Скифская чаша
Шрифт:
— Тогда давайте подводить итоги. — Дробаха поднялся и сделал несколько шагов — кабинет у него небольшой, что называется, негде повернуться, сразу же возвратился на место и сказал: — Сегодня или завтра утром я возьму постановление на арест Галинского и Терещенко. Не все мы еще, конечно, знаем, однако оснований для ареста достаточно. У Галинского: спекуляция алюминиевым листом, его узнали по фотографиям Корж и Дуфанец. Далее: перекрасил вишневую «Волгу», это, правда, ни о чем не говорит, но — косвенное доказательство. Показания Инессы, или Сони Сподаренко, о встрече Галинского с Манжулой. Манжула спекулирует алюминиевым листом в Прикарпатье, потом с теми же соучастниками алюминий продает Галинский. Итак, одна преступная шайка. Что-то не поделили между собой или испугались того, что Манжулу задерживала милиция: решили убрать его.
— Это еще надо доказать, — вставил Хаблак, — у нас ведь только побочные доказательства и догадки.
— Да, согласен с вами. Но не забывайте про след каблука на обрыве, с которого упал Манжула.
— Может совпасть, — оживился Хаблак. — Если, конечно, Терещенко или Галинский не выбросили эту обувь и мы найдем ее во время обыска. Еще есть у нас окурок сигареты «Кент».
— Тяжелая артиллерия, которую сможем ввести в бой после задержания преступников.
— Вам виднее, Иван Яковлевич: прямой наводкой или как там? — Хаблак знал, что в войну Дробаха командовал батареей.
Взгляд Дробахи затуманился — может, и вспомнил, как били по танкам его орудия. Обхватил подбородок пухлыми пальцами, посмотрел на Хаблака и сказал:
— Лучше прямой наводкой. — Спросил совсем другим, деловым тоном: — Как Бублик? Не встревожился?
— Бегает по городу. Распространяет билеты, ничего подозрительного.
— Президент... — вздохнул Дробаха. — Вы говорили: есть какой-то Президент. Не могу поверить, что Бублик — в этой шайке главный.
— И мне не верится. Главный никогда бы не участвовал собственной персоной в устранении Манжулы.
— На Президента, в общем, на их главного шефа, можно выйти через директора завода, — сказал Коренчук. — Или через деятелей из главка. Моя версия: Бублик — простой исполнитель. Не поедет шеф в горы продавать алюминий. Его забота — организовывать дело.
— И Бублик безусловно знает его! — глаза у Хаблака за блестели. — На допросах мы его прижмем...
— Может и расколоться, — подтвердил Дробаха.
Коренчук возразил:
— Но ведь может и ничего не сказать. Должен понимать: чем больше масштабы дела, тем хуже ему.
— Гадаем на кофейной гуще, — пробурчал Хаблак. — Я согласен: Бублика и Терещенко надо брать. И припереть к стене. Доказательства есть, начнут валить друг на друга — я их привычки знаю, — глядишь, и распутаем весь клубок.
— Мне бы ваш оптимизм... — сыронизировал Дробаха. — Но все же договорились: арестовываем Галинского и Терещенко. На следующий день после задержания киевской гоп-компании возьмем директора завода и главного бухгалтера. А остальные пусть покрутятся. Испугаются, может, и глупостей наделают.
— Нам это только на руку.
— Да, — высказал свое предположение Коренчук, — в главке, конечно, сразу станет известно об аресте директора завода. Но что могут предпринять? Факты не припрячешь. Каждую так называемую исходящую бумагу утверждают, подписывают, и никуда от этого не денешься. Алюминий заводу выделяли конкретные люди, и просто так, даром это не делается.
— Получение взятки надо доказать, — возразил Дробаха, — а это всегда очень трудно.
— Согласен. Однако бывают ситуации, когда не признать очевидное никак нельзя.
— Подождите, — вдруг воскликнул Хаблак, — я вспомнил одну вещь. Манжула жил в «люксе» гостиницы «Киев». И броню на этот номер выдало министерство...
— Это идея, — поддержал Хаблака Дробаха, — жаль только, что раньше в голову не пришла. Можно докопаться, кто именно заказывал Манжуле гостиницу.
— И этим значительно облегчить жизнь Коренчуку. Появится отправная точка.
Лейтенант сокрушенно вздохнул.
— Это вам только кажется. Ничто не может облегчить нам жизнь. Все равно придется изучать целый воз бумаг.
— Позвонить вашему начальнику? — предложил Дробаха.
— Ну что вы! Он человек смекалистый, я докладывал ему, и уже создана оперативная группа, которая сегодня же начнет работу в главке.
— Мне в министерство? — спросил Хаблак.
— Нет, — возразил Дробаха, — сейчас главное — карьер. А насчет брони узнает Николай Иосифович. Ему на месте и будет виднее.
Гостиницами, билетами на поезда и самолеты, прочими мелочами такого рода занималась в министерстве Фаина Наумовна, женщина, как определил Коренчук, деловая и весьма избалованная всеобщим вниманием, привыкшая к заискиванию.
— Вам что? — спросила, даже не поинтересовавшись, кто Коренчук и откуда. Видно, судит о людях по внешнему виду и сортирует просителей по ей лишь известным приметам. — Мест в гостиницах нет.
— Я совсем по другому вопросу...
— Билеты надо заказывать заранее. Я вас не припоминаю...
— Мне хочется, чтобы вы...
— Тут все чего-то хотят, — сердито прервала его Фаина Наумовна. — Только и делают, что хотят, а я одна.
— Да, одна, — подтвердил Коренчук, — и это меня устраивает.
По всей вероятности, Фаина Наумовна такого еще не слыхала, и ее поразило нахальство Коренчука.
— Неужели? — воскликнула. — Говорите, устраивает? — Вдруг прищурилась, и Коренчук прочел в ее глазах откровенное ехидство: — И что же вам нужно от меня? Броню или билет?