Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
Струков перевёл его условие Нешед-бею. Адъютант горестно развёл руками:
– Осман-паша ранен, ваше высокопревосходительство.
– Опасно? – быстро спросил Ганецкий, не дожидаясь перевода.
– Осколок повредил ногу. К счастью, кость не пострадала, как уверяет его врач Хасиб-бей.
– Слава Богу, судьба бережёт хороших полководцев, – Иван Степанович помолчал, размышляя. – Струков, напиши-ка ты депешу Осману-паше, что я согласен на переговоры через его особо на то уполномоченное лицо.
Струков тут же набросал записку. Ганецкий подписал её, отдал Нешед-бею,
– Поезжай-ка и ты к Осману, Александр Петрович. А то разведём тут канцелярию.
– Для меня это – великая честь, – заулыбался Струков. – Благодарю, Иван Степанович.
– Условие одно: полная и безусловная сдача.
Струков выехал с ординарцем, казаком-коноводом и адъютантом Османа-паши Нешед-беем. Они на рысях миновали расположение русских войск, усеянное трупами поле и придержали коней у моста, где под белым флагом ожидал турецкий паша. Приложив руку к груди, поклонился, сказав на хорошем французском:
– Позвольте представиться. Тахир-паша, начальник штаба его высокопревосходительства Османа-паши. Поскольку командующий ранен, он покорнейше просит пожаловать к нему. Мне же приказано ожидать вашего командующего.
Послав ординарца, Струков решил ждать Ганецкого у моста. Тахир-паша, откланявшись, внезапно куда-то ускакал, и со Струковым остался только казак да подавленно молчавший Нешед-бей. Охрана моста поглядывала с откровенной ненавистью, а весь противоположный берег, до отказа забитый вооружёнными аскерами, угрожающе гудел. Ярость только что вышедших из боя воинов ещё не улеглась, и Струков понимал это. Толпа демонстративно потрясала оружием и готова была в любое мгновение пустить его в дело.
– Зверские рожи, ваше благородие, – шепнул казак. – Того и гляди…
– Вот и гляди, а за шашку не хватайся.
Подскакал Ганецкий с почётным конвоем улан. Струков начал было докладывать, но Иван Степанович не слушал его, глядя на вооружённую толпу за рекой.
– Сорвись сейчас случайный выстрел – опять кровища польётся. Ступай к Осману немедля, Струков. Коли подтвердит сдачу, за мной ещё раз пришлёшь.
Струков тронул коня. Миновав молчаливую стражу на мосту, стал подниматься по шоссе, тесня угрюмых, очень неохотно уступавших дорогу аскеров. За ним следовали казак и Нешед-бей. Они уже приближались к караулке, когда неожиданно перед конём Струкова взметнулось зеленое знамя.
– Ла-илла, илала, ва Магомед расуль алла! – тонким голосом истошно завопил худой иссохший старик в чалме.
– Прикажите прекратить! – резко крикнул Струков Нешед-бею, сдерживая испуганно всхрапывающего коня. – Не хватайся за шашку, казак.
Казак, тяжело вздохнув, послушно отвёл руку, непроизвольно метнувшуюся к оружию. Вокруг потрясали винтовками аскеры. Нешед-бей, встав на стременах, повелительно крикнул. Старик юркнул в толпу, знамя исчезло, и солдаты нехотя расступились.
У караулки Струков спешился, кинул поводья казаку и, не ожидая Нешед-бея, вошёл в мазанку. В первой комнате было много офицеров, повсюду валялись рассыпанные патроны, оружие и плавали густые облака табачного дыма.
– Где Осман-паша? – громко спросил Струков по-французски. –
Один из офицеров молча указал на закрытую дверь. Струков раздвинул стоявших на пути, распахнул дверь и шагнул через порог.
В маленькой комнатке с единственным окошком на деревянной скамье сидел Осман-паша. Левая нога его была обнажена, над раной трудился немолодой доктор. На командующем был чёрный сюртук, расшитый галунами, но без орденов и знаков отличия; на поясе висела кривая сабля в дорогих ножнах. В углу комнаты, скрестив руки, молча стоял Тахир-паша.
Струков отрекомендовался. Осман-паша жестом пригласил его сесть, но Струков, поблагодарив, продолжал стоять из уважения к раненому полководцу.
– Я имею честь явиться по приказанию генерала Ганецкого, чтобы поздравить ваше высокопревосходительство с блестящей атакой и сообщить, что генерал Ганецкий ждёт вашего подтверждения полной и безоговорочной сдачи.
Струков говорил по-французски, видел, что Осман-паша понимает его, но по каким-то своим соображениям предпочитает перевод. Переводил Нешед-бей, неслышно скользнувший в комнату вслед за Струковым. Выслушав его, паша надолго задумался. Потом медленным, ровным голосом сказал что-то своему врачу.
– День следует за днём, но Аллах не дарует людям одних удач, – тихо перевёл адъютант.
– На все воля Всевышнего, – сказал Струков.
Вздохнув, Осман-паша медленно покивал, соглашаясь. В комнате опять повисло молчание, и стало слышно, как за дверью громко спорят офицеры.
– Я покоряюсь этой воле, – Осман-паша со спокойной горделивостью взглянул на Струкова. – Мои войска сложат оружие. Мой адъютант повторит мои слова вашему генералу.
Переведя это, Нешед-бей поклонился и тотчас же вышел. В комнатке вновь воцарилась тишина, но вскоре вошёл молодой офицер. С удивлением посмотрев на Струкова, наклонился к командующему и что-то сказал. Осман-паша чуть улыбнулся, словно ожидал услышать именно то, о чем доложил офицер.
– Пока мы сражались, генерал Скобелев занял Плевну, – пояснил Тахир-паша.
Снаружи послышался шум, в комнату стремительно вошёл Ганецкий. Снял повидавшую не одно сражение лейб-финляндскую фуражку, протянул руку Осману-паше:
– От всей души поздравляю! Вы великолепно вели атаку, великолепно, генерал!
– Кисмет! – вздохнул Осман-паша.
– Да, судьба, – согласился Иван Степанович: он не нуждался в переводчике, тут же по-турецки спросил, не беспокоит ли рана.
– Скоро буду ходить. Правда, в плену.
– Вы – герой Турции, а значит, и весьма почётный пленник.
Ганецкий сел на скамью, и оба генерала долго разглядывали друг друга. Осман-паша смотрел серьёзно и грустно, а седой Ганецкий улыбался. И с той же улыбкой сказал:
– Однако прикажите все же войскам сложить оружие.
Осман молчал, продолжая задумчиво смотреть на своего Победителя. Ганецкий спокойно ждал, понимая, как тяжело турецкому полководцу, которому Султан пожаловал титул «гази» ( «непобедимый»), отдать такое повеление. И все молчали, только врач осторожно брякал медицинскими инструментами.