Скиф
Шрифт:
– Наглый, ― хмыкнула.
Чего? ― глянул хвостом вильнув.
– Скучно, да, никто с тобой не занимается? ― огладила и уткнулась в книгу. ― Давай я тебе почитаю. Ты как к научно – популярной литературе? Положительно?
«Немец» вздохнул.
– Не очень, да? Давай другую поищем.
Прошла к стеллажу с книгами: стихи, кулинария…
– Кстати, а вот ужин был бы кстати, ― протянула. Темно уже – где Максим бродит? Неуютно одной в чужом доме.
Собака рядом села, смотрит внимательно.
– Не переживай, найдем чем заняться, ― заверила. Вытянула книгу и прошла на кухню, свет включила.
Макс не планировал настолько задержаться, но получилось, как получилось. Спешил уже, надеясь, что с Варей все нормально и она не сбежала в его отсутствие. А может, еще спит?
Осторожно прикрыл входную дверь, стянул ботинки и прислушался – с кухни доносился голос.
Мужчина прошел и встал в дверях – идиллия.
Варя сидела на диванчике, обняв ноги и, цитировала Максу Стива Харви. Пес сидел у ее ног и преданно смотрел, периодически облизываясь и вздыхая. Почуяв хозяина, он лишь покосился на него и хвостом вильнул, а девушка даже не заметила явление Смелкова.
– «В жизни любого мужчины наступает момент, когда нужно прекратить валять дурака – начать планировать жизнь и перестать заигрывать с женщинами, сколько бы их не было вокруг». Да вот щаз! Бредит этот Харви, ― проворчала, вчитываясь. ― А вот это ближе к истине: «Зато иметь связь с несколькими
И заметила, что овчарка смотрит в сторону. Перевела взгляд и смутилась. В дверях стоял Максим и смотрел на нее не скрывая смеха в глазах. Не разделся – в своем черном пальто, в руках объемный пакет.
– Привет. Споришь с американским психологом?
Варя неопределенно повела плечами, поспешила убрать книгу, краснея, как школьница.
– Извини, я тут похозяйничала.
– Ничего страшного, ― улыбнулся, оглаживая пса. Подал ей пакет. ― Это тебе. Я пока Макса выгуляю, разбери. Приду, с ужином сообразим.
И повел овчарку в коридор.
Варя настороженно проводила его взглядом, дождалась хлопка дверей и бегом в зал, чтобы узнать, что же такое в пакете. Неудобно было нос совать при Максиме.
Раскрыла и вытащила первую коробку. Розовое кружевное белье ввело ее в ступор. Шикарные трусики шортиками, лифчик без лямок. Во второй коробке оказалось тоже белье, но уже белое – воздушные кружева вызвали и восхищение и недоумение. И неудобно – чего это он вдруг такое дарит?
Сердце бешено забилось – что неясного? Что за глупые вопросы – зачем?
И притихла, оглаживая вышивку, мысли разбежались.
Макс поглядывал на своего четвероного друга, ожидая, когда он набегается, а сам всеми мыслями был в квартире рядом с Варей.
Сомнения одолевали – не слишком он коней погнал? Не поспешил с подарками? Не вспугнет ли ее ими?
И свистнул овчарке, загоняя домой.Варя осторожно вытянула из пакета юбочку и свитерок, колготки в тон. Положила их перед собой и уставилась – а мыслей нет, только как-то непонятно внутри – то ли тревога, то ли радость, то ли страх, то ли предвкушение будоражит.
Все по размеру, все по ней – но как он определил? Кофта – ладно, а белье? ― несмело приложила белый лифон к груди – точно ее размер.
И лихорадочно начала все запихивать обратно, услышав, как дверь открылась.
Максим заглянул, и она застыла с лифчиком в руке, словно ее на месте преступления застали.
– Не понравилось?
– Аа?… Да… Нет, очень, ― смутилась вконец, сообразив что в руке держит ― за спину убрала.
Мужчина спрятал улыбку и вернулся в коридор, разделся.
Варя кинула кружевную штучку в пакет и заметалась взглядом, соображая, куда его деть. И просто бухнула на пол, запахнула халат на груди сильнее, приказывая себе очнуться и перестать думать о всяком… разном… ненужном! Да, ей это все не нужно. Наверное…
Макс осторожно обнял ее со спины. И склонившись, прижался губами к шее – дрогнула.
Мужчина нежно целовал, оглаживая по рукам, а сам смотрел в ворот халата, на грудь, что была видна во всей красе.
