Скитальцы
Шрифт:
А куда ты дел сундучок? — спросил Эдеварт.
Август: На бегу я выгреб из него все украшения и рассовал их по карманам, а сундучок выбросил, чтобы меня по нему не опознали. Поверь, я поступил правильно! Жаль, что я не выдал себя за малайца или сиамца, ведь я знаю и эти языки. Так ты думаешь, мы не сможем уехать сегодня?
Нет, ответил Эдеварт. Но ведь ты не совершил никакого преступления, разве не так?
Август: Какое преступление! Что я такого мог совершить? Я даже револьвер не вытащил! Август никак не мог успокоиться; он давно не ел и хотел бы поужинать, однако не осмелился покинуть постоялый двор и лёг голодный.
Друзья
Да, не всё: богатства, которым можно было бы похвастать, он не нажил. У Эдеварта желания были скромнее, но Август только презрительно фыркнул в ответ, у него были большие планы: он собирался сделать какое-нибудь выгодное приобретение, а потом продать во много раз дороже. Деньги же, вырученные на ярмарке в Левангере, сущие пустяки! Дай Бог, чтобы их хватило зиму прожить. А хозяйка лавки, которой Эдеварт отнёс дюжину коробок сигар, до сих пор не может за них расплатиться. Дюжина коробок для Августа большая потеря. Хозяйка, конечно, пыталась отдать свой долг, но... Нет, сказал Август, надо опять что-то придумать!
Давай пойдём зимой на север, предложил Эдеварт.
От удивления Август даже рот открыл, но, помолчав, сказал: И как тебе такое взбрело в голову? Да я весь мир объездил! К тому же я ещё не списан с барка, он стоит в Тронхейме и должен сделать ещё один рейс в Ригу.
Значит, ты снова пойдёшь на барке?
Да, я уже всё обдумал. Только теперь я поступлю иначе: закуплю побольше товара и сам зафрахтую целое судно. Что скажешь? То-то все удивятся! Август повеселел и опять начал хвастаться.
А как ты продашь свой товар? Даже то немногое, что у тебя было, ты с трудом продал в Левангере.
Как продам? Не тревожься, есть ведь и другие ярмарки.
Ну что ж, только смотри, не пожалел бы ты потом об этом, помолчав, сказал Эдеварт.
Но эти сдержанные слова лишь усугубили упрямство Августа: что этот птенец понимает в делах? Август сердито отвернулся от Эдеварта — да как он смеет донимать его в такую минуту и сеять сомнение в его душе!
Друзья провели вместе ещё два дня; пока барк загружали вяленой рыбой и разным другим грузом, они сходили в город и продали оставшиеся украшения, оба вели себя чинно, даже посетили церковь и музеи; они обошли весь город, и ничто не укрылось от их глаз. В гавани Август рассказал Эдеварту всё, что знал о портовых пакгаузах; вот бы Кнофф из Фусенланнета послушал сейчас, как он рассуждает о причалах!
Да, Август вёл себя чинно. Теперь, когда его бумажник был набит деньгами, он не позволял себе лёгкомысленных пирушек на берегу. Вот если бы денег было мало или их не было вовсе, тогда бы ему ничего не стоило за один день спустить всё своё матросское жалованье, а потом мучиться с похмелья, но ведь матросское жалованье для того и существует, его не откладывают на будущее — гулять так гулять! Бумажник с деньгами — совсем другое дело!
VII
Друзья расстались, и Эдеварт вернулся обратно в Фусенланнет, его тянуло туда, к тому же он оставил там свой мешок.
Господи, но кое-что он всё же забыл сделать в Тронхейме! Да-да, он отдал чужим людям подарки, которые
В торговом посёлке Кноффа у Эдеварта спрашивали, останется ли он здесь? Этого Эдеварт ещё не знает, он приехал за своим мешком. Но задержался на воскресенье и понедельник. Пришёл Кнофф. Кого я вижу, ты снова у нас? — спросил он. Да, ответил Эдеварт. Больше не было сказано ни слова. Кнофф ушёл, большой и важный.
Бондарь рассказал Эдеварту; что Хокон Доппен приезжал в лавку за покупками, с виду он почти не изменился. Его попросили сыграть на гармони, но он отказался и сказал, что больше не играет. Однако когда ему поднесли выпить да ещё угостили кофе с ликёром, он долго играл в людской разные танцы. Людям было жалко Хокона, и они всячески подбадривали его: Гляди-ка, ты ещё не забыл своего искусства! Хокон остался там на ночь... Эдеварт спросил, была ли с ним жена, Лувисе Магрете? Нет, но они оба обязательно придут за покупками к Рождеству.
Миновал вторник. Наконец-то Эдеварт написал родителям письмо и отправил домой деньги. На душе у него полегчало, он был почти счастлив и в этом счастливом расположении духа пообещал, что вскоре сам приедет домой и привезёт всем подарки.
Кнофф снова пришёл к нему. Чего ты тянешь время, почему не возьмёшься за работу? — спросил он.
А куда спешить? — ответил Эдеварт.
Кнофф, мрачно: Цену себе набиваешь?
И не думаю, но...
Ладно, коротко бросил Кнофф, кто не работает, тот не ест!
Эдеварт нахмурил брови: Я у вас и не ем.
Правда? А где же ты ешь?
Я живу у бондаря и плачу за себя.
Кнофф долго молчал, наконец ему захотелось загладить свою резкость, и он сказал: Нет-нет, я не имел в виду, что ты меня объедаешь! Где ты побывал за это время? Ага, в Тронхейме и на ярмарке в Левангере! Нет, ничего плохого у меня и в мыслях не было, можешь жить у меня, как раньше. А ежели захочешь пойти на моей шхуне на Лофотены, место для тебя найдётся, и жалованье будешь получать, как все. И ещё я хотел спросить: ты пришёл оттуда, где пароход делает остановку? Как там люди, ещё живы?
По-моему, да.
А вот работы там для тебя не нашлось бы.
Я о работе не спрашивал. Я вернулся сюда за своим мешком.
Кнофф, поглощённый своей смешной навязчивой идеей: И когда только эта гнилая остановка рухнет в море!
Момент был подходя ищи. Эдеварт давно этого ждал, жизнь научила его пользоваться любым удобным случаем. А почему пароходы не останавливаются у вас? — спросил он.
Кнофф покачал головой, в его словах звучала горечь: Мне не разрешили!
Странно. Тогда вы сами виноваты.