Склеп, который мы должны взорвать
Шрифт:
— Выпьешь с нами или в завязке? — не унимается волшебник.
— Я исключительно по делу. Наши догадки оказались верными, я встретился с тем, кто отправил нас сюда. Теперь еще одно усилие, последний рывок… Завтра, когда стемнеет, отправляемся в Аверхальм. Стартуем с крыши дома принца…
— А нам и так здесь норм, — заявляет волшебник. Да, Илья?
— Вообще, да.
— Я на днях тачку купил, на новую работу устраиваюсь. И вообще тут цивилизация.
— Вы что, шутите?!
У меня едва хватает сил задать этот вопрос.
Волшебник складывает руки на груди. Мощные плечи,
Принц как ни в чем не бывало берет со стола огненно-красный плод и начинает аккуратно нарезать на ломтики. Острое лезвие рассекает кожицу и мясистую мякоть, плоские желтоватые семена вылезают наружу. Ломтики веером раскладываются по белой тарелке. Вызывающая отстраненность принца меня добивает.
— Вспомни, как ты в первый день рыдал там, в подвале! Тогда тебя тоже все устраивало?
Он делает вид, что ему без разницы. Столько равнодушия и надменности. Вот и все, что я получаю вместо благодарности за мои старания. Я заставлю его очнуться!
— Уже не помнишь, как блевал потом где-то на задворках? Понравилось?
Наследник великого Аверхальма! С утра о вечера трахаешь богатых баб. Или по душе это занятие? «В каждой женщине можно найти-то привлекательное», да? А что подумали бы твои благородные родители? Собственно говоря, не зря ты опасаешься вернуться. Паршивое будущее ждет Аверхальм с таким наследником престола. Проститутка на троне. Подобного еще не бывало в нашем славном королевстве. Не так ли?
Нож со звоном падает на тарелку.
— Ты не только сам катишься в болото, но и всех вокруг развращаешь. В первую очередь тех несчастных женщин, что тебе платят. Они не настолько плохи, чтобы платить за любовь. Но нет. Являешься ты и не просто обираешь их, а еще и отравляешь своим ядом. Подсаживаешь на встречи, , привязываешь к себе… А как насчет Майи?
— Откуда… ты знаешь…
— Теперь уже не важно. Потянуло на нетронутую невинность?
Наивная девочка доверчиво смотрела на мир ясными синими глазами. Ты и ее не мог оставить в покое. Зачем она тебе понадобилась? Она могла бы прожить всю жизнь счастливо, но ты попался на пути. В сущности, это ты толкнул ее под машину. Сначала помог из какой-то прихоти, от нечего делать, а потом погубил. Тот ублюдок всего лишь попользовался бы ею, но оставил бы в живых. А ты и попользовался, и погубил. Есть в Аверхальме весенний цветок, майен. Так вот, ты словно наступил на него и раздавил. Захотелось чистоты и невинности? Не пожелал быть вторым? Кто бы предъявлял претензии, но только не ты. Ты, у которого все тело продано и перепродано сотни, если не тысячи раз!
Все, к чему ты прикасаешься, распадается на осколки…
— Заткнись!!!
Прямо в меня летит стакан, еле успеваю увернуться. Он ударяется об стену, рассыпается острыми осколками, которые со свистом пролетают мимо, падают на пол. Если бы чуть-чуть и…
Принц даже из вежливости не интересуется, цел ли я. Сидит, уткнувшись лбом в ладони.
Не сразу решаюсь заговорить.
— Ты… мог бы вести себя посдержанней.
— Отвали от него! — рявкает волшебник.
Принц все-таки приподнимает голову. Лицо побелело, он тяжело, с хрипом дышит.
— Тебе плохо, да?
Волшебник вскакивает с табуретки, наливает воды из чайника. Зубы принца выстукивают по фарфоровому краю чашки отчетливую дробь. Пожалуй, я со своими обличениями слегка перегнул палку. Но как иначе было вернуть его к действительности?
— Пошли в комнату, приляжешь, — говорит волшебник.
Помогает принцу подняться и уводит его. Я остаюсь в кухне один, смотрю на часы, на которых угловатые зеленые цифры сменяют друг друга. Время тянется бесконечно… Из форточки доносится шорох шин, неясные голоса, привычные звуки задворок большого города.
Слышно, как открывается входная дверь, потом приглушенный звонок в соседнюю дверь. Опять хлопок двери.
Вскоре появляется волшебник, наливает в чашку немного воды, принимается капать в нее что-то из темного пузырька. Мутные капли падают слишком быстро.
— Ччерррт!
Волшебник выплескивает содержимое чашки в раковину. Видать, сбился со счета. Снова отсчитывает капли, на этот раз без ошибок, и выходит.
Не стану спрашивать, что там дела у принца. К чему нарываться на грубости? Обладай волшебник своими прежними способностями, а я — хоть каким-то материальным телом… Он бы меня испепелил, а прах развеял по ветру. К счастью, сейчас не тот случай.
Волшебник возвращается, тихо говорит:
— Он уснул почти сразу. Ну, проводить тебя или предпочитаешь из окна скатиться?
— Предпочитаю спуститься как нормальные люди.
— Ладно… провожу.
В лифте волшебник угрюмо молчит, что обычно для него не свойственно. Уже приблизившись к металлической входной двери подъезда, произносит:
— Наверно, ты прав. Пора отсюда валить. Загостились мы тут. Илья… то есть Линео и правда на грани. Я боюсь, что однажды шагнет из окна. А ведь я не могу каждую минуту быть рядом. Так ты говоришь, с крыши его дома отправляемся?
— Да. Завтра, когда стемнеет.
— С ведьмой, Кларой и палачом я сам свяжусь, а вы с поэтом и феей будьте готовы. Темнеет сейчас рано, лучше заранее собраться. Часа в два будем возле подвала, так что ждите.
Глава 38
Можно ли искренне любить двух женщин одновременно? Или пусть даже не любить, но хотя бы привязаться к обеим одинаково сильно? Глупые вопросы, безгранично глупые, ими способны озадачиваться лишь жалкие обыватели. Я к таковым не отношусь. Еще бы! Трудно вообразить бестелесного обывателя, который болтается где-то между двумя мирами и в одиночку решает сверхсложные проблемы. Так что я имею полное право смотреть на вещи широко.
Мне не обязательно сейчас быть рядом с феей, настраивать ее на то, что завтра все сойдет благополучно, и наша общая мечта осуществится. Свой долг я уже выполнил. Блестяще (хотя и со второго захода) справился с задачей, образумил принца, убедил волшебника… Фею с поэтом я тоже вовремя предупредил, они будут готовы к завтрашнему перемещению. А сейчас могу посвятить оставшееся время самому себе. Я это заслужил, не правда ли? Не хочу провести последнюю ночь в вонючем подвале, с которым связаны далеко не самые лучшие воспоминания. Пусть в моей памяти сохранится другой образ Города.