Скифская история
Шрифт:
В "Скифской истории" была правильно атрибутирована "История о великом князе Московском", написанная в Литве знаменитым полководцем и публицистом князем Андреем Михайловичем {399} Курбским, вероятно, в 1573 г., но попавшая в Россию значительно позже. В ссылке она обозначена как "Кур<бского> Историа", а в списке источников как "Историа" (л. 153об., 4) 19. Следует отметить, что А. И. Лызлов не только знал автора "Истории", но при использовании его сведений везде заменял личные местоимения на полное именование князя и его товарищей. Однако приведенная ссылка на "Историю" Андрея Курбского (далее: ИАК) осталась единственной. Возможным объяснением такого отступления от принятой в "Скифской истории" системы ссылок
Наиболее ранняя из известных русских рукописей ИАК, согласно переданной в списке с нее записи, была создана в 1677 г.: "<7> 185-го генваря в 22 день писана сия книга в дому боярина князя Василья Васильевича Голицына, глаголемая сия книга История" (речь шла о сборнике сочинений и переводов А. М. Курбского). Сделанный тогда же список сборника включал переводы повести Андрея Тарановского "О приходе турецкого и татарского воинства под Астрахань" в 1569 г. (ставшей в составе Хроники М. Стрыйковского одним из источников "Скифской истории") и отрывка из Хроники А. Гваньини, а также поэму Симеона Полоцкого на смерть царя Алексея Михайловича (1676).
Судя по тому, что этот список остался на Украине (и ныне хранится в ЦНБ Харьковского государственного университета, No 168), он был сделан с голицынской рукописи во время Чигиринского похода 1677 г. Последующие списки включавшего ИАК сборника принадлежали известным государственным деятелям: боярину и дворецкому Б. М. Хитрово (1679), Ф. П. Поликарпову (ок. 1684), С. Б. Ловчикову (1680-е гг.), патриарху Иоакиму (?); одна рукопись начала 1680-х гг. не имеет владельческой записи 20.
К А. И. Лызлову "сборник Курбского" попал не случайно. Стольник А. И. Лызлов участвовал в Чигиринских походах 1677 и 1678 гг. в свите В. В. Голицына, к которому был по личной просьбе переведен из полка боярина князя Г. Г. Ромодановского 21. А уже в списке сборника начала 1680-х гг. появилась новая статья - {400} перевод 2-й главы 1-й книги и 1-3-й глав 4-й книги Хроники М. Стрыйковского с указанием: "Ныне же переведено от славенопольского языка во славенороссийский язык труды и тщанием Андрея Лызлова, стольника его царского пресветлого величества, лета от Сотворения мира 7190, от воплощения же Слова божия 1682, месяца марта" 22. К 4 августа 1690 г. список этого сборника получил стольник Ф. И. Дивов; рукописи с дополнением Лызлова заняли заметное место среди "сборников Курбского" 23.
Узкое распространение ИАК подсказывает два возможных объяснения почти полного отсутствия ссылок на нее в "Скифской истории". Возможно, что А. И. Лызлов, писавший об Иване Грозном с преувеличенным пиететом, не желал привлекать всеобщее внимание к обличительным сочинениям Курбского. Возможно также, что автор "Скифской истории" считал бессмысленным отсылать широкого читателя к малоизвестной рукописи, в которой нельзя было, к тому же, точно указать разделов. Так, ссылки на Летописец Затопа Засекина (далее: ЛЗЗ) по мере продвижения работы появлялись в "Скифской истории" все реже и к моменту привлечения ИАК совсем исчезли, хотя, как показывает исследование, материалы ЛЗЗ еще использовались.
Последний из своих рукописных источников - "Историю о Казанском царстве", написанную во второй половине XVI в. и бытовавшую во множестве списков,Лызлов не смог выделить из общей летописной традиции. Он использовал этот памятник в пространной редакции, известной под названием Казанского летописца (далее: КЛ) и действительно по своей форме довольно близкой к летописанию. "От российских же летописцов о Казанском царствии и границах его сице изъявляется",- начинает Лызлов изложение уникальных сведений КЛ (л. 52об. и далее), на который в "Скифской истории" нет ссылок.
Автор не мог пройти мимо произведения, непосредственно посвященного интересующей его теме.
Изложение в "Скифской истории" было основано на наиболее известных, широко распространенных русских и иностранных исторических сочинениях. За исключением вынужденного обращения к КЛ, Лызлов использовал только конкретные, выделенные им из исторической традиции памятники. Это позволяло в каждом случае сопоставлять не абстрактно взятые сведения, а сообщения определенных источников. Практика исследования путем сопоставления не была открытием Лызлова. Многие летописцы, особенно сотрудники новгородского митрополичьего и московского патриаршего скрипториев, делали заключения о бoльшей или мeньшей достоверности противоречивых сообщений, ориентируясь главным образом на "древность" рукописи (но не сочинения). Развитие такого подхода было в значительной мере связано с религиозной полемикой второй половины XVII в., с расколом.
В России, как и в других странах Европы, становление источниковедения проходило под влиянием и в связи с изучением церковных памятников (хотя отдельные приемы будущих вспомогательных исторических дисциплин были выработаны в следственной практике). Именно в 1680-е гг., в связи с полемикой о пресуществлении св. Даров, появились фундаментальные книги Сильвестра Медведева с обоснованием рационалистических критериев критики текста 25. Казнь Медведева в 1691 г. не остановила распространения его идей, проникавших и в историографию.
В то время как А. И. Лызлов работал над "Скифской историей", патриаршие летописцы начали создавать историко-хронологический Справочник от Сотворения мира до современности 26, выявляя противоречия во всех доступных им церковно-исторических сочинениях начиная с Библии. Они отмечали, например, что в Книге судей о "Емегаре" говорилось, будто он "бысть судия по Самсоне, а во иных летописцах и в Библии пишет в Бытии, яко по Самсоне не бысть судия во Израили лет 40, и быша в самовластии, никим водими, яко овцы без пастыря" (л. 2 по современной пагинации, т. к. начало рукописи утрачено). Составители получили целые ряды противоречивых датировок: "по сему летописцу", "по старым летописцам", "а в старых перечнях летописных пишут... лет... инде лет... инде..." и т. п. (л. 16, 16об., 22об., 23об., 26об., 27 и др.).
Обилие противоречий настоятельно требовало объяснений. Характерно, что при сравнительной оценке достоверности данных патриаршие летописцы часто отдавали предпочтение хронологи-{402}ческим сведениям наиболее древней (из имевшихся у них) исторической рукописи, а не канонических книг. Так, о Самуиле в ней было сказано, что "От Моисеова умертвия до Самуила 520 лет. А по Библии 540 лет. Глаголет же ся в Деяниих апостолских (на поле: "Зачало 32") от Моисеова умертвия до Самуила лет 450; обрящем излишше по сему летописцу лет 70, а по Библии излишше лет 90. Сие же апостолское писание пригреши, но или преписующаго прегрешение бысть: долгаго ради времени пишемая стираются и незнаема бывают" (л. 2об.).