Варя сначала пыталась отодвинуться, но как-то само желание пропало и глаза закрылись, дурманом сладким от тепла и поцелуев повело, накрыло.
Макс огладил ей шею до подбородка и, склонившись ниже, накрыл губы. Проник в рот, одной ладонью шею лаская, второй в ворот скользнул, к манящей груди. Накрыл и, дыханье сбилось, в жар кинуло – не кожа – атлас, лепестки роз, не грудка – холм нирваны – ровно по ладони – нежная, упругая, высокая.
Варя вздрогнула, замычала робко ему в рот, руку придержала. Убрал нехотя, отодвинулся, с трудом вздох подавив. В висках как тамбурины стучали и, волнами в голову от паха накатывало желание, смывая разум.
Макс ушел на кухню, обтер лицо водой, немного приходя в себя и, залез в холодильник. Вроде как поужинать надо. А самого колотит от желания – смотрит на продукты, а ничего не видит. Волосами тряхнул и пиццу из морозильника достал. Кинул на стол и взял сигарету. Открыл форточку и закурил, подставляя морозному ветру лицо.
Самое паршивое, что она его оттолкнула. Поспешил?
Себе-то не лги – не мил ты ей, ― склонил голову и горько усмехнулся: как пацан, право, зубы сводит.
Не опускает желание и все тут, клубиться в голове, сгустком раздражающим пульсирует в паху.
Макс поморщился и вытащил телефон из кармана брюк, набрал номер доставки и заказал ужин в ресторане – не до пиццы ему, вообще не до чего.Варя стянула ворот халатика на шее и сидела склонившись к ногам еще под впечатлением приятного и пугающего, вернее приятного до испуга. Она понятия не имела, что можно испытать наслаждение от происходящего и это было странно, необъяснимо. Она была уверена в обратном, полученный в пошлом опыт диктовал свои правила и лишал ее иллюзий, даже мыслей о возможной близости. Она страшила ее, вызывала панику и брезгливость.
Но приходилось признать, что это было, а сейчас случилось обратное.
Ласки Максима были приятны и мысль о сексе с ним не вызывала отвращения, наоборот влекла, становилась навязчивой. И было тоскливо от того, что он ушел. Еще хуже оттого, что дура такая опять на те же грабли наступить готова. Ведь ясно, что ему одно надо.
Только злости за это нет и ощущение, что бродит с открытыми глазами меж двух сосен.
Надо было еще вчера уйти, не слушать его… а себя?
Варя встала и прошла в кухню, замерла у косяка дверей:
– Максим, мне лучше уйти.
Не повернулся – стоял спиной, курил. И не видела, как криво усмехнулся: ну, конечно, только бегать и умеешь, ― подумал раздраженно, и нахмурился – на нее-то что срываться? Сам дурак – сдержаться не мог.
– Не выдумывай, ― бросил глухо.
– Это глупо.
Макс развернулся к ней, опалил странным взглядом и выставил пальцы с сигареткой, усмехнувшись:
– А вот тут – права.
Затушил окурок и подошел к ней, руки в карманы сунул, чтобы сдержаться и не обнять:
– Так и будешь всю жизнь бегать? От меня, от себя, от действительности?
Не твое дело, ― уставилась исподлобья. Макс понял свое – «пошел ты», и хмыкнул – ну, ясно. Отвернулся – тоска.
– Я развлекать не умею, тут права. Скучный для тебя. Извини. Ну, какой есть, ― плечами пожал и уставился на нее. ― Придется потерпеть. Пока не выздоровеешь.
– Зачем терпеть? Я уеду домой.
– Будешь отца доставать?
Варя отодвинулась бледнея: верно. От нее только неприятности. Всех достала. Только ведь и себя тоже.
Я не виновата, что живу! ― зубы стиснула, сдерживая слезы, а они в глазах застыли, пугая Максима.
– Варя…
Отступила, как будто в душу ей плюнул. И рванула в дальнюю комнату, закрыла дверь и стулом подперла. Рот ладонью прикрыла и зубами кожу прикусила, чтобы не заорать. Взгляд по стенам, мебели прошелся и в окно – был бы этаж девятый…
– Варя! ― толкнул дверь Максим и замер, сообразив, что закрылась. Провел в тревоге по волосам пятерней: идиоооот!
– Варя, послушай меня… Варя! ― грохнул по двери. ― Открой, иначе выломаю, ― процедил.
Девушка осела в углу меж креслом и торшером и смотрела в одну точку. Варе стало все равно на все, а слезы лились сами – тошно просто.
