Скажи смерти «Да»
Шрифт:
Я ответила, что предложение интересное, но мне надо собраться и буду я там не раньше чем через полтора часа, — давая тем самым понять, что последнее слово остается за мной. Он сказал, что тогда повезет пока пацанов по городу покататься — подразумевая, что я для него значу больше, потому и идут в ресторан, который нравится мне. И без меня они там сидеть не будут.
…И настроение улучшилось сразу, и я даже улыбалась, стоя под душем. Тому, что я для него действительно важнее всего остального и всех остальных. Не из-за меня ли он уехал из Москвы и решил окончательно завязать? Не из-за меня ли нью-йоркский бизнес забросил? Даже уверенность появилась в том, что, если бы я настаивала — без недостойных истерик, слез и криков типа “если уйдешь, не возвращайся”, — он бы, наверное, не полетел
Но не сказала ничего из этого — и не скажу. Хотя бы потому, что уважаю законы того мира, в котором он жил долгое время, который не отпустил его до конца и сейчас вот опять пришел за ним, и он уходит по первому зову. Дело чести — я понимаю.
Я всего год с тобой прожила, и хотя ты старался сделать все, чтобы я с криминальным миром сталкивалась как можно меньше и реже, — я все равно составила представление о том, какой он. Я ведь в первый же день нашего знакомства поняла, кто ты, и потому была жутко удивлена и обрадована, увидев тебя полгода спустя на нашей киностудии: солидного, в строгом костюме и цвета сливок пальто. Ты тогда дал мне в очередной раз визитку, из которой следовало, что ты возглавляешь советско-американскую фирму “Шоу Интернешнл”, а второго января, заехав за мной в институт, после моего вопроса показал разрешение на ношение оружия, и я решила, что ошиблась тогда, в первый раз. Но, когда десятого февраля появилась статья в газете, судя по которой ты причастен был к убийству деятеля шоу-бизнеса и, в свое время, еще в двух убийствах тебя обвиняли, все стало на свои места. Мне просто все равно было, кто ты — я тебя любила, мне с тобой было хорошо, как ни с кем. Ты был для меня не человеком даже, а полубогом. Так какая разница — бандит ты или нет?
Но проскальзывали кое-какие фразы в разговорах твоих телефонных, в беседах с приезжавшим к нам Корейцем и с другими пацанами — хотя они редко бывали. Ты предпочитал дела на работе решать и старался мое общение с твоими людьми свести до минимума. Но все равно ведь общалась, и до твоей смерти, и после. Вот и понять, что Кореец обязан сделать то, что делает, и прежде всего самому себе обязан, — это я могу.
Я по пути в ресторан подумала о том, не заподозрит ли чего Леший, увидев меня, — все-таки два года были знакомы. Первый год он постоянно был рядом с тобой, а второй — рядом со мной, позванивая, предлагая помощь в любых вопросах, заезжая изредка. Но затем решила что нет, хотя бы потому, что он знает, что Ольга Сергеева почти два года, как мертва. И даже если отыщет сходство, что, с учетом пластической операции, маловероятно, решит, что Кореец себе девицу специально подобрал немного похожую на жену бывшего своего друга. Но все равно чуть неуютно было, а потом неуютность переросла в заинтересованность: я в первый раз встречалась, после всей своей истории, с хорошо знавшим меня человеком, так что даже любопытно стало.
Приехала первая, запарковала “Мерседес”, пива заказала — и сидела, закурив тонкую сигарку, смакую ее, думая о том, что американцы, в принципе отвергающие все неамериканское, почему-то любят мексиканское пиво, хотя у них хватает своего: тот же “Миллер” есть, к примеру, тоже недешевый и вкусный. Может, это какая-то программа помощи Мексике, которой, кроме своей кухни, текилы и пива, импортировать больше нечего? Или завод, выпускающий “Корону”, стал частью американской пивной компании? Вот уж воистину — чудны дела твои, Господи.
Я их сразу заметила — не случайно ведь села лицом ко входу и спиной к стене. Ты так всегда садился и говорил, что давно так делаешь, потому что так делали самураи, которыми ты восхищался когда-то в молодости, когда занимался каратэ, и которых уважал до самой своей смерти. Их бесстрашие уважал, готовность к смерти и безразличие к ней, их кодекс чести, Бусидо. И рассказывал мне много, а я после твоей смерти прочитала всю библиотеку по Японии и самураям, которую ты собирал, — начиная от примитивных ксерокопий двадцатилетней давности и кончая современными книгами на английском. Я не пыталась тебе подражать — просто слушала тебя, интересовалась всем, что было интересно тебе, и с тех пор в ресторанах и в других заведениях стараюсь занимать именно такое место: чтобы никто не мог напасть сзади, чтобы сразу заметить опасность и встретить ее лицом к лицу.
