Скиф-Эллин
Шрифт:
Гетайры в большинстве своем из луков стреляют, скажем так, недостаточно хорошо, чтобы быть добычливыми охотниками. Не барское это дело — охотиться с луком. В Македонии основным развлечением знати является псовая охота. Некоторые даже взяли с собой по несколько охотничьих собак и, собрав их в общую стаю, время от времени загоняют добычу и устраивают пирушки. Остальным приходится грабить крестьян, если поспеют за сослуживцами. Первые три дня я делил добытое между всадниками своего отряда, угощая бесплатно. Вопреки моим ожиданиям, относиться лучше ко мне не стали. Я уже не говорю о том, что никто ничем не поделился со мной, хотя могли бы. Они ведь считают себя эллинами. Какой-то варвар из Гипербореи просто обязан безвозмездно заботиться о них. Тогда перестал угощать. Отрезал из добычи ровно столько хорошего мяса, сколько надо нам со Скилуром на сутки, а остальное продавал маркитанту Стесимброту из Фасоса, который вместе с девятилетним сыном ехал вслед за армией на крытой повозке, запряженной двумя волами. Точнее, обменивал на муку, сыр, соленые оливки, масло, бобы… Отныне мои сослуживцы, желающие отведать свежего мясца, покупали его втридорога у Стесимброта. После чего стали относиться ко мне с большим уважением.
Едва мы вернулись к дубу и Скилур разжег костер, чтобы запечь свежее, порезанное на кусочки мясо на бронзовых шампурах, изготовленных для меня еще в Пеле, как появился Лизий. Он знает, что за интересную новость будет приглашен к столу. Но новость должна быть действительно интересной. Судя потому, с какой радостью Лизий смотрит на меня и на мясо, у него такая есть.
— Что нового? — помогаю ему начать разговор.
— К Александру прибыли послы от Тереса, сына царя Амадока, который правил центральной частью Одрисского царства и был низложен Филиппом. Этот выскочка требует признать его царем всего царства, тогда он приведет к покорности и трибаллов. Иначе грозит не пропустить нашу армию, дать нам бой. Это он напал вместе с трибаллами, когда мы возвращались из похода на скифов. Тогда был ранен царь Филипп и потеряна часть добычи, — рассказал Лизий. — Так что, пока то да сё, простоим здесь несколько дней.
Стоим мы возле поселения Ускудама — якобы столицы фракийского Одрисского царства, а на самом деле одной из провинций Македонии. Река, на берегу которой оно находится, навела меня на мысль, что в будущем здесь или где-то рядом построят город Адрианополь, который я посещал неоднократно в разные исторические периоды. Пока что это большая деревня, обнесенная земляным валом с частоколом из дубовых бревен и каменно-деревянными башнями на углах. Македонский ставленник Севт, сын Керсеблепта, последнего независимого правителя Одрисского царства, уже приезжал на поклон к Александру, подарил ему пяток жеребцов, довольно рослых и крепких. Фракийцы сейчас основные поставщики лошадей, в том числе и за счет перепродажи скифских.
Новость была интересная, поэтому я пригласил Лизия к костру:
— Присаживайся, отужинаешь с нами.
Старого вояку уговаривать не надо. Впрочем, любого грека не надо уговаривать, если светит халява. Скромность и стеснительность числятся у греков в недостатках.
Громко втянув широкими ноздрями, из которых торчали черные волосины, исходящий от запекаемого мяса аромат, Лизий воскликнул:
— Ах, как приятно пахнет! Я сейчас слюной захлебнусь!
Я полностью был согласен с ним. В шашлыках аромат нравился мне больше, чем само мясо, как бы хорошо ни было приготовлено.
Утром, позавтракав холодными шашлыками, оставшимися с вечера, я поехал в Ускудаму. Въезд в город был через тоннель в земляном валу, закрываемый воротами с обеих сторон. Над тоннелем что-то типа деревянной башни с навесом, где тусовалось с десяток лучников. По обе стороны тоннеля несли службу по десятку копейщиков с миндалевидными деревянными щитами, вымазанными, судя по всему, сажей. На меня стражники якобы не обращали внимание, несмотря на то, что вооружен. Да и что они могли мне сказать или сделать?! Стоящей неподалеку от города македонской армии потребуется всего несколько часов — ровно столько, сколько надо, чтобы наладить тараны и пять минут поработать ими — для захвата Ускудамы.
