Скиф
Шрифт:
– «Американо».
– Все? Варя, что с тобой?
– Ничего, ― пожала плечами, поерзав. А в глазах смущение, словно за непотребным застукали, и явно встревожена – пальцами пепельницу крутит. Он сам так делает, когда беспокоится или нервничает.
Притянул девушку к себе за талию – притихла, покосилась на него чуть испуганно.
– Ты чего?
– Ничего, ― хмыкнул и кивнул официанту, сделал заказ, как только тот подошел.
Варя ему рукой в ногу уперлась: и отодвинуться не спеша и вроде не очень рада его объятьям. Максим ее за руку
– Рассказывай.
– Что?
– Что с тобой.
– Ничего.
– Слышал – не верю. У меня глаза есть, Варя.
– Просто мысли, ― призналась.
От «просто мыслей» не мрачнеют, не меняются за минуту, ― подумал, и ясно стало, что видно, что-то нехорошее ей вспомнилось.
– Поделишься?
– Не стоит, ― за сигаретами опять потянулась – отобрал.
– Я вроде Варю обнимаю, а ощущение, что Влада.
– А кто просит? ― отодвинулась резко.
Даже так? ― глянул холодно.
– Может, еще поругаемся? Повод хороший – с ничего и вдруг.
Подкалывает, ― поняла, покрутила пепельницу.
– Я о друге подумала. Его, как раз Влад звали.
– Звали? ― качнулся к ней весь во внимании. Это и утихомирило раздражение.
– Он умер. Давно. Повесился, ― отвернулась. ― Бунтарь был. Но удивительный человек.
– Это его паспорт у тебя?
Варя уставилась растерянно: откуда знаешь?
– Ты там не очень на себя похожа, ― глаз прищурил.
– У меня отец – Скифарин.
– По странному совпадению?
В точку, ― притихла.
– Это он тебе образ парня навеял?
Девушка нахмурилась – у тебя фамилия Ванга, что ли?
– Тебе-то что?
– Ничего. Кроме одного – ты девушка.
– К сожалению, ― отрезала.
О, как! ― почувствовал раздражение. О Владе он понятия не имел и его явление, да еще в почившем виде, Максима не устраивало. Закурил, чувствуя, как внутри злость бурлить начинает.
– Первая любовь?
– Влад? ― удивилась искренне. ― Друг. Настоящий.
Что-то у меня друзей среди женщин нет, ― подвигал челюстью, тараня взглядом барную стойку слева от себя.
Варя притихла, настороженная его странным видом. В миг какой-то замкнутый и мрачный стал, а с чего?
Явление официанта спасло – за салат принялась.
А Максу кушать расхотелось. Поглядывал на Варю и смирял бушующую внутри бурю.
Молодая, красивая девочка, ее одень в нормальное женское, стянув эти штаны унисекс и мужскую водолазку – и мужики ламбаду танцевать вокруг будут. Разве слепой обойдет, внимания не обратит. Понятно, ей с ровесниками интереснее, они ей нравятся, а какой шанс у тебя, Смелков? Ты почти вдвое старше ее и чем возьмешь, если купить невозможно? Это-то еще в больнице ясно стало. Хотя – согласилась же ехать в отель на Новый год и ай-фон взяла…
Не обольщайся – согласилась, чтоб подругу выгулять, взяла, чтобы отработать потом аэрографией. Да и «взяла» – громко сказано. Сам потом привез, через отца передал. В больнице ведь оставила.
Мать! ― подкурил еще одну сигарету, руку под столом в кулак сжал – тошно, что-то.
Смотрел на нее и, сердце сжималось от мысли, что может ее потерять. Появиться, какой-нибудь ушлый шустряк пионерского возраста, и уведет.
– Мы обедать приехали или курить? ― покосилась на него.
– Кушать, ― затушил сигарету. ― Вкусно?
– Очень, ― отодвинула опустевшую тарелку и разглядывает его, силясь понять, что происходит.
– Ты обиделся?
Молчит. Жевать «цезарь» начал.
– Максим?
– Нет, ― неохотно выдал и опять кушает, перед собой смотрит. А в голове одни вопросы, что он бы задал Варе да понимал – не нужно, глупо. Не готова она на них ответить, как бы он хотел.
– Я тебе нравлюсь? ― уставился чуть исподлобья. Девушка притихла, разглядывая его – чудной.
– Аа… странный вопрос, ― плечами повела.
– Чем?
С минуту на него, как на идиота смотрела:
– Обычно такие вопросы девушек мучают.
– Большой опыт?
– Ну – у…
– Так ответ будет?
– Мы же целовались, ― сказала тихо и румянец на щеках выступил. Отвернулась поспешно.
Макс моргнул. Смотрел на нее переваривая услышанное и у тарелку уткнулся взглядом, и вдруг улыбнулся: ну ты и кретин, Смелков. Как же ты простого не понял? Привык к Сусаннам? А тем без разницы не то, что с кем целоваться – с кем трахаться – лишь бы платили да была надежда, что замуж возьмут.
Хлебнул кофе и опять на Варю воззрился, улыбнулся ей тепло: девочка моя. И вся хмарь с сердца сбежала и мысли дурные канули. Только страх остался, сжался комком и на душу лег. Варя не предаст, таскаться не станет – это точно. Но не факт, что не полюбит кого прежде чем его, и тогда уйдет, не станет игру в две руки затевать.
– Ты странный, ― повела плечами.
– Ординарный. А вот ты – ни на кого не похожа.
Варя губы поджала и за кусок торта принялась, обдумывая: подколол или комплимент отвесил?
– Не надо только по ушам ездить, ― поморщилась.
– Я искренне.
– Угу.
– Ты потому слышать комплименты не хочешь, что в себя не веришь или мне?
Варя с минуту молчала, разглядывая торт, как кусок пластилина и отодвинула решительно.
– Зашибись пообедали, ― процедила зло. ― Сначала в душу лез, потом надулся ни с того, ни с чего, теперь опять в душу полез. Отвали, понял?! ― процедила зло в лицо.
Максим оглядел ее и притянул к себе, накрыл губы, чуть испачканные шоколадом. Варя ему в грудь кулачками уперлась, отпихнуть попыталась. Зажал крепко и в рот языком проник – притихла, кулачки разжала. Раздражение в никуда кануло, зато внизу живота запульсировало и теплом растекаться начало. И она шевельнуться боялась слушая это странное, чувство, непонятное, необычное, очень схожее с тем что в свое время часто посещало ее во сне. Но там оно было долгим и размытым, а здесь ярким.