Ты не поверишь, но я старалась так садиться, даже когда мы с Юджином куда-то ходили, — и ему это не нравилось, потому что у него от тебя та же привычка была, а может, этому бандитско-лагерная школа научила. Поначалу он мне уступал, но потом между нами какое-то время даже тихое соперничество было за самое выгодное место: кто первый его займет. Мы не кидались, конечно, сломя голову, отталкивая друг друга, — но каждый ловко манипулировал официантом или партнером, чтобы сесть там, где хочется, причем Кореец явно думал, что я делаю это случайно, подсознательно. Потом уже я ему уступала — и постепенно привыкла, что сижу не совсем так, как надо бы. Но если приходила куда-то одна — например, когда он в Нью-Йорке был, — то тут уж извините. Причем не то чтобы боялась, что кто-то сзади нападет, или ждала опасности со входа. В любом случае нечем мне было ее встречать, но ведь привычка — вторая натура.
Короче, заметила их сразу. Юджин первый вошел, на правах старожила, за ним два типа незнакомых, те самые высокопрофессиональные люди, которых хотели подключить к Яшиной охране, а потом уже и Леший. Точно такой же, как в тот день, когда я его увидела впервые, когда он вместе с тобой и Корейцем к нам на студию приехал, в декабре 92-го. Худой, ростом чуть пониже Корейца, с недельной щетиной, нагловатым, чуть высокомерным выражением на лице, и глаза у него все время норовят заглянуть в глаза другим — словно он жутко хочет узнать, кто осмелится посмотреть в ответ ему в глаза и выдержать его взгляд, а если такой человек найдется, Леший это сочтет за вызов, за личное оскорбление.
Почти три года прошло с того декабрьского дня, а он все такой же — при этом я прекрасно знаю, что с близкими он совсем другой, нормальный приветливый парень. И мне сколько помогал, и права, отобранные ГАИ, как-то раз вырвал у ментов, хотя я не просила: просто он позвонил как раз в тот момент, когда я домой приехала расстроенная тем, что менты попались поганые, и как раз по дороге с кладбища домой. Он сразу понял, что не так что-то, уточнил, что случилось, ну я и сказала в сердцах, что мусора поганые попались и пошли на принцип, отказываясь от денег, — и уже вечером Леший лично права привез, хотя мог бы все кому-то другому поручить. Все же не маленький тогда уже был человек А сейчас, наверное, вообще большой авторитет: после твоей смерти все дела твои и люди как бы автоматически под началом Корейца оказались, а после отъезда Корейца — Леший главным стал, ну а с Хохлом, тоже имевшим вес в твоем ближайшем окружении, разобрались за предательство.
Нет, не узнал — посмотрел с откровенным интересом, когда Кореец подошел к столику, за которым я сидела, кивнул, когда Юджин меня представил им и их мне, по именам разумеется, и я удивилась тому, что забыла имя-то его, а он Андрей, оказывается. Так привыкаешь к этим погонялам — вот говорю с тобой, и все “Кореец” да “Кореец”, и лишь изредка “Юджин”, и уж никак не приходит в голову его Геной назвать. И с Лешим та же история.
— Олли по-русски немного говорит, — как бы предупредил их Кореец, показывая, что о делах базарить особо не стоит. Не знаю уж, что он им сказал по пути — наверное, выложил привычную версию, что я американка, его любовница. — Она, между прочим, Вадькина однофамилица — только он Ланский, а она — Лански.
— Оля, значит, — уточнил Леший. — Чем занимаешься, Оля?
Ну и пошел ничего не значащий разговор о Голливуде, о том, что я принимала самое непосредственное участие в работе над фильмом — кассету с записью картины Кореец Лешему отослал, еще когда она на экраны здесь не вышла.
— Молодец, Оля. — Леший похвалил ни с того ни с сего. — Классный фильм сделали, помянули Вадюху, царство ему небесное. Друган у нас такой был, все мечтал фильмы у вас делать, Вадимом звали. Ну Вадим Ланский, который в титрах как автор сценария. Такой человек был…