Скрип на лестнице

Айисдоттир Эва Бьерг

– И что они сделали?

– У папы просто резьбу сорвало. Он поехал к Хендрику домой и потребовал, чтобы он сказал ему, кто это сделал. Не знаю, что у них там вышло, но, наверное, хорошо это не кончилось. Во всяком случае, вскоре мы уехали из Акранеса. Мама с папой сказали, что, мол, будет полезно сменить обстановку.

– Вы ходили показываться врачу после того, что произошло в ту ночь?

Вильборг помотала головой:

– В то время я об этом даже не задумалась. Просто сходила в ванную и смыла с себя всю мерзость. Правда, потом я стала думать, что лучше бы мне было обратиться сразу в больницу, чтобы этого гада повязали, но, когда я наконец все

рассказала, было уже поздно. Теперь я, наверное, так и не узнаю, кто это был. – Она потянулась за чашкой. – А почему вы считаете, что это как-то связано с женщиной, которую обнаружили у маяка? Ее тоже изнасиловали?

– Нет, не изнасиловали. Во всяком случае, в тот раз.

– Так значит, когда-нибудь раньше?

Эльма поспешно помотала головой. Нельзя было выбалтывать слишком много.

– А с вашим отцом связаться возможно? – спросила она. – Я бы хотела выяснить, что произошло между ним и Хендриком.

Лицо Вильборг стало печальным:

– К сожалению, нет. Мама с папой оба умерли.

– Ой, простите, соболезную!

– Ничего страшного. Они уже стали старые и прожили долгую счастливую жизнь, – улыбнулась Вильборг.

По дороге домой Эльма была погружена в глубокие раздумья. Обвинения против Хендрика были выдвинуты очень серьезные, но основывались они лишь на одном запахе одеколона. Сколько мужчин пользуется таким же одеколоном? Она подумала о Саре и Элисабет. За всеми этими случаями стоял один и тот же человек? Конечно, она не могла знать, подвергалась ли Сара насилию. Сколько заключений можно сделать по рисунку шестилетнего ребенка? Элисабет – другое дело: фотография ясно показывала, чему она подвергалась. А в дом Элисабет были вхожи многие. Слишком многие… Когда она въехала в Квальфьёрдский тоннель, за окном стало темно, и тут она задумалась о том, каковы вообще люди, готовые лишить другого жизни, чтобы уберечь собственную репутацию.

* * *

Около полудня раздался звонок в дверь. Магнея застонала про себя, увидев на пороге свекровь. После того, как они рассказали Аусе про беременность, она зачастила в гости каждый день, и ее отношение к Магнее резко изменилось. Магнея удивлялась, что Ауса сама не видела, насколько их общение поверхностно. Но она не сказала ей этого, а изобразила на лице улыбку и открыла дверь.

– Я подумала: ты, наверное, проголодалась. – Ауса вытерла ноги о коврик. – Бьяртни мне сказал, что ты болеешь и сидишь дома, а я как раз хлеб пекла.

– Как изумительно пахнет, – сказала Магнея, забирая у нее хлеб. За несколько секунд они не проронили ни слова, и Магнея поняла, что Ауса ждет, чтобы ее пригласили в дом. – Не хочешь поесть хлеба вместе со мной? Или ты уже обедала?

– Нет, благодарю, не хочу беспокоить, – ответила Ауса как бы по привычке.

– Да что ты, ты не беспокоишь. – Магнея назубок знала свою роль. – Давай вместе пообедаем. Мне в компании веселее.

Ауса прошла за ней в кухню и села за стол. Она всегда сидела так, словно ей было немного неуютно. Словно она ждала, что придется быстро вставать. Руки лежали на коленях, локти прижаты к телу. Магнею всегда слегка раздражало, какая Ауса всегда безупречно опрятная. Как будто она нигде не в состоянии по-настоящему расслабиться.

