Сколько стоит ваше сердце?

Матуш Татьяна

Дом был большим и очень, просто кричаще богатым — даже коридор выстлали наборным паркетом из белого ясеня. В резиденции Императора такое дорогое дерево использовали лишь для залов: тронного, бального, посольского и зала совета.

Окон в коридоре, как назло, не было, а в единственное окно в портальной комнате Марк успел разглядеть лишь кусочек неба, затянутый облаками. Почему-то спрашивать у хозяйки, как называется местность, казалось неправильным.

А по манерам и речи самой хозяйки можно было определить лишь пансион — и не дешевый, из тех, где девушек учили шитью, молитвам, хозяйству

и безупречности. Той самой безупречности, которая начисто стирала индивидуальные черты: говор, жесты.

Выход она обставила торжественно: в честь гостя, или всегда так было? В сопровождении двоих слуг: один нес алую подушечку, на которую госпожа становилась коленями, другой — красивый молитвенник в алом же переплете, украшенном жемчугом.

— Святой Эдер послал вас с обычной миссией, или… — вдруг спросила женщина. Они шли длинным коридором. Голос ее был тих, Марк едва разобрал слова. Кажется, слуги не должны были слышать этот разговор.

"Святой Эдер… Не Древний, просто Святой. Странно-то как?"

— Терпение, сестра моя и единомышленница, — так же тихо обронил он, — сперва молитва, все иное следом.

— Простите, брат. Не утерпела. Тяжело ждать, — женщина тихо вздохнула.

— Все мы не идеальны, сестра, даже снег не бел, если присмотреться к нему внимательно. Наши недостатки — это ступени. Преодолевая их, мы поднимаемся к небу, — вот уж не думал Винкер, что лицемерно-благостная жвачка уроков Молитвослова, на которых он, большей частью, спал с открытыми глазами, так крепко осядет в мозгу, да еще и выскочит так вовремя.

Бездна! Оказывается, в этом доме ждали каких-то монахов и они с Алетой случайно прыгнули в чужие сапоги… И что теперь делать? Инстинкт подсказывал, что разочаровывать эту милую женщину совсем небезопасно.

Да и… стратегически неверно. Кажется, ему случайно повезло упасть на хвост еще одного заговора. Или это называется не везение, а совсем по-другому?

Молилась хозяйка в личной молельне, прямо в доме, так что выход в город не состоялся. А сама молельня оказалась как две капли воды похожей на такую же комнату в приюте Змея — делали-то по одному канону!

Преклонив колени перед Святым Древним Натаном, Марк опустил глаза в пол и, едва шевеля губами, принялся, повторять шесть доказательств теоремы Сая… Хвала Небу, молиться вслух Храм никого не заставлял, иначе спалился бы он, как Последнее Полено на празднике весны.

Нет, молитвы-то Винкер знал, еще с приюта. С его памятью проблемой было скорее что-то забыть, чем вспомнить. Вот только придать голосу подобающую искренность он бы никогда не смог.

Такого стола Марк не видел… Да никогда не видел, по крайней мере, вблизи. На торжественных обедах в резиденции место охраны — в коридорах, а когда завтрак или ужин приносили императору лично, поднос не поражал ничем: хлеб, сыр, ветчина. Иногда — паштет или крылышко птицы. На десерт — булочки с шоколадом: это была страшная тайна императорской кухни, Его Величество любил сладкое. А так в еде был скорее неприхотлив, чем искушен и всему остальному предпочитал простой и сытный кусок мяса, не испорченный сложными соусами, чтобы не перебивали истинный запах.

Подсунуть повелителю старое мясо было, практически, нереально. Оборотень, что с него взять!

Стол

в доме, куда нечаянно угодили жертвы взбесившегося зеркала, был не просто изыскан, а почти извращенно изыскан. На куриную грудку в клубничном сиропе Марк покосился почти с суеверным ужасом и как-то очень естественно осенил себя кругом. Как не прививал ему мэтр Ольхейм раскованность ума, но смешивать основное блюдо с десертом Винкер так и не научился. В его представлении суп должен был быть соленым, а варенье — сладким и на этом стоял мир.

Кроме грудки он заметил на столе две каши, выпеченный на жаровне паштет, жаркое, кажется из куропатки…

— Надеюсь, брат, вы не откажетесь разделить со мной трапезу?

— Благодарю, сестра. С удовольствием, если этот великолепный стол дополнят серым хлебом и ключевой водой.

Тщательно выщипанные брови хозяйки в сомнении сошлись у переносицы:

— Насколько я знаю, брат, устав строг, но в пути он разрешает послабления. Разве нет?

— Моя сестра образована так же, как прекрасна, — учтиво кивнул Марк, — Но сейчас я не в пути, а в гостях у единомышленников, то есть почти дома. А значит — никаких послаблений.

— Узнаю Святых Воинов, — в глазах Беаты мелькнуло что-то, похожее на почтительную зависть, — вы железные люди. А ваша спутница?..

— Присяга, которую приносят в ее ордене, не так строга как моя. Утешительницам разрешены почти все мирские радости кроме вина, табака и светских танцев. Она пришла в себя?

— И довольно быстро, — по лицу Беаты промелькнула тень, — Она стала жрицей недавно?

— Чуть больше семидневья. Я сопровождаю девушку к месту служения, дорога совпала.

— Совпала, — на подвижном лице хозяйки отразилось сомнение, — Но… Куда же, в таком случае, лежит дорога девушки? Если только, — она быстро взглянула на Марка, — в Ильский Предел?

Рука женщины дрогнула, да так неловко, что с вилки упал наколотый кусочек. Марк невольно проследил за ним взглядом и мысленно влепил себе подзатыльник за недогадливость.

Гостеприимная хозяйка с утра отдавала предпочтение серому угрю — лакомству дорогому и редкому. В Аверсум его доставляли только порталом, ибо тварь сия вида змеиного умудрялась протухнуть с какой-то волшебной скоростью. А добывали ее лишь в одной единственной провинции…

Теперь он точно знал где находится. И, пожалуй, предпочел бы остаться в неведении, хотя бы до конца завтрака. Небо с грудкой в клубнике, но кусок хлеба чуть не застрял в горле, когда Винкер понял, что портальная буря закинула их с Алетой чуть не на самый край земли, откуда до столицы добираться больше месяца, и то на хороших лошадях.

— Брат мой, вы так смотрите на этого несчастного угря, как будто он в чем-то лично виновен перед вами, — заметила Беата.

— Только в том, что так хорош, — криво улыбнулся Марк, — сестра, вы случайно обнаружили мою слабость.

— Серый угорь? — хозяйка понимающе улыбнулась, — он вас ТАК искушает?

— Настолько, что я боюсь за свой обет.

— Тогда не буду испытывать вашу веру больше необходимого. Анже, убери это на кухню, и прикажи подавать сладкое.

— Дорогая хозяйка, позвольте заметить, вы — моя истинная сестра, — Винкер пылко приложил руку к сердцу.