Скорбь преисподней
Шрифт:
Человек пробился через очередной круг обворожённых зевак, кости. Казалось бы, честная игра, где по местным правилам игроку всего-навсего нужно угадать, какая цифра НЕ выпадет, но игрок не угадывал; только в первые пять-десять минут ему позволялось увеличить своё состояние, войти в кураж, и потом уже человек не мог остановиться, отдавая всё больше и больше, в надежде отыграться, но ловкие руки выкидывали правильные цифры, а незапоминающееся, приветливое лицо сочувствовало и предлагало:
– Эхх… Не свезло так не свезло… Отыгрываться будем?
Вот пошло-поехало, было и уехало!
Кручу
Кручу шарик – плачу гонорарик!
У волшебника Сулеймана – всё по-честному, без обмана!
Смотрим внимательно выигрываем обязательно!
Можно выиграть кофту, можно и пальто!
А ещё в придачу, самовар и дачу!
Пришёл пенсионер, а ушёл – миллионер!
Принимаем золотые кольца, браслеты и дамские пистолеты!
За хорошее зрение – сто рублей премия!
Ходим, ходим, мимо не проходим!
Смотрите внимательно, выиграете обязательно!
Если очень постараться, каждый может отыграться!
А кто просто так стоит и глаза пучит, тот ничего не получит!
Если в доме нету денег – привяжите к жопе веник!
За хорошее зрение – денежная премия!
За плохое зрение – к окулисту направление!
Последний раз покажу и домой ухожу!
Есть желающие, деньги получающие?
Вот ваши пятьдесят – на покупку поросят!
Холёный в растерянном лице при кожаной барсетки жалобно завопил напрочь севшим, дрожащим голосом:
– Обманулиии, аферисты! Верните…
А приятный парниша наглой наружности мятые бумажки в бананку через плечо спрятал, пробежался глазками чернявыми по затихшему народу и выдал:
Вы, папаша, сами цифры выбирали и денежку клали,
Вас никто не подговаривал, удачу не навяливал,
Сегодня фарта любовного ждите, пораньше домой идите.
Человек с худой авоськой осёкся на ставку, вырвался из плотного кольца окружения и спешно зашуршал в крытый павильон. А там: ах… наисвежайшие рыбы томились на рубленом льду, отражая чешуёй свет в разных цветах, то золотой, то серебряный, и пахли эти рыбы не рыбой, а ещё морем; смотрели из своего хрустального гроба на людишек маленькими чёрными зрачками и, казалось, ещё дышали, елозили. Икры, разных оттенков и фракций; мелкая-мелкая, мандаринового цвета, и крупная, с изюм, в насыщено-оранжевых тонах. У человека рот мгновенно наполнился слюной, и он сладко глотал, жадно пожирая деликатесы глазами. Дальше по проходу висела дичь богатых русских лесов, красивая, как чучело в оружейном магазине, и наверняка такая же вкусная, как дорогая тушёнка в стеклянных банках; непопорченная шкурка лоснилась, манила прикоснуться, восхищала глубиной цветов.
– Даа, – вслух сказал человек, не собираясь этого делать, но красота детей природы пленила разум, и восхищённое «Даа» вырвалось наружу.
Следом за глухарями на прилавке валялась птица домашняя, но уже ощипанная и обезглавленная. Среди пожелтевших тушек нельзя было наверняка определить, кто перед тобой лежит, все они были примерно одинаковыми, с пожелтевшим подкожным жиром, небрежно отрубленными конечностями, и валялись хаотично.
Женщина с тесаком, хозяйка лавки, была плечистая, бесноватая, с неприятным лицом, и оттого желания общаться не вызывала. Человек обвёл вокруг себя взглядом и понял: домашняя птица – только здесь, и общаться всё равно придётся. Женщина была примерно одного возраста с человеком, но тот ничего лучше не придумал, как обратиться к хозяйке:
– Приветствую, мать, – от чего лицо женщины ещё более обезобразилось и теперь олицетворяло отвращение. Человека передёрнуло, и мурашками пробежала по телу неприязнь. Если бы не острая необходимость, человек бы не продолжал покупку, он и сам был не в лучшем расположении духа, и лицо его было немногим лучше и точно так же не располагало к общению, но человек продолжил:
– А не найдётся ли у тебя петуха?
Женщина махнула тесаком на плохо ощипанную тушку и прищурила в её сторону глаз. Человек подошёл ближе, приподнял тушку и, брезгливо держа её двумя пальцами, лениво спросил:
– Сколько?
– Тысяча, – ответила женщина и разделила одним ударом курицу надвое, причём разделила её вдоль. Обычно после такого не торгуются, молча кладут нужный номинал на прилавок и забирают желаемое, но человек сегодня был не в духе и ворчлив, так что в ответ на «тысячу» последовало:
– А петух-то у тебя несвежий!
Женщина вновь повернула голову к человеку.
– Свежий, я его утром зарубила, вот этим самым тесаком, – и тыкнула им в воздух, в сторону ворчуна, – а смердит – от тебя, это ты несвежий.
Человек осел и посторонился, лёгкий шок временно лишил его дара речи, поэтому ответа не последовало.
“Может, я действительно неправ, я же совершенно не разбираюсь в петухах и ляпнул на авось”, – думал про себя человек, в поисках собственного оправдания проигранной дискуссии, и уже хотел было извиниться, как вдруг машинально повернул голову на птицу. Петух стоял с головой и конечностями, только ощипанный, шкрябал шпорой по изрубленной столешнице.
– Маа… Так он у тебя живой! – прокричал человек, теперь уже с бледным лицом и при явных признаках нервного расстройства.
– Ты совсем дурной, что ли? – осведомилась невозмутимая хозяйка, продолжая рубить мясо.
– Ко-ко-кто тут несвежий? – выдал петух совершенно петушиным голосом, будто его научили разговаривать, как попугая, и зашагал к покупателю. Человек в это время напрягал память, вспоминал, как совершенно точно буквально минуту назад приподнял его – петуха, обезглавленного, за культяпки и был уверен, что тушка холодная и от неё смердит. В совокупности с тем, что петух ощипан и выжить после такого не мог, у человека окончательно помутнел рассудок, и он закричал:
– Помогите люди, заклюёт ведь ведьмин петух, до смерти заклюёт!
Петух нахмурился, выпрямился, расправил лысые крылья и прокукарекал:
– Ко-ко-котись отсюда! – спрыгнул с прилавка и атаковал обидчика. Человек ринулся к выходу, расталкивая людей, отмахиваясь от петуха дырявой авоськой, и при этом кричал что есть мочи:
– Заклюёт, заклюёт насмерть! Спасайтесь, граждане!
Хозяйка лавки разделку мяса прекратила, воткнула тесак в торец доски и повернулась на гам. Недавний покупатель, который морочил ей голову, теперь бежал с её петухом в авоське, и при этом кричал всякую несусветицу, утверждал, что петух его заклюёт и вообще всех заклюёт. Это же видели все остальные. Женщина, в свою очередь, тоже заорала: