Скучная Жизнь 2
Шрифт:
— Потому что ты — верил в свои силы. Возможно, верил в меня. — отвечает Старший: — вера может двигать горы, она — колоссальная баба.
— Чего?!
— Того. И если будет у тебя веры с горчичное зернышко и ты скажешь горе — встать и перейти на иное место — то гора встанет и послушается тебя. Таковы постулаты веры, малыш. Сегодня ты не получил по голове только потому, что — верил в себя. Да, как показала практика, эта вера была немного излишне… оптимистичной. Но… воздух выдержит только тех, кто верит в себя. А она — не верит. Ни в себя, ни в других. Ее вера — она в то, что она сама — забитая под лавку как бродячая собака, что она —
— Ээ… разве она уже не сломанная?
— Вот не разбираешься ты в людях, малыш. Была бы она сломанная — она бы резко стала неинтересной своим мучителям. Потому ее и ломают, что она никак не сломается. У нее есть стержень, только он глубоко под поверхностью. Нужно только его найти, понимаешь?
— Но… какой же у нее стержень? Она и так делает все, что ей скажут! Совсем все! Как будто ничего своего нет!
— Вот как раз есть. Ладно, мы еще вернемся к этому. Я могу быть неправ… но рано или поздно мы это выясним.
— Су Хи. — говорит он и девушка напротив — подбирается, опуская взгляд вниз: — слушай, я хочу тебя спросить. Почему ты все это терпишь?
— … — она молчит, глядя в сторону. Снова тискает свою многострадальную юбку.
— Признаю, школьная администрация ни черта не делает. У вас тут закон джунглей, все это скорее поощряется. Но ты даже не пытаешься. Не сопротивляешься. Не показываешь, что тебе это не нравится. Думаю, что если бы ты оказывала сопротивление каждый раз, то тебя бы рано или поздно оставили бы в покое. Например — вот зачем ты после уроков в этот клуб идешь? Прямо к ним в лапы. Уж силой тебя туда они бы не приволокли, это точно. А караулить каждый раз после уроков — им бы надоело.
— Ты не понимаешь. — тихо говорит Су Хи и сжимает кулаки, тиская край своей юбки: — не понимаешь…
— Хорошо. Я не понимаю. Так расскажи. Помоги мне понять, что с тобой происходит и почему ты — даешь этому случиться. — он смотрит на нее. Сейчас Бон Хва — раздосадован. Раздражен. Он устал, у него все болит, правая рука начинает опухать в костяшках, так, словно его кулак надули воздухом. Так что меню пришлось брать левой. Кроме того, у него болела голова и он искренне предполагал сотрясение мозга, все-таки этот Диковолосый бил в полную силу. Старший… скотина, он так на него надеялся, а он… хотя да, он прав конечно же. Нельзя выигрывать все битвы. Но все равно он чувствовал себя обманутым. Так, как если бы взрослые пообещали поход в зоопарк, а на самом деле отвезли к врачу и там — поставили укол. Потом уже можно везти и в зоопарк, вот только уже неохота. И… он понимал, что это глупо и по-детски, но перестать обижаться на Старшего не мог.
— Я… не могу. — Су Хи бросает на него быстрый взгляд и тут же — отводит его в сторону и вниз: — не могу и все.
— Послушай. — он вдруг вспоминает о чем ему говорил Старший: — неужели ты хочешь жить вечно? Ну, то есть… мы все — умрем. Рано или поздно. Даже вселенная рано или поздно умрет. Разве тебе охота жить вот так?
— Мне все равно. — тихо говорит Су Хи: — ты не понимаешь. Я не боюсь умереть. Я даже… один раз… — она теребит край своей юбки.
— Малыш. Ты зря форсируешь события. Что еще за «мы все умрем»? Конечно, мы все умрем, но ее пугает не смерть. Смерть для таких как она — это закрыть глаза и уснуть. Облегчение. И… судя по ее оговорке она уже
— Почему же тогда не шагнула? Она же… я себе и представить не могу, через что она прошла!
— Успокойся, малыш. Через что она прошла? Вы, молодые — искренне считаете свою боль — самой больной. Да, над ней издеваются, да ей обидно и печально, но… во время войны японские солдаты забирали таких как она в армейские бордели, где девушки лежали на спине почти двенадцать часов с раздвинутыми ногами. Их и за людей никто не считал. И девушке сильно повезло, если она попадала в офицерский бордель, а не в солдатский. И это было на этом самом месте, просто шестьдесят лет назад. Некоторые из тех, кто прошел через этот ад — все еще живы. Но никто не признает их ветеранами. Никто не гордится их подвигом. У них нет пенсии или компенсации со стороны Японии, они до сих пор — мусор. Никто не желает признавать их существование. А ведь большинство из них — были молодые девушки, которые после абортов в военно-полевых условиях — не смогли больше рожать. Родня от них отказалась, это же позор. И они — остались совсем одни. Те, кто выжили после военно-полевых Его Императорского Величества борделей.
— Что ты такое говоришь, Старший…
— А ты почитай исторические документы, малыш. Эта страна и ее люди прошли через такие испытания, что и врагу не пожелаешь. И эти испытания все еще не закончились. У Су Хи — все еще впереди, все еще возможно исправить. Она после школы — поступит в институт, деньги у ее матери есть. Если школу не сменить, то уж институт то она себе может выбрать и специальность. Даже без нашей помощи ей нужно потерпеть годик — и все, она уже далеко от своих мучителей. Да и… никто ее не насиловал. Издевались — да. Но сексуального насилия вроде не было пока.
— Ты то откуда знаешь?
— Жертвы сексуального насилия ведут себя иначе. Вспомни, когда мы стояли в кругу — она стояла у стены и держала портфели и твой пиджак. Вспомнил? Она с опаской смотрела на Гванхи и Бо. Но парней из сорок четвертой не воспринимала как угрозу, понимаешь? Если бы она хоть раз прошла через групповое изнасилование, то она бы в угол вжалась. Потому что у нее в голове была бы яркая картинка как они все ее прямо тут раскладывают… но этого не было. И она пока не воспринимает каждого мужчину как угрозу. Она боится своих мучителей, но не всех мужчин в принципе. Так что… если и было что-то связанное с этим, то скорей — из разряда издевательств и унижений. Стоять голой. Танцевать стриптиз. Все такое.
— Но это же ужасно!
— Ужасно. Но… в сравнении с тем, что пришлось вынести многим корейским девушкам в японских борделях — фигня. Я тебе так скажу, малыш… и она и ты — преувеличиваете свою боль и свою жертву. Собери сопли в кулак и прекрати ныть. И ей тоже полезно перестать ныть и себя жалеть.
— Да она себя и не жалеет!
— Еще как жалеет. И жертву из себя строит.
— Она и есть жертва!
— Конечно, если ты думаешь, как жертва, ходишь как жертва, крякаешь как жертва… но знаешь, что, малыш? Задумайся! Может быть, стоит перестать думать, как жертва, перестать ходить как жертва, а? Ладно, нам нужно пару вещей у нее узнать… а потом уже решение примем. Есть у меня впечатление, что без глубокой интервенции тут не обойтись.
Тем временем официантка — принесла им заказ. Сладкий чай и десерты. Потому что у Бон Хва уже руки трястись начали от дефицита глюкозы в крови. Так что он — начал пить чай, чувствуя, как сладость разливается по всему телу, дрожь прекращается и в голове — рассеивается туман. Он набирает сообщения в телефоне. Лишь бы Чон Джа была на месте… и дядя Ван.