Макс прислушался – тихо, и по сердцу эта тишина – ознобом. Толкнул дверь со всей силы и влетел – кресло в сторону отъехало. Варю увидел живой, осел на подлокотник, лицо оттер от выступившей испарины – перепугала.
Смотрел на нее – жалкую, в слезах, сжавшуюся как воробей на морозе и боялся подойти. И брякнул:
– Выходи за меня.
Варя слезы оттерла, всхлипнув, и вдруг дошло – уставилась на него:
– Дурак, что ли? ― выпалила первое, что в ум пришло.
Дурак, ― смотрел на нее не отрываясь – полный и конченный дурак. Потому что смотрю на тебя и крышу сносит. Потому что хочу, чтобы ты всегда была рядом. Потому что хочу видеть тебя постоянно, и просто хочу.
Варя поднялась по стеночке, таращась на него: точно ненормальный.
– Иди сюда, ― то ли попросил, то ли приказал, а глаза темные и от его взгляда внутри как струна натянулась.
– Заазачем?
– Иди, ― руку протянул.
Девушка понимала – шагни и пропасть. А не шагнет – тоже – бездна.
Так лучше в пропасть, но с ним.
Подошла – за руку перехватил, подтянул к себе. Оглядел припухшие губы, и прижался своими губами к не высохшим слезинкам на щеках – соленые.
И прижал крепко, впился в губы, языком в рот проник, сметая сопротивление – замычала, дернулась, по плечам кулаками прошлась, но как-то вяло. И притихла. Как лиана в руках выгнулась, задыхаясь от жаркого поцелуя, то ли стремясь прочь, то ли сильнее прижимаясь.
Максим за поясок потянул – к чертям. Ладонь на талию легла, обжигая кожу, обжигаясь. Прошла по спине и Варя впилась пальцам ему в плечи, то ли требуя остановиться, то ли продолжать.
Макс целуя прижал ее одной рукой, второй вверх по животу, задыхаясь от сладости и желания – к груди, накрыл холмик, и дрогнул от Вариного трепета – замычала ему в рот, выгнулась. Мужчина по шее губами прошелся, стягивая халатик, за талию крепко, но нежно придерживал. Закрутилась, а не отталкивает. И понял – хватит.
На руки подхватил и унес на постель.
– Максим…
– Тс, ― палец ей к губам приложил, склоняясь. ― Не бойся.
И рубашку расстегивает глаз с нее не спуская – зрачки огромные, черные и огонь в них, безумие. Варя вздрагивала, наблюдая за ним, онемела от волнения, страха, что и горло перехватил и жгутом в животе свернулся.
Макс рубашку откинул, а брюки не снял. Рядом лег и притянул девушку к себе:
– Не бойся. Ничего не будет, Варенька, ничего из того, что ты не захочешь. Расслабься, ― накрыл ее губы.
И дрогнул, тяжело задышал, прижав ее грудкой к своей груди – как душу обожгло, не то что – тело. Ладная, сладкая.
Варю потряхивало от страха и волнения – уперлась ему в предплечье ладонью – навалился, но не придавил. Руку убрал, придержал за запястье и в шею губами впился, прошел к плечам, убирая халатик. Ниже склонился, руки придерживая, губами от шеи вниз, к груди и накрыл сосок. Девушку как током дернуло – выгнулась, вскрикнув, руками, ногами дрыгнула. Макс ей рот поцелуем опять накрыл – огладил от плеча до талии, обхватил, млея от нежности ее кожи, изгиба талии, и халат ниже с рук убрал.
Запуталась в рукавах и биться перестала, в рот уже не вскрикивала – застонала. Притихла в его руках, соски напряглись и терлись о его грудь. Макс сам застонал, чувствуя, что не сдержится. Замер на пару минут, упорно вспоминая логарифмы и, тяжело вздохнул – пелена сошла, тяжестью на пах легла. И только сейчас понял, что творит – да поздно уже. Смотрел в черные зрачки Вари, и знал одно – если не исправит – конец и их с ней отношениям, и ее окончательно дотопчет.
Стянул с нее халатик и, обняв одной рукой, чуть прижимая к себе, взял за ладонь, стал осторожно пальчики целовать, чуть дыша от ее жаркого дыхания ему в шею.
Варя поняла, что насилия не будет, и совсем потерялась от противоречивых чувств. Паника отступила и лишь эхом еще бродила в голове, мутя разум, а на смену ей как цунами надвигалось иное – жаркое и сладкое, неведомое, но желанное. Она не могла понять себя, да и потерялась слушая лишь его. Он не владел – нежил вызывая сонм блаженных чувств. Гладил и гладил, как любовался, и она поплыла, как бывает меж сном и явью.
