Сказание о Громушкиных
Шрифт:
Кое-где из земли торчали покосившиеся кресты. В дальнем углу наткнулась на камень, старый, растрескавшийся. На камне полустершаяся надпись. Разобрать, что написано, почти невозможно. И все-таки кое-как она прочла. И замерла, обомлев.
ГРОМУШКИНЪ Т..МО…Й Алекс…ичъ 1932-1847.
– Ну, вот и все… – Юля погладила камень. – Нет их больше.
Вышла в поле, нарвала ромашек, положила на камень.
История вторая
I
Глубокоуважаемая Юлия Тимофеевна!
С большим изумлением прочел я Ваше письмо. Изумление возникло по двум причинам. Первая та, что письмо Ваше, брошенное в почтовый
Второй же повод для изумления – Ваше предложение переписываться, как в пушкинской "Барышне-крестьянке", через дупло. Адрес дупла Вы указали точно – это дуб, стоящий у забора дома семь по Солдатской улице, на участке, принадлежащем незнакомым мне дачникам Громушкиным. Дотянуться с дороги до этого дупла мне не трудно, благо расположено оно не высоко. Правда, сейчас, зимой, вдоль забора вырос довольно высокий сугроб, но т. к. я гулять хожу в валенках, то и это не помеха.
Мне непонятно другое: к чему такие сложности? Или Вы имеете в виду как раз тех, кто читает мои письма, отсылаемые обычной почтой? Но о чем же тогда собираетесь Вы мне писать? И где, – прошу прощения! – гарантия, что Вы как раз не из тех? Вообще я человек не подозрительный, в тотальную слежку, да еще такую хитроумную, не очень верю. Да и скрывать мне, собственно, нечего. Но все же… Если Вы – из тех, то Вам известно, что меня в прошлом году приглашали на Литейный, 4, для разговора – пока мирного, т. к., клянусь Вам, мне не известно то, что их интересовало. Видимо, там это называется профилактикой, но после этого публикация моей повести в одном журнале вдруг стала странным образом откладываться. Правда, незадолго до того я напечатал в "Литературке" статью, которую Вы, возможно, не читали – не исключено, что причина гнева писательских вождей и редакторов как раз в этой статье, где я очень мягко заступился за двух писателей-фантастов, а не в том, что я ходил на Литейный…
Не знаю. Но заказы из издательства на редактирование, чем я, в основном, и зарабатываю теперь деньги, тоже внезапно прекратились, так что ситуация пока не ясна.
Конечно, будь я подозрительным человеком, я просто не ответил бы на Ваше милое письмо, на комплименты по поводу моих книг, последняя из которых комплиментов не заслуживает – сам я люблю только две первые, что о войне. Так вот, при известной подозрительности я бы просто бросил Ваше письмо в корзину. Но, не знаю, к счастью или наоборот, человек я любопытный, и Вам это мое любопытство удалось разбудить. Поэтому я пишу Вам это письмо и положу его в дупло. Если владельцы участка не извлекут его раньше Вас, Вы его прочтете и – очень хотелось бы верить – попытаетесь развеять мои сомнения насчет того, для чего Вам понадобилась эта переписка, почему именно со мной и таким странным способом? Заодно, если Вас не затруднит, сообщите что-нибудь о себе – сколько Вам, например, лет, кто Вы по профессии, если не… Но не стану Вас больше обижать.
С уважением, Сергей Заставский
Р. S. Если Вам что-то хочется обо мне узнать, спросить, почему бы Вам просто не приехать сюда, предупредив об этом заранее обычной почтой?
1 октября 1975 г.
Дорогой Сергей Валентинович! Спасибо за ответ.
Даже не знаю, как начать письмо. Я совсем, честно говоря, упустила из виду, что Вы можете принять меня за подосланного агента. Это не удивительно, сейчас такой подозрительности в обществе все-таки нет. И теперь мне придется объяснить Вам, что значит это мое "сейчас", после чего Вы мне, конечно, не поверите и бросите-таки письмо в корзину. Но все же попытаюсь…
Почему мое письмо шло всего два дня, я, честное слово, не знаю. Просто повезло.
