Сколько стоит ваше сердце?
Шрифт:
— Поинтересоваться можешь, — ровно отозвался Марк, — но ответа, извини, не будет. Я не могу рассказать.
— Это как-то связано с новеньким швом на твоей рясе? Кривоват, кстати.
— Алета, угомонись. Если не хочешь продолжить путешествие в обществе хорошо прожаренного куска мяса. Я под заклятьем Немого огня.
Девушка вздрогнула, испуганно посмотрела на Марка и замолчала, глядя прямо перед собой. Кажется — надолго.
А Винкер благословил магов-теоретиков за то, что до сих пор не изобрели заклятье, запечатывающее мысли. Для этого все еще нужен был хороший, высокоуровневый маг-менталист.
Пусть он, под угрозой мгновенной и мучительной смерти, не мог никому рассказать о тайне хозяйки особняка, но думать о ней он мог спокойно. Внутри своей собственной головы Марк был по-прежнему абсолютно свободен.
Заклятье сработало на связку: Эдер — Право Крови. Любое другое допущение будет притянутым за уши…
Правом Крови в империи назывался свод законов, регламентирующих наследственные права и дворянские привилегии. То есть, этот неведомый Эдер, как минимум, аристократ и как-то связан Храмом. Две точки есть, но для триангуляции нужна еще одна.
Он так глубоко ушел в свои мысли, что не сразу услышал негромкий, но настойчивый голос своей спутницы:
— Марк, ты еще со мной?
— Извини, Алета, задумался. Что-то случилось?
— Заклятие Немого Огня можно наложить только с добровольного согласия, ведь так?
— Верно, — мирно кивнул он.
— Тогда… зачем?!!
— Эта информация тоже подходит под клятву. Попробовать разгласить могу — но с теми же последствиями.
Гнев сделал девушку еще красивее: яркий румянец на скулах, искры в зеленых глазах… Марк невольно залюбовался своей спутницей. Алету не портили ни убогая ряса, ни поджатые губы. Интересно, быть настолько красивой, это, вообще, законно?
— Просто спроси о том, что ты на самом деле хочешь знать, — посоветовал он, — есть большая вероятность, что я смогу ответить.
Алета боролась с собой меньше мгновения и выпалила:
— Она тебе понравилась? Между вами что-то было?
— Да — на оба вопроса. — Оценив ее ошеломленный, не верящий взгляд, Марк качнул головой. — Ты совсем не умеешь задавать вопросы, Алета. Даешь своему противнику слишком много пространства для маневра и совершенно не думаешь о защите.
— Наш разговор — это поединок?
— Наш — нет. Поэтому… "да" — Беата мне понравилась. Как любой человек — сильный, не глупый и не подлый. И "да" — что-то произошло. Когда ничего не случается, такие серьезные клятвы молчания не накладывают, иначе люди горели бы свечками по всей Империи. Я в нее не влюблен, не давал клятву верности и мы не любовники.
Румянец на острых скулах стал еще ярче.
— Учитель по риторике говорил, что задавая прямой вопрос ты открываешься, — стесняясь, сказала она, — если уж продолжать о поединке.
— И он был абсолютно прав. Но ты же все равно задала прямой вопрос и открылась, так почему было не сделать этого предельно конкретно?
— Девушке из хорошей семьи не пристало даже знать, что между мужчиной и женщиной может быть что-то, кроме совместных молитв, — хмыкнула она, — слова "любовники" нет в ее словаре.
— Учту, — кивнул Марк.
Некоторое время они ехали молча и Винкер уже понадеялся, что допрос закончен, когда Алета повернулась и яростно почти приказала:
— Я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью ради меня! Не делай так больше.
— Лучше я, чем ты.
— Почему?!! Винкер, если ты мне сейчас скажешь про клятый анеботум…
— И в мыслях не было. Просто у меня больше шансов выжить. Подготовка лучше.
Длинный извилистый переулок выбрал отличное время, чтобы закончится и вывести их на маленькую площадь, круглую, как шиарский пирог с яблоками. Фонтана по середине не было, но каменная чаша была. Не с водой — с землей. И из нее поднималось гибкое молодое дерево.
На площади шумели — и громко. Хотя до драки не дошло… Впрочем, в таких городках пять — семь человек уже толпа и свара. Люди не привыкли себя сдерживать. Да и "подогретых" наливкой или крепкими винными выморозками с самого утра в провинции почему-то традиционно больше.
Сквозь мерный перестук копыт к всадникам пробились громкие визгливые голоса и пара-тройка крепких ругательств, а потом быстрый перебор лалы — четырехструнного инструмента с коротким грифом и без ладов.
Ай лала моя, лала
Одна палка — два угла…
Как-то раз один маркиз, помолчим об имени,
Налетел на десять лет на коровьем вымени.
А когда молодчика вынули из стойла
Отряхнулся и сказал: "Это того стоило!"
Громких хохот прокатился по площади из конца в конец. Стукнули ставни.
Вот живет одна жена, добродетели полна.
И как только муж из дому, та бегом бежит…
Что там дальше случилось с женой, они не услышали — еще один взрыв смеха заглушил окончание куплета.
Винкер направил коня к музыкантам.
Ай лала моя, лала
Императору — хвала.
Был бы он не хуже прочих…
Только б хвост чуть-чуть короче!!!
Марк спешился и протолкался вперед. Куплеты распевал карлик. Мужчина с пропитым лицом и острым недостатком зубов был Винкеру чуть выше пояса, зато зычным голосом, не напрягаясь, накрывал пару кварталов.
Винкер запустил два пальца в кошель, которым снабдила его в дорогу благодарная Беата.
На солнце сверкнул полновесный золотой эр. Карлик приметил его мгновенно, даром, что смотрел в другую сторону и развернулся к Винкеру всем корпусом, вместе с лалой.
— А можешь ты, братец, спеть что-нибудь о Храме? — негромко спросил Марк и подбросил монетку в воздух. До земли она, конечно, не долетела.
Золото — могучий источник вдохновения. Почти такой же, как любовь. Уличный перец перехватил инструмент и с новым воодушевлением затянул: