Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
Услышав последние слова, Семен быстро заелозил, уползая задом в лес подальше от опушки. Найдут — не помилуют. Потом вскочил и во все лопатки кинулся прочь в сторону Москвы. Надо было исполнить приказ Чабреца, даже если его и убили.
Царь Василий Иванович, обуянный в последнее время отчаянием, доходившим до мысли о самоубийстве, услыхав о победе племянника на Пахре над болотниковцами, так обрадовался и воспрянул духом, что позволил себе даже пошутить над воеводами:
— Что старики, утер вам нос князь Михайло?
Мстиславский и Трубецкой смолчали, но брат царя Дмитрий, тоже не раз битый Болотниковым, огрызнулся:
— Этак бы и дурак смог, если неожиданно выскочить.
— Коли ты такой умный, Дмитрий, так чего ж не наскакивал внезапно?
— Так случая не было.
— Случай такой самому творить надо, а не ждать, когда он к тебе пожалует, братец. Забыл, как это створил наш пращур Александр Невский со шведами?
— Хых, — изморщился Дмитрий, — нашел с кем сравнивать Мишку-сопляка.
— А что? И Невскому на Неве двадцать лет было, и Мише сейчас столько же. Так что сравнение очень даже подходящее, Митя. Не завидуй.
4. За кого мы?
Прокопий Ляпунов в который уже раз подступал к Болотникову с одним и тем же:
— Иван Исаевич, мы уже под Москвой, не сегодня завтра возьмем ее, где Дмитрий Иванович — наш государь?
— Но он пишет, что скоро будет.
Мы это уже сто раз слышали, Иван. Перестань морочить нам голову.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — вскипел Болотников.
— А ты не ори на меня, — недобро прищурился Ляпунов. — У меня ведь сабля не короче твоей.
— Ну будет вам, будет, — вмешался Шаховской. — Москва почти у нас в кармане, время ли ссориться.
— В кармане, — изморщился Прокопий. — На Пахре полк вырубили.
— Это случайность, старшина зазевался, — сказал Шаховской. — К нам уже Владимир, Вязьма перешли. Москва почти в окружении. Шуйскому считанные дни осталось царствовать. На этот раз плахи не минует.
— Вот почему я и спрашиваю Болотникова: где государь Дмитрий Иванович? Шуйскому голову срубить дело нехитрое, а кто же на престол тогда?
— То уж не наша забота, Прокопий, — сказал Шаховской, втайне надеясь самому воцариться.
— Как не наша? Как не наша? — возмутился Ляпунов. — Мы пришли помочь Дмитрию Ивановичу, а его доси нет. Да есть ли он в конце концов? Может, Болотников его выдумал.
— Ах, Прокопий, Прокопий, — покачал головой миролюбиво Болотников. — Да я с ним вот как с тобой, вот так, глаза в глаза.
— Ну где же он? Ты ж сам говорил, что как подойдем под Москву, он и явится.
— Откуда я могу знать. Я писал ему, звал. Может, завтра и подъедет.
— Ты нас «завтраками» уже месяц кормишь, — проворчал Ляпунов и, повернувшись, вышел из шатра.
Подойдя к коновязи, отвязал своего коня, прыгнул в седло и скорой рысью направился к лагерю рязанцев, разбитому в полуверсте от Коломенского.
Там, подъехав к шатру воеводы Сунбулова, бросил повод подбежавшему слуге, спросил:
— Дома Григорий Федорович?
— Дома, Прокопий Петрович, с вашим братцем изволят трапезничать.
— О-о, — воскликнул Сунбулов, увидев входившего Ляпунова. — Весьма, весьма кстати. Садись к столу. Наши ребята вепря завалили, на костре готовили, сверху спалили черти, а изнутри сыро… но ничего, под вино идет.
— Ну как съездил? — спросил Захар брата.
— А никак. Все так же.
Сунбулов посунул обливную кружку Прокопию, налил водку.
— Догоняй, Прокопий, мы уже причастились.
Ляпунов выпил, крякнул, схватил кусочек хлеба, стал жевать.
— Ну что, братцы, воюем. А за кого?
— Он еще спрашивает, — оскалился Сунбулов, апеллируя к Захару. — Вон почитай бумагу, Прокопий, сразу поймешь за кого.
С этим воевода поднял корчагу, стоявшую на исписанном листе бумаги.
— Что это? — спросил Прокопий.
— Прелестное письмо, брат, москвичам посланное.
— Я вижу вроде рука Ермолая.
— Рука-то Ермолая, а мысль-то болотниковская. Ты прочти, прочти.
Ляпунов взял бумагу, начал читать, невольно шевеля губами. Прелестный лист гласил: «Я, Иван Болотников — воевода милостью государя нашего Дмитрия Ивановича, велю холопам боярским побивать своих бояр и жен их, вотчины и поместья брать за себя, шпыням и безыменникам ворам велю гостей и всех торговых людей побивать, имения их грабить. Призываю всех воров к себе, буду давать им боярство, воеводство, окольничество и дьячество».
— Ну как? — спросил Сунбулов, увидев, как Ляпунов отбросил бумагу. — Сдогадался, за кого воевать будем?
— Уж не сам ли он в цари собрался, коли от своего имени боярство сулит. И кому?
— Вот именно. Мы тут с Захаром поговорили и подумали, а не пора ли нам послать подальше этого воровского воеводу. А? Ведь раз он холопов на господ науськивает, так это, выходит, и нас на нож. А?
— Выходит, так, — вздохнул Прокопий. — Во времячко, не знаешь кому служить.
— Служить надо отчине, братцы, — сказал Сунбулов, разливая по второй. — Мы тут с Захаром уже посоветовались, надо ехать в Москву с повинной.
— Это к Шуйскому-то?
— А к кому же, к нему горемычному. Все ж какой-никакой, а царь, вон и патриарх Гермоген, сказывают, за него. А здесь кто над нами? Бывший Телятевский холоп, объявивший себя воеводой Дмитрия, которого давно в живых нет.
— Выходит, наши стежки-дорожки с ним расходятся?
— Выходит, так, Прокопий, вот за это давай и выпьем.
Они стукнулись тремя кружками, выпили. Прокопий опять стал закусывать хлебом.
— Что мясо не берешь-то? — спросил Сунбулов.