Сказание про Ваньку Тверского и его дружка Шуршалу-Шебаршалу
Шрифт:
А Три-худа из-за угла отвечает:
– Грубиян... привяжется... не отвяжется... Шишок босоногий... А что как надумают идтить? Златосолнце в радости увидят?
– забеспокоилась тверская поганка.
– Не иметь мне тогда прежней силы над людьми. Нет уж! Не позволю! Помешаю!
– А чо за Три-худа така?
– спросил у Шишка Ванятка.
– Не ведаю!
– Как, не ведаешь?
– удивился Шишок.
– Ведаешь. Все напасти от неё. И войны, и болезни, и невежества всякие. Батюшку твово кто в бранном поле мечом усыпил? Матушку-то да братцев твоих в младенчестве кто извёл? Голодом всю
А Три-худа из-за печки знай своё:
– Проклятая, заклятая! Тебя, комара, только вот достать, уморить не могу. Не подвластен ты мне, дух запечный!
– Сама быстро накинула платочек и к Ванятке: - Кажись, звали? Не ведаешь, Ваня? Три-худа я. Сразу целых три: войны, болезни, невежества всякие. Но... Со мной и поладить можно. Стороной обойду. Ты только совесть заложи да поучаствуй в поганых делах.
– Сгинь, нечиста сила! Провались в подпол!
– закричал Шишок, швырнув в неё огромной луковицей.
– «На одно солнце глядим, да не одно ядим!».
– Фу, таракан запечный, - зло молвила Три-худа, прячась в тёмный угол.
– Завалиться бы тебе вместе с избёнкой не мешало! Не сгину!
– Ну вот, - вздохнул Домовой, - теперича прилипла. И зачем только её вспомнил?!
– Не девка, не баба, а ряба. Знать, оспой маялась, - сказал удивлённо хозяин дома.
– А косы-то трёхцветные, и из спины растут? То одной, то другой, а то сразу и двумя, и тремя вертит?! То заплетает их, то расплетает!
– Это она козни плетёт! Извечно я с нею воюю. Мы - шишки, хранители домов. А она, хоть и живёт рядом, разорительница. Берегись её, Ваня! «Стережёного Бог стережёт». Да ну её, - продолжал Шишок, немного помолчав.
– Лучше, как в младости, на печку влезай, сказку хорошу расскажу, Ванюша. Хошь, про Винерку, хошь, про Ню-ню али Зю-зю? Али про Ертоха? Опять ты, Три-худа, подслушиваешь?! Да козни, сидя на поленнице, плетёшь? Сгинь, чёрная твоя душа!
А Три-худа в ответ:
– Бес не бес, а лаешь как пес. Вот и не сгину. Я теперича ваша. Помалкивай, мышь запечная!
– Сама ты мышь!
– возмутился ещё больше Шишок.
– Как коса лезешь в глаза!
А Три-худа не унимается, дразнит домового:
– Шишок, шишок, сам с вершок, голова с горшок! А ты, Ванька, глуп да туп, раз помалкиваешь, душу не закладываешь. Дурак!
– Я шо...
– растерялся Ваня, - лаяться не приучен. У меня дела. Много говорить - голова болить.
– Не тот глуп, кто на слово скуп, не слыхивала такой поговорки, - заерепенился опять домовой, - так послухай!
– Не слыхивала. А мы теперь, раз покликали, вроде родственнички. В одной избёнке живём. Можа, подружимся?
– Называется другом, а обирает кругом.
– Пошто кругом? Будет от меня ужо подарочек!
– хихикнула в ответ Три-худа, - и не один. Я постараюсь. А пока... подремлю в уголочке. А ты, муха-сонюха, рассказывай сказочки-то. Приятно послухать.
– Не бойся, Ванюша, кто поёт. А бойся того, кто дремлет. Так вот я и говорю: не в некотором царстве, не в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живём, хо-хо-хо! И дожили до того, что нету у нас ничаво...
Положил Ванятка хлеба горбушку в свою торбушку, в карман армяка сунул головки лука да чеснока, быстро с одёжкою справился, в путь-дорогу с Шишком отправился. Идёт Ваня, лаптями метёт, языком плетёт, из коры берёзовой скрутил поясок, смастерил туесок, из прутьев ивовых - корзиночку. А Три-худа тоже не дремлет, впереди бежит, за кустами да кочками болотными прячется, беду на путников кличет:
– Эй, поганки лесные! Нечисть болотная! Поднимайтесь из трясин, из торфяников вязких! Веду в гости тверитянина Ивана, неслуха. Заманите к себе, опоите! Я, Три-худа, в долгу не останусь! Душу да совесть загубленную подарю!
– кличет Три-худа беду, а сама, чтоб не узнали, платком повязалась, старушкой прикинулась. Увидел Ваня старуху-лесовуху да и спрашивает:
– Никак, баба Яга, дубовая нога, пёстрый платок, платье в лоскуток?
– Она самая, она самая!
– отвечает, шамкая, Три-худа. — Лёгкого пути, добрый молодец. Куда идёшь? Кого ведёшь?
– Иду Златосолнце искать да избу большущу, - отвечает Ваня, - где Земля счёт времени ведёт! Со мной дружок сердечный, Шишок запечный. Ужо не знаешь ли, куда путь держать?
– Как не знать, - отвечает старуха, - мы, болотные жители, всё знаем. В ту сторону надобно, в ту. Только не ходи туды, Иван! Всё то сказки, всё - обман! На здешнем болоте, у озера, русалки живут, песни поют, в омута заманят, тебя, дурак, обманут!
– А мне чо, я ведь дурак? Поглазею просто так. Мне хвостатые ни к чему! Ни к городу! Ни к селу! Песни русалочьи послухаю, может, покричу, ломоть хлеба смолочу. А русалок сколько хошь в Твери. Иди и бери.
– Ну, как знаешь, гляди... Да смотри, не пропади. Твоё дело молодое!
– Сама за кустами прячется. А в озере русалки нежными голосами поют, путников заманивают. Ванька идёт, слушает, хлеб с лучком да чесночком кушает. Русалки от запаха:
– Ах, ах! На дно озера - бах, бах. Лежат, не шевелятся. Даже не верится.
А навстречу опять карга, дубовая нога, нос крючком, зуб торчком:
– Не ходи туды, Иван! У Кикиморы гости! Наживёшься на погосте, на кладбище, значит! Если косточки оставят. На тот свет живо отправят!
– А мне что, - отвечает опять Ваня, - ты говоришь, я - дурень. А потому мне -что печь, что курень! Чо Кикимора! Чо мне её дочки? Чо её зятья? Чо сыночки? А этот Упырь, болотный пузырь, тьфу! Веточкой ткнёшь, кафтан разорвёшь. И нет Упыря. Болтаешь зазря!
– Ну, Ваня, как знаешь!
– Ты, бабка-колдунья, напрасно пугаешь! Хочешь лучку аль зубок чесночку?
– Фу ты, нечистый, смелый, речистый! Ишь, разговорился! От чесночного духа дохнет и муха! Ладно уж, только мне подсоби. Тяжко жить, Вань, без ноги. Соли замучили, подагра. Век милости не забуду.
– А сама в платок бурчит:
– Есть дураки среди люду.
– Всё ворчит да ворчит, беззубая, - говорит Шишок.
– Такая старушка грубая. Уж больно она на кого-то, Ваня, похожа, голос знакомый? Ей доверяться, однако, негоже!