О себе – мне тридцать восемь лет, по профессии историк. Девичья фамилия Громушкина, то есть я из той семьи, что владеет дачей с известным Вам дубом… А теперь… Страшно начать. Надеюсь, Вы не подумаете, что я сумасшедшая… Потому что, прежде всего, Вам придется представить себе, что я живу в XXI веке, в 2005 году, а пишу Вам в 1975-й. Представили? Нет, не можете, да и не хотите – фантастику Вы не слишком любите, хоть и заступались за фантастов, но именно этих авторов, насколько я понимаю, Вы фантастами не считаете, о чем и скажете через месяц в интервью той же "Литгазете", его все же у Вас возьмут, несмотря на интерес, проявляемый к Вам "органами".
Пишу об этом, потому что я это интервью уже прочла – ходила в газетный зал Публички. Вы ведь наверняка сказали про фантастику не с бухты-барахты, а уже думали об этом, да и писали в той старой статье, которая послужила поводом для начальственного гнева. Там Вы, правда, этот жанр как бы защищали, но не типично научный, ведь так? А такую, какую пишет, скажем, Бредбери… Так откуда же я могла об этом узнать, если Вы еще не давали того интервью? Вот Вам и доказательство. Правда, хилое, но уж какое есть.
Теперь – новости о Вашем будущем. В 1976 году Вы начнете писать книгу, не надеясь ее издать. Будете писать для себя, ничего не скрывая и ни на чье мнение не рассчитывая. Но – будьте уверены – когда Вы ее закончите, она пойдет в самиздат, и у Вас будут новые неприятности… Ага, Вы опять подумали: что, дескать, за детские глупости, что за игры в предсказания? Хорошо, напишу о Вашей сегодняшней жизни. Извольте: Вы практически нигде не бываете, в город не ездите, только ходите один на прогулки… Конечно, можно предположить, что я за Вами следила или, еще хуже, другие следили и проинформировали меня. Но тут уж я ничего сделать не могу, если Вы так обо мне подумаете, то отвечать не станете.
Придется на всякий случай изложить Вам всю мою историю, а там – решайте. Итак, повторяю: я, Юлия Воскресенская, в девичестве Громушкина, историк, замужем, имею сына Алешу. Родилась в 1967 году. Когда была еще маленькой, отец купил в подарок моему брату Виктору Машину времени, сделанную неизвестно кем – каким-то изобретателем, который умер, не успев толком закончить работу. Вдова сдала машину в комиссионный магазин, где ее мой отец и приобрел.
Почти четверть века Машина жила в нашей семье, пока Виктору не пришла в голову дурацкая идея отправить на ней родителей в 19-е столетие и сделать там помещиками. Отец, которого Вы можете, кстати, увидеть на нашем участке, плотный такой мужчина, сейчас ему сорок три года, так вот – уже в новом веке отец заскучал – по разным причинам, о которых долго писать, да и Вам вряд ли интересно. Вот брат и решил коренным образом изменить его и матери судьбу, переправив их в другое время… По "дороге" Машина сломалась, брат пытался ее чинить, и в конце концов они добрались-таки до девятнадцатого века. Там и остались. А брат, повозившись с ремонтом, все же сумел вернуться, но тут Машина забарахлила окончательно. Он бился, бился и понял, что сделать ничего не может – ни забрать, ни даже еще раз увидеть родителей. Так мы и не знаем, что с ними. То есть сейчас их, конечно, уже давно, лет сто пятьдесят, нет в живых.
Брат Виктор, которого мы все, не скрою, просто проклинали, улетел в Израиль, где живет постоянно с женой. Обещал вернуться и наладить Машину, чтобы, как он думает, можно было навестить родителей в том времени, когда они еще были живы. А пока Машина досталась мне. И так как она не совсем бездействует, то есть может передвигаться во времени, но не более, чем на 30 – 35 лет назад и обратно, я и воспользовалась этим, связавшись с Вами таким необычным, диким с Вашей точки зрения способом. Отправилась в семьдесят пятый год и послала письмо по почте.