А то без обеда останешься.
— Мама сегодня такой супчик приготовила, садись, — нахваливал папа.
Тем временем братик посмотрел на Лирет не более чем насмешливо.
— Ты чего сопли распустила? — усмехнулся он, не отрывая от неё взгляда, и отправил в рот ложку супа.
Девушка почувствовала, как горят щёки. Ей стало неловко, и она поспешила вытереться рукавом.
— Я дома, — произнесла она, слизнув с губы слезу. — Мам, можно я тебя обниму? Можно мне обнять всех вас?