Скифская чаша
Шрифт:
— Моя, — ответил кисло.
— Прекрасная машина. Давно перекрасили?
Бублик притворился удивленным:
— Я?!
— Анчевская сказала, что раньше ваша «Волга» была вишневой.
— Конечно, — глаза у Бублика забегали, попытался выкрутиться, правда, не весьма удачно: — Но ведь перекрашивал не я, а мастер. Есть у нас маляр в гараже, делает как новую, а я свою «Волгу» поцарапал, вот и решил перекрасить. Белый цвет — чудо.
Хаблак хотел уточнить, почему же тогда прежде перекрасил белую машину в вишневую, однако это могло насторожить Галинского,
— Где вы находились с пятого по седьмое июня?
Поинтересовался вроде бы не по делу, как-то между прочим, но наблюдал за Бубликом внимательно: ведь именно шестого июня был обнаружен труп Манжулы на черноморском берегу.
— Для чего это вам? — недоумевал Бублик.
— Мы, гражданин Галинский, расследуем одно дело, и ваши показания тут могут пригодиться.
— Об этой спекуляции? — метнул на него взгляд Бублик. Хаблак, не отвечая, барабанил пальцами по бумагам на столе. — Но ведь я не имею к ней никакого отношения.
— Я прошу вас ответить.
Бублик пошевелил губами, словно что-то подсчитывал.
— Ага, вспомнил, — заявил, обрадовавшись, что это ему удалось, — я растянул ногу и пришлось лежать у себя в квартире.
— И никуда не выезжали из Киева?
— Как мог?
— Итак, пребывали дома?
Этот вопрос явно не понравился Бублику, но подтвердил:
— Да.
— А машина? Где в эти дни была ваша «Волга»?
— Летом я оставляю ее на стоянке возле дома.
— Там и стояла?
— Конечно.
— Никому не давали доверенность на право вождения?
Бублик помрачнел, глаза у него сузились.
— При чем тут моя машина? — взорвался. — Чего прицепились ко мне? Продержали целые сутки в милиции, а у меня неотложные дела!
— Ну хорошо, — согласился Хаблак, — на время оставим машину. Теперь скажите мне, Степан Викентьевич, откуда вы знаете Терещенко?
Бублик энергично помотал головой.
— Какого такого Терещенко? Не знаю и знать не хочу.
— Однако это не помешало вам пить с ним водку.
— Вы имеете в виду того мерзкого типа, принесшего Анчевской рубашки?
— Именно его.
— Ну, знаете, пришел человек к моей приятельнице — почему же не угостить? Но кто он — не знаю.
— Допустим, говорите правду. А Михаила Никитовича Манжулу вы знаете?
Хаблак увидел, как испугался Бублик. Пальцы у него задрожали и полные щеки отвисли, он сразу постарел лет на десять, но сумел все же овладеть собой и ответил как ни в чем не бывало:
— Впервые слышу.
— Нехорошо получается, Степан Викентьевич. А вот одна девушка, есть такая Инесса Сподаренко, она вам хорошо знакома, узнала вас по фотографиям и свидетельствует, что вы несколько раз с Манжулой и с нею ужинали в ресторане, бывали в номере у Манжулы, даже возили ее вместе с Михаилом Никитовичем в Броварский лес. Более того, она припомнила, что вы вместе с Терещенко отвозили Манжулу в Бориспольский аэропорт. Еще выпили в номере на прощанье бутылку шампанского, потом Терещенко взял чемодан Манжулы, а вы пошли вслед за ним. Сели в вашу «Волгу», тогда она была еще вишневой, и поехали в Борисполь.
Бублик смотрел Хаблаку в рот, будто тот разговаривал с ним на языке ирокезов. Вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул:
— Манжула! Вы имеете в виду того одесского снабженца! Совсем забыл, он для меня просто Миша, а фамилия, знаете, как-то выветрилась...
— Но ведь вы говорили, что и с Терещенко впервые встретились в гостинице «Славутич» у Анчевской.
Бублик приложил руку к сердцу.
— Извините, — произнес с очевидным раскаянием, — виноват, да что поделаешь: не хотелось признаваться. Говорят, он сидел, то есть рецидивист, и порядочному человеку не пристало афишировать такие знакомства.
— Порядочному человеку — возможно, — согласился Хаблак. — Тем более ездить с ним в далекие рейсы...
— Я — с ним? С Терещенко? — даже подскочил от возмущения Бублик.
— Да, вы с ним. В Одессу.
— Что-то путаете.
— Ничего я не путаю, Галинский, и мы сделаем вот что. Поедем к вашему гаражу, там хранятся скаты, снятые с «Волги». Помощники маляра, перекрашивавшего машину, по вашей просьбе заменили резину на «Волге». Почти новые скаты на совсем новые. И отнесли старые в ваш бокс. Они еще удивлялись — зачем менять скаты, которым еще бегать и бегать...
— Захотел и поменял — кому какое дело! — злобно отрезал Бублик. — Ну и что?
— А вот что, — сказал Хаблак почти благодушно, — сегодня же мы возьмем скаты из вашего гаража на экспертизу, и я не сомневаюсь ни на секунду, что следы, оставленные вашей «Волгой» в роще между совхозным поселком и берегом моря, где нашли труп Манжулы, и узор протектора на вашей резине окажутся идентичными. Что вы запоете тогда?
— Вы?.. — задохнулся Бублик. — Вы хотите сказать?..
— Именно то, что вам, Галинский, хорошо известно и без меня. Хотите, расскажу все, что знаю?
Хаблак сделал паузу, глядя, как Бублик хватает воздух ртом. А тот думал: болван, какой же я болван. Ведь Президент наставлял, даже приказывал — вывези в лес и сожги. Да, сожги эти злосчастные скаты, а я не послушал, пожалел, жадность заела, три сотни сэкономил, вшивых три сотни — и погорел.
Но что твердит этот милицейский майор? Неужели они знают все? Откуда?
— Ну так слушайте, — начал Хаблак, — вместе с Терещенко вы отвезли Манжулу в аэропорт. Положили ему в чемодан мину, сработанную Червичем, видите, мы знаем даже это. Но мина взорвалась не там, где вы рассчитывали, и Манжула уцелел. Тогда вы с Терещенко — Рукавичкой по прозвищу — едете в Одессу. Через сестру Манжулы узнаете, что тот затаился в совхозном поселке вблизи от Николаевской трассы. Отправляетесь туда, выбираете удобный наблюдательный пункт в роще. Думали, вас никто не видел, однако, может, припомните, местные мальчишки забежали туда случайно. Кстати, протокол опознания Терещенко вот тут, — похлопал ладонью по папке. — Увидев, что Манжула идет к морю, вы с Терещенко последовали за ним, потом вместе поднялись на крутой берег и сбросили Манжулу на прибрежные камни.