Макс накрыл ей губы, проникая в рот языком и осторожно оглаживал грудку, потирая сосочек. Варя впилась пальцами ему в руку, но забыла что хотела – от ласки внизу живота стало разливаться пульсирующая нега. Девушка будто таяла и задыхалась, застонала невольно, подаваясь властным, но бережным рукам. Ладонь Макса скользнула по животу, оглаживая, потирая, обогнула, словно обогревала, изгиб талии и бедер, накрыла грудь, чуть сжимая пальцами сосок. Варю выгнуло, задрожала, изгибаясь. Макс огладил, уходя вниз, к ягодицам под трусики.
И сам еле сдержал стон от их упругости. Налитые, гладкие, ровные – припал к ушку девушки оглаживая ягодички и млел от блаженства, слушая как она гнется под его ладонями, как тепло ее кожи соприкасается с его, как задыхается, словно вот вот взорвется от оргазма.
Макс стянул ладонью трусики с бедра, прошелся к животику, слушая тихие полувсхлипы-полустоны. Заглянул в лицо Варе – глаза закрыты, зато рот приоткрыт и губы словно просят – влажные, припухшие. И так хорошо на душе от нее, от того что она испытывает, что кричать хочется. И ощущение, что никогда до нее с женщиной не был. Что она одна у него была и есть, и все что было – детство, баловство.
– Девочка моя, ― прошептал не в силах от нее оторваться. Пальцами лицо огладил, губы и припал к ним, жадно целуя, слушая как застонала, чувствуя как выгнулась к нему стремясь. Ладонь к животику ушла, второй рукой крепче ее через спину обнял, прижал грудкой к своей груди – горячая, и томно от ее невольных вздрагиваний, так томно, что весь мир исчез, все мысли из головы прочь. И видит, знает – не играет.
Накрыл ладонью лобок, и дрогнул зажмурившись – гладкая она там. Притих опять гребанные логарифмы в голове изыскивая и пульсация отступила, стала глуше, только в висках все в барабаны жарко бьют. Осторожно трусики убирая, огладил гладкий лобок, стянул с ног, оглаживая от паха до колен медленно, нежно, уже не сгорая – тая от желания.Замычала в рот, пальцами в руки впилась, придерживая, но вяло, слишком вяло, видно саму себя не понимая.
– Все хорошо, Варенька, все хорошо, ― зашептал ей на ухо себя уже не помня. Она как струна в его руках, чувственная и чувствительная, податливая и нежная. Гнется, задыхаясь, и нет страха – только страсть лицо искажает, губы раскрывает, заставляя стремиться к нему.
Целовал не спеша. Понял одно – горячая девочка, только неопытная. И это шанс ему – приручит страстью, приручить удовольствием, получить через блаженство, еще невиданное ею. Но с ним, только с ним она войдет во врата неги и узнает о сладкой стороне любви, именно любви, а не секса. Вернее, не просто секса.
То, что происходило – потрясало и его. Он чувствовал, как Варя растворяется в его ласках и сам растворялся в ней.
Он вновь и вновь ласкал ей грудь, нежил каждый изгиб тела руками и губами, и девушка забылась – уже обнимала его, стонала, выгибаясь, как требуя, и явно не замечала того.
Макс огладил ей животик и осторожно проник меж ног. Накрыл промежность, пальцами лаская шелк жарких губ и жмурился. Перед глазами плыло в полумраке белое гибкое ладное тело, и мужчина дурел от его откликов. Накрыл губами сосок, потягивая – Варю выгнуло, лицо исказилось. Руками уперлась ему в плечи отталкивая и вдруг забылась, глаза широко распахнула, задохнувшись от проникновения в лоно – Макс, оглаживая клитор, ей в внутрь пальцами проник. Чуть придавил к постели ладонью на лобок, и губы накрыл поцелуем.
Варя вскрикнула. Пальцы сжало и девушка волной подкинула мужчину, впилась пальцами ему в грудь. Макс приостановился, глядя на нее, впитывая и этот пространный взгляд и жаркое лицо и припухшие влажные губы, и токи что содрогали ее тело, пульсировали ему в пальцы.
Чуть коснулся губами ее лица, влажного от наслаждения, огладил волосы, и прижал крепче к своему плечу, целуя в висок, ушко, оглаживая вздрагивающие плечики.
Она прерывисто дышала и таращилась ему в грудь, слушая растекшееся по телу блаженство, что билось изнутри, сладко сжимая живот, перехватывая горло. Обняла невольно мужчину и пыталась понять – что это, что это было?