— Где живет шорник? — спросил я на греческом стражников, несших службу у внутренних ворот.
— Вот туда, а потом туда, — показал один из них рукой прямо, а потом налево.
Наверное, не знает, как лево-право на греческом, а может, и на родном языке тоже.
Улицы в Ускудаме грунтовые и кривые. Никакой канализации, но и сильной вони тоже нет. Точнее, пованивает только навозом. По улицам шастают черно-белые длинномордые свиньи, не обращая внимания на людей, за что частенько получают пинки под зад и не только. Дома внутри дворов, огороженных высокими деревянными заборами. Жилище шорника ничем не отличалось от остальных. Мне его показали мальчишки, играющие в пыли на этой улице, когда показал им жестами, что мну кожу.
Шорник работал во дворе под навесом, шил сумку на длинном ремне, с которыми здесь ходят пастухи. Судя по всему, с заказами у него не густо. Он поднял удлиненную, как у всех мужчин-фракийцев, голову и с интересом начал разглядывать меня. Как мне рассказали, мальчикам-фракийцам с детства перевязывают голову, чтобы череп стал выше, а кто длиннее, тот выглядит страшнее. В последнее время потерявшим пассионарность фракийцам эксперименты с черепом не помогали, никто их не боялся. Если бы не защита македонцев, Одрисское царство приказало бы долго жить. Те же иллирийцы смяли бы его. По-гречески шорник не понимал, поэтому я показал ему рисунок седла мелом на дощечке и жестами объяснил непонятное.
К моему удивлению, потому что предполагал более сложный разговор, шорник быстро понял меня. Он уже видел скифские седла, которые представляют собой две мягкие подушки, закрепленные параллельно позвоночнику коня. Добавление твердого ленчика из буковых дощечек, крыльев и ремней для стремян показалось ему излишним, но если заказчик хочет, почему бы и нет?! Переднюю луку я заказал высокую, а заднюю — низкую, чтобы удобно было поворачиваться в седле и отстреливаться из лука. Шорник обмерял моего коня и уточнил, что и из какой кожи должно быть сделано и чем набить подушку. Я предложил с внутренней стороны обшить ленчик овечьей кожей, а с внешней — мягкой телячьей. Подушку лучше было бы набить оленьей шерстью, которая не преет, но под рукой ее в таком количестве сейчас не было, поэтому предложил смешать ее с овечьей. Время поджимало, и я посоветовал шорнику нанять работников, чтобы сделал за два дня, максимум за три, и выдал ему авансом македонский золотой статер, пообещав еще один, когда седло будет готово. Судя по затуманившемуся взгляду фракийца, такая монета попадала в его руки впервые. Жестами шорник пообещал мне, что завтра к вечеру заказ будет выполнен.
Следующим я навестил местного кузнеца и заказал стремена и шпоры-звездочки. Кузнец был горбат и широкоплеч, из-за чего казался квадратным. Борода средней длины подпалена в нескольких местах, а мускулистые руки безволосы и в многочисленных темных пятнышках от заживших ожогов. Кузнецу хватило моих неумелых рисунков и отмерянных пальцами размеров, пообещал сделать к вечеру. Я сказал, что приеду утром и заплачу золотой статер.
7
На следующее утро во дворе шорника возились с разными деталями седла, кроме него самого, два сына, четырнадцати и девятнадцати лет. Отдельные детали седла были примерены к лошадиной спине, внесены поправки, после чего мастера продолжили работу.
Я заехал к кузнецу, забрал стремена и шпоры. Поскольку мастеру интересно было узнать, как они будут использованы, я прикрепил шпоры к своим полусапожкам с каблуками, изготовленным в прошлую эпоху, и объяснил принцип действия этих железяк. О предназначении стремян объяснил жестами. У кузнеца, его подручного и шести зевак на лбу появилась бегущая строка «Дурит барин!». Я не стал разубеждать их.