Сказание об Эйнаре Сыне Войны
Шрифт:
Он посмотрел на Эйнара с высоты своего седла. Эйнар отреагировал тем, что хлопнул себя лезвием меча по плечу, издавшему характерный звон колец Леверка.
— Видишь ли, — продолжил Свартсъяль, — вчера мои верные воины, отправленные в дозор, провели в пути много времени и, порядком утомившись с дороги, потребовали в этом… селе, — презрительно скривился колдун, — кров, пищу и отдых. Это их полное право и привилегия, поскольку они денно и нощно рискуют своими жизнями, защищая местных людей от опасностей и разбойников. Однако эти… неблагодарные селяне, — вновь поморщилось аристократическое лицо, — явно подстрекаемые
Скарв Черноногий, предусмотрительно державшийся от Эйнара подальше, выглянул из-под своего шлема и мстительно ухмыльнулся. Правда, его опухшая после вчерашнего, пострадавшая физиономия не очень располагала к ярко выраженной мимике, отчего вместо улыбки получилось произвести какое-то болезненное, достойное жалости дрожание губ и подергивание свиного пятачка.
— Ага, — согласился Эйнар.
— То есть ты сознаешься в совершенном тобой преступлении и не станешь отрицать вину? — властно осведомился колдун.
— Ну, — Сын Войны хлопнул себя лезвием меча по плечу, — если спрашиваешь, дал ли я по зубам одной свинье, что не следит за длинным языком, — Эйнар глянул на Скарва, и могучий вождь хряк-берсерков счел за лучшее благоразумно сделать вид, что его тут как будто нет, а речь ведется о ком-то другом, — то да, было дело. Но с каких-таких пор это стало преступлением?
— Я — хранитель этих земель и защитник людей, живущих на ней! — провозгласил колдун. — Мое слово — закон, мои слуги — его исполнители! Любой, кто осмелился поднять руку на моих слуг, нарушил мой закон, а значит, нанес оскорбление лично мне и бросил вызов!
— Да ну? — звякнули кольца кольчуги на плече Эйнара. — А мне казалось, закон — это ярл, а не хозяин буйного хлева.
— Ярл слаб, — надменно фыркнул Свартсъяль. — Я забрал то, что принадлежало ему, а он до сих пор не пытался оспорить свои попранные права. Из чего следует, даже ярл признал мою власть и силу. И это справедливо, ибо Симскарой издревле правят лишь сильные, подчиняя себе слабых!
— Ага, — кивнул Эйнар.
Колдун, хоть его злодейское лицо не дрогнуло, слегка растерялся. Во время репетиции злодейской речи перед зеркалом (а он действительно тщательно готовился) отражение неубедительно возражало против законности узурпированной власти и кривлялось в слабых попытках задеть сильного, но точно не смело выражать свое согласие одним возмутительно коротким «ага». Колдун почувствовал, как обида берет за горло. Из-за оскорбительного «ага» пропадает столько мастерских ораторских выпадов!
— Да, — он прочистил горло. — Когда я услышал, что какие-то жалкие селяне осмелились выступить против моей власти, то хотел немедленно покарать, наслав хлад, глад, мор, тысячу и одно несчастье на их головы! Поверь мне, я могу — о да, могу, поверь мне! — по щелчку пальцев стереть в порошок любого непокорного, не поднимаясь даже из своего любимого кресла!
— Ага, — вежливо отреагировал Эйнар. Колдун сделал вид, что такая реакция совсем не сбивает со злодейской мысли.
— Но я изменил свои планы и намерения, когда узнал, кто именно выступил против меня! Я решил разобраться
— Ага, — сказал Эйнар, портя торжественную, зловещую тишину тонким звоном металлических колец кольчуги на своем плече.
Колдун впился в него заблестевшими от злости глазами. Поведение Эйнара начинало раздражать и вызывало вопросы о его умственных способностях. Не то чтобы Свартсъяль привык вести дела с героями, блещущими интеллектом. Он вообще считал, что отсутствие извилин в мозгу является обязательным требованием для геройского ремесла, ровно как и пара психических расстройств. Но этот герой казался совершенно невменяемым.
— Ты, конечно, понимаешь, что «лично» в данном случае подразумевает участие моих верных слуг, готовых безропотно и самоотверженно отдать жизни за своего хозяина? — насмешливо поинтересовался колдун. Скарв Черноногий в унисон хрюкнул со своим хряком, настороженно поднявшим морду. Хрюк был явно вопросительным и вопрошал о том пункте договора о верном и безропотном служении, где, собственно, это было указано.
— Ага, — спокойно согласился Эйнар.
— И что я вступлю с тобой в схватку лишь в том случае, если ты победишь моих страшных воинов, что сотворила жуткая, противоестественная магия?.. — недоверчиво уточнил колдун.
— Ага.
— …А ты будешь едва стоять на ногах, изможденный и сильно израненный, что сделает твои шансы на победу ничтожными, а если быть откровенным, совершенно лишит тебя их?
— Угу.
Повисла неловкая пауза, в течение которой колдун очень пристально рассматривал стоявшего перед ним Эйнара. Тот по-прежнему не менял своей позы, похлопывал себя по плечу мечом с равными промежутками времени, совершенно не выглядел напряженным или взволнованным. Казалось, все происходящее вгоняет его в непередаваемую скуку и зеленую тоску.
— Скажи, ты внимательно меня слушал? — участливо спросил колдун.
— Ну да, — сказал Эйнар. — Сначала перебить твоих приспешников, потом заняться тобой. Обычное дело. Наоборот еще ни разу не было.
— У меня их две дюжины, между прочим! — возмутился колдун. — Тебя это не смущает?
Эйнар задержал уже почти коснувшееся плеча лезвие Близнеца, наклонился вбок, заглядывая за Свартсъяля и Скарва и оценивая послушно притихших хряк-берсерков. Вернувшись в исходное положение, он хлопнул себя по плечу и печально покачал головой. Колдун злодейски ухмыльнулся.
— Ну, — с шумом втянул воздух сквозь зубы Эйнар, — трудновато будет, конечно, но надеюсь, народ местный не сильно утомится.
— Что? — насторожился Свартсъяль, перестав ухмыляться.
— Ну закапывать их, — терпеливо пояснил Эйнар. — Тяжкое это дело, скажу тебе, приятель, особенно когда много ям рыть приходится.
Колдун громко, по-злодейски рассмеялся.
— Ты слишком самоуверен, Эйнар Сын Войны! — воскликнул он.
— Так ты ж сам признался, что слыхал обо мне, — растерянно пожал плечами Эйнар. — Чего удивляешься?