Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Давай, я тебя подстригу? — предложил он физику.
— Стриги, — согласился тот. — На лысо!
Даниель доставил товарища в аэропорт и попросил охранника проследить, чтобы пассажир поднялся на нужный трап и не нырнул с него на асфальт.
— Он принимал наркотики? — насторожился охранник.
Юля не сразу узнала лысого, модно одетого и чрезвычайно мрачного человека в толпе прибывающих пассажиров. Оскар не улыбнулся при виде подруги. Кивнул и поплелся к стоянке машин, но сообщение по радио застало
— Кажется, тебя… — обратила внимание Юля. — Просят подойти туда, где получали багаж.
— Меня?
— Твой рейс назвали, твою фамилию… Наверно, ты сумку забыл?
Оскар удивился. Из багажа он имел при себе только кейс с неисправной аппаратурой, который сошел за ручную кладь. Прочее барахло пошло ко дну у берегов Сен-Тропе. Чтобы не спорить с подругой, он вернулся и подал паспорт охраннику.
— Мистер Шутов? — спросил охранник, сверяя фотографию кудрявого парня с лысым оригиналом. — Идите за мной.
В служебном помещении на чемодане сидел зареванный мальчик в несуразно огромной майке. При виде Оскара он заревел еще громче, указывая пальцем на дядю. Женщина в форме, приставленная к мальчику нянькой, негодовала.
— Я все понимаю… — ворчала женщина, — но чтобы забыть в самолете ребенка — это знаете ли сверх всякой меры! Это выше моего понимания! Не плачь, бэби. Папа вернулся. Или это не ваш ребенок? — строго спросила она.
— Мой, — ответил Оскар, и никто из присутствующих не поставил под сомнение сходство.
— Чемодан тоже ваш?
— Если он на нем сидит, значит мой, — сделал вывод нерадивый «папаша».
— Почему же он плачет, если вы его папа? — возмутилась женщина в форме.
— Потому что я его выпорю.
Юля не удивилась ни ребенку, ни чемодану. Она взяла мальчика за руку, отвела в фойе и терпеливо ждала, пока Оскар отвечал на вопросы полиции. После беседы ее товарищ стал выглядеть вдвое мрачнее, а чемодан оказался так тяжел, что Оскар с трудом поставил его в багажник.
— Кирпичами набит, что ли? — ругался он. — Куда ты отвез девиц, придурок? — обратился Оскар к малышу, когда семейство расселось в машине. — Я спрашиваю, куда дел девиц? Серенькую куда дел? И беленькую… ай? Разучился говорить по-русски?
Мальчик надулся и приготовился снова реветь, но Оскар демонстративно отвернулся к окну, а Юля покачала головой, но не стала задавать вопросы.
Дома обиженный мальчишка выпил шоколадного молока, съел «кейк» и отказался отвечать на вопросы. Того, что удалось узнать о нем за обедом, не хватило бы для короткой анкеты. Ребенок заявил, что в школу ходить не будет, ни за что не наденет чистую майку вместо сопливой, а зубы будет чистить не чаще одного раза в день и то при условии, что ему купят пасту с ароматом индийского миндаля. Ребенок объявил присутствующим, что его «никак не зовут», никого из находящихся здесь он никогда в жизни не собирается называть ни мамой, ни папой; а больше всего на свете он презирает тихий час в середине дня. Сказал и уснул на стуле, потому что в Европе настала ночь, и потому что малыш устал и сильно понервничал в аэропорту.
— Надо его во что-то переодеть. Посмотри, — Юля сняла с ребенка майку, больше похожую на широкое платье, — явно кто-то из взрослых одолжил ему шмотки. А это что? Боже, я думала, это шорты такие, а это натурально мужские трусы! Смотри! Малыш совсем голый…
Оскар отнес крошку в спальню и накрыл одеялом. Постояв над спящим, он вернулся на кухню и застал подругу в раздумьях. Юля приготовила товарищу грустную новость и собиралась утешать, но появление малыша перевернуло все планы.
— …Не знаю, что это значит! Не знаю, и знать не хочу! — бушевал Оскар. — Я не могу отправить его в форт, потому что не знаю, как это сделать. Сейчас ему лет шесть на вид, так?
— Откуда мне знать? — пожала плечами девушка и прикрыла дверь. — Тише! Проснется.
— Пусть слушает! Не захочет учиться, отдам в школу тенниса. Мирка говорила, здесь хорошая школа.
— Оскар, кто он такой? — недоумевала Юля. — Почему ты не расспросил о нем поподробнее?
— Эта мерзавка мне не сказала ни слова правды, но упрямо предлагала взять его вместо отпрыска Макса! Нам с тобой предлагала!
— Не смей, Оскар! Не смей при мне говорить о Мирославе в таком тоне!
— И ты туда же? И ты не веришь, что она меня предала?
— Не верю!
— И ты такая же дура!
— Сам дурак! — рассердилась Юля. — Если б Мира считала тебя врагом, ни за что бы не отдала тебе мальчика. Ведь она относится к нему, как к сыну. Никакая мать не отдаст ребенка человеку, которому не доверяет.
— Не знаю, Юлька! Не знаю, что может ее оправдать!
— Я знаю.
— Если только мальчишка не детеныш Копинского.
— Нет, не детеныш… Этот мальчик не имеет отношения к Максу.
— Значит, она меня предала.
— Нет!
— Только не призывай меня к христианскому всепрощению! Я не христианин! И не смогу ее простить никогда! Даже если пойму правоту ее сволочного поступка, все равно не прощу! Не прощу потому, что сам бы так никогда не сделал! Юля, я органически… на клеточном уровне не способен прощать предательство тех, кому доверял! Может, это мое проклятье, но это так! Если ты считаешь, что ее поступок нормален — значит, мне нечего делать в этом сучьем мире!
— Послушай!
— Нет, ты послушай! Поклянись мне сейчас: ни слова больше об этой женщине в моем присутствии! Никогда!
— Но Оскар… Мира ни в чем перед тобой не виновата!
— Я сказал!
— Ты сказал, а теперь послушай меня!
— Если я каждый день буду слушать твои «адвокатские речи», я никогда не выйду из стресса!
— Не выходи! Просто послушай.
— Она меня убила, понимаешь? Все, что во мне было хорошего, взяла и втоптала в грязь.
— Нет, — в сотый раз повторила Юля.
— Она могла предупредить, принимая решение. Она должна была предупредить, чтобы не делать из меня посмешище.