Сказки старого дома
Шрифт:
— Нет, спасибо, Льюис. Что у вас интересного?
— Знаете, ваша идея делиться частью прибыли с работниками оказалась очень удачной. Всё пошло как-то спокойнее и быстрее, а я при этом почти перестал вмешиваться в рутинную работу.
— У нас в стране это называется сопричастностью в труде, Льюис.
— Прекрасно называется! Но это не всё. Заказ из дворца поступил и исполнен. Я сам был поражен примеркой готового костюма. Такой милой и соблазнительной королевы нет ни в одной стране мира! Теперь я понимаю, что никакие возражения против мужской одежды для женщин не смогут остановить новую моду. Настолько это очаровательно и
Льюис выскочил за дверь и вернулся через минуту с двумя мешками.
— Вот ваша доля, синьор Серж. Четыреста двадцать декст. Налоги уже вычтены. Доходы растут и растут. Это радует, но есть и малоприятная сторона. Другие портные остаются без клиентов и закрывают свои мастерские. Люди теряют работу, а я не могу принять их всех. Тем более бывших владельцев мастерских и вспомогательный персонал. Тот, что есть у нас, и так справляется. В Верне не должно быть безработных. Так говорит королевская политика.
— Это очень скверно, Льюис. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет?
— Нужно отдать часть своей работы другим ради спокойствия в городе. А мы возьмем свое, как вы предлагали, синьор Серж, расширяясь в другие города, страны.
— Вам виднее, Льюис. Вы же местный житель, а не я. В чем препятствие?
— Нужно ваше согласие на передачу моделей другим мастерским.
— Только и всего? Оно у вас есть.
— Тогда я побегу обрадую собратьев по профессии. Столько лет рядом работаем.
— Они что, ждут?
— Нет, просто целыми днями сидят в кофейне за углом. Что же им еще остается делать?
— Тогда я с вами. Только вот еще что, Льюис. Мне хотелось бы обменять серебро на золото.
— Зайдем к моему банкиру на соседней улице. Он не возьмет процент за обмен.
Через десять минут, избавившись от мешков, я положил в карман сорок две новенькие, сверкающие золотые монеты с чеканным профилем Виолетты Вернской. Затем мы с Льюисом ввалились в кофейню на Рыночной улице. Банкротов можно узнать издали. Сидят в углу у окна группкой в шесть или семь человек с тоскливыми лицами. Льюис со свойственной ему энергией атаковал их с разгона.
— Друзья, синьор Серж любезно согласился с моим предложением передать вам часть нашей работы. Берите модели и открывайте свои мастерские.
Все встрепенулись, глаза ожили.
— Но на каких условиях, Льюис? — спросил самый старший. — Мы не сможем отдавать вам больше пятидесяти процентов.
Льюис посмотрел на меня. Я показал ему растопыренную пятерню. На что он согласно кивнул головой.
— Синьор Серж говорит, что достаточно пяти процентов, и я с ним согласен.
Мастера иглы и утюга просто опешили, а я вмешался в разговор.
— Будут дополнительные условия к этой цифре, — мастера насторожились. — В ваших мастерских цены на ткани и услуги не должны быть ниже, чем в мастерских Льюиса. И доля наших моделей в общем количестве ваших заказов не должна быть выше, чем у Льюиса. Вот и всё. По-моему, справедливо. Как вы сами-то думаете.
— А тут и думать нечего, — ответил за всех всё тот же дедок. — Это просто подарок. Вы с Льюисом наши спасители. Разрешите пожать вам руку, синьор Серж.
Я благосклонно разрешил и поспешил обратно в "Морского дракона". Взял бутылочку и, вернувшись в свою резиденцию, начал размышлять. Взять всё золото с собой
Дом, Дом, где ты, Дом…
Александр сидит у меня и рассказывает, чту ему удалось разнюхать сегодня по части приватизации и аренды. Становится тошно. Бардак он и есть бардак. Но преодолевать придется. Вываливаю свое богатство на стол.Достаю и ахмедовы динары, и александровы ауреусы [21] . Только сейчас дошло, почему Александр назвал монеты странными. Надписи на них — легенды на русском языке. Какими бы они ни оказались старыми при экспертизе, антикварными они быть не могут. И даже на фальшивки не тянут. В лучшем случае — ценные сувениры. Александр любуется монетным профилем Виолетты.
21
Ауреус – золотая монета времен Юлия Цезаря.
— Я возьму одну на память?
— Конечно, — и он нахально отправляет себе в карман целых три монеты.
— Ладно, — говорю я, — отправляюсь на валютный промысел. Про передачки не забывайте. Хлебца, колбаски там… Жди меня здесь.
Ауреусов всего два. Так что и других монет тоже беру по две и заворачиваю все в бумажку. В гастрономе бросаю бумажку на контрольные весы. Перевалило за сто грамм. Монеты большие. Повезло. В комиссионке оборотистый малый в наличии. С индифферентным [22] видом разглядываю товары. Потом взглядом проскальзываю малого как пустое место и, вдруг, словно осмыслив увиденное, возвращаю взгляд назад и изображаю усиленную работу мысли по узнаванию объекта. Он с напряжением ждет.
22
Индифферентный – безразличный ко всему.
— А ведь мы с вами уже встречались, — констатирую я факт, при этом улыбаясь как можно фальшивее.
— Встречались, встречались, — радостно подтверждает он, — и весьма плодотворно.
— Помню, помню. Английский костюмчик совсем не плох.
— Могу быть вам чем-то полезен и в этот раз?
— Да вроде нет. Вот хожу, надеюсь, что попадется что-то такое этакое, что и сам не знаю, но не попадается, не ложится на душу.
— Сочувствую. Заходите почаще — может быть, и попадется.
— Разве что.
Иду к двери, берусь за ручку и замираю, словно вспомнив что-то. Возвращаюсь к малому.
— Знаете что, вспомнил я сейчас одну вещь. Мне вы кажетесь, как бы это сказать, ну, человеком квалифицированным, и если у вас имеются некоторые специфические связи, то мы могли бы продолжить плодотворное сотрудничество.
— Был бы весьма рад и обязан. В какой области?
— В области эквивалентного обмена. Но не здесь же говорить. Вы могли бы отлучиться на полчасика? В доме напротив уютное и немноголюдное кафе с обстановкой, располагающей к плодотворной беседе.