Магнея накрыла для них обеих на стол. Отрезала несколько ломтей чуть теплого хлеба и аккуратно уложила в корзинку, прикрытую салфеткой. Во время еды они вежливо беседовали. Ауса не была болтушкой, а Магнея если что-то и умела, так это поддерживать разговор. Бьяртни иногда высказывал, что, мол, у нее и со шваброй

побеседовать получится. Когда они закончили обедать, Магнея принялась убирать со стола и краем глаза увидела, что Ауса открыла свою сумку и достала что-то розовое. Конечно, она знала, что Ауса вечно вяжет – видела у нее в гостиной корзинки, полные пряжи и недовязанных вещиц, но никогда ничего не говорила. Никогда не спрашивала, для кого это все. Как и все остальные, она понимала, что ни для кого, только для самой Аусы.

– Я… Я вот что подумала: может, тебе захочется иметь такое. – Ауса улыбнулась, и Магнею словно обожгло: за этой улыбкой как будто скрывалась печаль. – Я это связала для нашей Сары.

Магнея стала молча ловить воздух ртом.

– Я не могу… – начала она.

Ауса перебила ее:

– Правда, я не знаю, какого пола будет ребенок, но если девочка, то я хотела бы, чтобы она носила это.

Магнея взяла кофточку. Она была слегка потертая, очевидно, ношеная, но мягкая и красивая.

Ауса встала и расправила складки у себя на брюках:

– Мне было бы приятно увидеть, что эту кофточку снова носят.

Магнея молча кивнула. Она проводила Аусу до дверей и попрощалась с ней. Едва свекровь ушла, Магнея открыла платяной шкаф и запихнула кофточку за штабель постельного белья, где ее никто не заметит.

* * *

Дом показался Эльме по-настоящему красивым. Стены снаружи были светлыми, а большие выступающие окна с темными откосами придавали строению характерный вид. Здесь и жили Ауса с Хендриком: в конце тупика с видом в сторону дома престарелых «Хёвди». У подъезда к дому перед двухместным гаражом не было машин, и свет был выключен. И все же Эльма взялась за позолоченную ручку входной двери из дерева махони и дважды постучала.

– Здравствуйте, – раздался позади нее тоненький голос, и Эльма вздрогнула. – Простите, не хотела вас пугать, – сказала Ауса.

– Ничего страшного. – Эльма поспешила подать руку. – Меня зовут Эльма. Я из местной Акранесской полиции. Мне бы хотелось с вами немного поговорить.

– На какой предмет? – спросила Ауса, с изумлением смотря на нее.

– О Элисабет Хётлюдоттир. Вы же ее знали?

Ауса ненадолго замялась, но потом открыла дверь ключом и без слов пригласила посетительницу в дом. Эльма вошла за ней в красивую гостиную с высокими окнами, выходящими в сад. Там Ауса жестом велела ей сесть на темно-коричневый кожаный диван, а сама уселась напротив и стала ждать. Ее алые крашеные губы были словно тонкая черточка на бледном лице. Белоснежные волосы были коротко подстрижены и взбиты. Ауса была изысканная женщина. Наверняка она знала все правила застольного этикета и каждые две недели делала укладку в парикмахерской. Эльма заметила у дивана плетеную корзину, полную вязания. Насколько она могла рассмотреть, это была одежда на грудных детей.

– Красивый у вас дом, – улыбнулась она.

– Спасибо, – ответила Ауса, но не улыбнулась в ответ. – Мы сюда недавно переехали. Хотя мне на старом месте больше нравилось, у меня там был такой красивый сад. Нам за него даже награду дали.

Эльма решила не обращать внимание на неразговорчивость Аусы и продолжила улыбаться.

– Как вы, наверное, знаете, мы расследуем гибель Элисабет. Я… мы пытаемся составить более полное представление о том, какой она была… – Она замялась. – Если говорить начистоту, материалов у нас мало, и дело продвигается медленно, так что нам приходится тщательно изучать все, что так или иначе связано с погибшей. Она ведь дружила с вашей дочерью Сарой?