Скалаки
Шрифт:
— Ничего страшного еще нет, вызовем войска, ваша светлость.
— Да, я как раз и хотел это предложить,—сказал управляющий.
— Только дамам, ваша светлость, не стоит говорить об этом,—сказал Силезиус.
Управляющий приказал тщательно разведать, что делается в округе. Полученные им известия не содержали в себе ничего опасного, но и не были утешительными. Выслушав все, управляющий послал верхового в Градец на Лабе.
Во дворе замка суетилась прислуга; готовились к отъезду—князь не хотел оставаться в своей резиденции.
Было еще не поздно, но уже смеркалось. Небо затянули седые облака, предвещавшие сильную вьюгу. В усадьбе «На скале» среди голых лип свистел ветер. В печке потрескивал огонек. Бартонева, сидя у
В комнату вошел Ванек.
— Медушка готова,—доложил он.
Балтазар еще раз повторил последние распоряжения.
— Пан хозяин, ради бога, берегите себя! —напутствовала его Бартонева.
— Бабьи страхи,—проворчал Уждян и вышел из избы. Перед дверью стояла Медушка с деревенским седлом на спине. Лицо старого драгуна прояснилось. Подойдя к ней, он потрепал ее по шее.—Эх, Медушка, еще разок повоюем!
Ответом ему было веселое ржание. Видимо, белый плащ и бряцание сабли напомнили лошади давно прошедшие времена боевой славы. Медушка сильно постарела. Ей было не меньше двадцати лет, ноги ее одеревенели, и теперь она вряд ли вынесла бы своего господина из кровавой сечи.
Балтазар легко вскочил в седло; казалось, молодая кровь влилась в жилы солдата и в его боевого коня. Старый драгун выпрямился, как перед парадом, звякнул саблей. Медушка пошевелила ушами и вновь весело заржала. Стоя у окна, Бартонева крестилась, а Ванек, все еще затягивавший подпругу, отступил и залюбовался своим хозяином.
— Вот это кавалерия! —невольно вырвалось у него.
— Будьте здоровы! —сказал на прощание Балтазар и, стиснув коленями бока лошади, выехал со двора.
— С богом! —ответил сердечно Ванек и хотел было добавить «хозяин», но это слово замерло у него на языке. Медушка попыталась было порезвиться, но из этого у нее ничего не вышло, и она спокойной рысью выбежала со двора. Ванек и Бартонева смотрели вслед старому кавалеристу, пока за липами не скрылся его белый плащ.
В этот же день, немного пораньше, чем Балтазар в полном вооружении выезжал на Медушке со двора, по заснеженной дороге от Гронова к Ртыни мчался всадник. Это был местный крестьянин на простой деревенской лошаденке. Вскоре за ним показался второй, который ехал от Гронова к Находу.
В Находском замке, казалось, было тихо, но по коридору сновали слуги и служащие. В канцелярии нетерпеливо шагал управляющий, время от времени поглядывая в окно или посылая кого-нибудь из подчиненных за ворота. Когда тот возвращался, управляющий спрашивал: «Никого не видно?» —и получал отрицательный ответ. Сегодня Ржегак должен был принести точные сведения. С тех пор, как изменник передал управляющему листовку, он часто доставлял в замок различные сведения, но нынче Ржегак что-то не шел. Управляющему необходимо было поговорить с ним. Посланный в Полице человек,
Рыхетский тоже частенько выходил на пригорок около своего дома и оглядывал окрестности. Наконец, он увидел на белой дороге точку, которая быстро приближалась, и вскоре перед ним остановился всадник на взмыленном коне.
— Ну, как? —быстро спросил Рыхетский.
— Хорошо. Уже начали.
Мужчины вошли в рыхту. Гонец рассказывал:
— Немцы около Теплице и в Броумовской округе уже начали, повели крестьян шоновский и рупрехтицкий старосты. В Детршиховице сожгли панскую усадьбу, и в этой суматохе — до сих пор неизвестно, как это случилось,— загорелась шо-новская церковь и сгорела дотла вместе с приходским домом.
Рыхетский сердито махнул рукой.
— Господи, о чем они думают? Это плохое начало! Гонец продолжал:
— У нас в Полицкой округе все началось сегодня. Окружили монастырь, паны чиновники не смогли убежать. Достал с толпой проник в канцелярию и настаивал, чтобы ему выдали утаенный патент. Он вскочил на стол и, ругая чиновников, требовал свободы для народа. Они отказывались и сопротивлялись. Тогда Достал вышел на балкон и обратился к людям. Поднялся грозный шум, крик, сутолока, народ был взбудоражен, угрожал и собирался уже ворваться в монастырь. Испуганные чиновники составили обязательство, подписали волю и отмену барщины.
— Слава богу!
— Теперь и вы должны начинать, и сегодня же.
— С божьей помощью!
Между тем в Ртыни стало известно о прибытии гонца от полицких. Рыхта наполнилась крестьянами. Веселыми криками они встретили радостные вести.
— Теперь, с именем божьим, вперед!
— На панов!
— В Наход, на замок!
Рыхетский тут же послал верхового в П. Там дожидался Иржик, который должен был начать выступление. Посланный вскоре исчез в сумерках.
День угасал, темнело. В Ртыни было необычайно оживленно, люди бегали из дома в дом, на дороге, возбужденно разговаривая, толпился народ. Собиралась молодежь, вооруженная огромными дубинами и топорами. Вдруг все сразу умолкли: ударил колокол. Но то был не церковный звон. Все посмотрели на деревянную колокольню, возвышавшуюся на холме. Тревожно гудел большой колокол, ему вторили колокола поменьше, и звуки набата разносились по долине. В открытых окнах колокольни вспыхнуло пламя смоляных факелов. В их свете можно было различить фигуру Рыхетского. Народ, толпившийся внизу, кричал, и гул голосов летел из дома в дом. В небе зажглись звезды. За деревней, в темном поле, Рыхет-ский увидел мелькавшие огни.
— Это на Чертовом холме,—сказал один из крестьян, стоявших на колокольне.
Чертов холм находится между Ртынью и Батневице. Он стоит одиноко среди поля, как продолговатая могила с плоской вершиной. В народе говорят, что этот холм бросил здесь разгневанный черт,— отсюда холм и получил свое название.
— Это батневицкие! Они услышали и увидели наши сигналы. Скоро будут здесь.
Не прошло и минуты, как из соседней Батневице прискакал гонец; он остановился у рыхты. Заметив его, Рыхетский спустился с колокольни.
— Мы увидели ваш сигнал,—доложил гонец.—Повремените, пока мы придем, мы дожидаемся святоневских.
— У вас все пойдут? —спросил Рыхетский.
— Многие не хотят, но мы их заставим.
Наступила ночь, цо в раскинувшейся деревне Ртыни было шумно. Беспокойные толпы ждали только сигнала и прихода святоневских крестьян.
Вечером того же дня из корчмы в деревне П. раздавался необычайный шум. Здесь в небольшой темной комнате собралось много народу. Сквозь густой дым, наполнивший комнату, еле пробивался свет лампочки, слабо освещавший лица гостей. Люди громко разговаривали, пили пиво и курили короткие трубки. У многих пиво уже успело затуманить голову. Все толковали о золотом патенте, утаенном господами, и о своей тяжелой жизни.