Скверна
Шрифт:
– Никто не сможет сохранить спокойствие, если к его виску приставить «глок». Никто.
Он затянулся сигаретой и затушил окурок в стакане, хотя не докурил до конца.
– А вот ты не испугалась, – сказал он, изучающе глядя на нее. Он был, наверное, раза в два старше нее. Его глаза были такого же коричневого цвета, что и волосы. Она узнала бледную полоску у рта – шрам, который немного приподнимал губу с одной стороны. Его было почти не видно под бородой.
– Как же объяснить тот факт, что подросток не пугается, когда к его виску приставлено дуло? Вот о чем я спрашиваю себя, понимаешь? И знаешь
Хирке показалось, она поняла, что он сказал, хотя половина слов была ей не знакома. «Глок»? Пистолет? Она посмотрела на лежавшее на столе оружие.
– Это оружие. Оно убивает людей, – произнесла она и пожала плечами в попытке сделать вид, что всю жизнь только и делает, что болтает о таких вещах.
– Да, теперь ты это знаешь. Но тогда-то не знала, так ведь?
Хирка помотала головой. Не имеет никакого смысла делать вид, что она знает о вещах, о которых ничего не знает. Этот мужчина, несмотря ни на что, помог ей, хотя и против своей воли.
– Вот именно. И на лифте ты никогда раньше не ездила?
– Лифт?
– Гостиничный лифт. Тот, что поднял нас сюда, наверх.
– А… Нет.
– И ты даже не предполагаешь, сколько это может стоить? – Он высыпал на стол три камня. Ее камни. Те, что он забрал.
– Они мои! – Хирка схватила их. – Это подарок, – добавила она и посмотрела на него обвиняющим взглядом. Он был вором, не она.
– Это означает нет? Ты понятия не имеешь, сколько они стоят?
– Да. Или… Нет. Не здесь.
– Вот именно. И тут мы подходим к самому интересному, так ведь? Ты знаешь, сколько они стоят в каком-то другом месте, но не здесь. Тогда у меня возникает другой вопрос, – он снова склонился вперед. – Откуда, черт возьми, ты явилась?
Хирка прикусила губу. Разговоры о том, откуда она, до добра еще никогда не доводили.
– У тебя есть попить? – спросила она.
На мгновение он растерялся, как будто ему никогда раньше не высказывали таких простых просьб, но поднялся и прошел в ванную. Хирка взглянула на входную дверь. Не сбежать ли? Возможно, лучшего шанса не представится… Она дернулась, но раздумья заняли слишком много времени.
Чужак вернулся и поставил перед ней стакан воды. Хирка выпила его до дна. Он не спросил, хочет ли она еще.
– Ты их кому-нибудь показывала? Камни? – спросил он.
Она помотала головой.
– А вот я показал. И будь я на твоем месте, то хорошенько бы следил за ними. Черт, напрасная трата времени. Я мог бы продать их, выйти на пенсию и жить спокойно, а ты даже не догадываешься об их ценности. Надо было забрать их, эх, надо было.
– Ты их и забрал.
– О господи… – он смотрел на мигающие у церкви огни. – Я подумал, что это принадлежало им, понимаешь? А ты имеешь к ним какое-то отношение. Но ты понятия не имеешь, кто они такие, так ведь? Ты никогда не слышала о Вардарах? Или о забытых?
Она помотала головой. Мужчина провел рукой по лицу. Казалось, он очень устал.
– Как тебя зовут? – спросила Хирка и забралась на кресло с ногами. Ей хотелось вскарабкаться куда-нибудь, но здесь не было такой возможности. Он криво усмехнулся и от этого стал каким-то теплым, можно даже сказать, симпатичным. Просто этого нельзя было разглядеть, когда он был опасным врагом. Хотя, может статься, он до сих пор оставался врагом. Во всяком случае, другом он точно не был.
– Стефан. Меня зовут Стефан Бароне, – казалось, он удивился собственному ответу. Она надеялась, это потому, что он сказал правду.
– А я Хирка.
– Милое имя, что и неудивительно. Так откуда ты, Хирка?
– А ты откуда?
Он внимательно изучал ее, как будто искал, за что бы зацепиться взглядом и решить, отвечать на ее вопрос или нет.
– Мой отец был шведом, а мама – итальянкой. А домом можно назвать сотню мест, только бы там была гостиница или знакомые. За последние полгода я побывал в десятке стран Европы. Но тебе это ни о чем не говорит, так ведь?
– Мой отец был из Ульвхейма, своей матери я не знаю. Еще до того, как мне исполнилось десять, я повидала почти весь Имланд из окна повозки, и я прошла весь Блиндбол пешком. Но тебе ведь это тоже ни о чем не говорит.
Стефан рассмеялся и потер подбородок. Он был взрослым и все же казался немного потерянным. Хирка улыбнулась и вдруг поняла, что очень давно не улыбалась по-настоящему. Комната мгновенно стала теплее. Она не знала отчего, но смогла немного расслабиться. Неужели в обмене именами заключено так много власти? Возможно, она сломала лед, и теперь ей удастся выкрутиться и вернуться к слепому.
И сделать что? Сидеть там и ждать, когда явятся другие враги?
– Что случилось с твоей губой? – Хирка указала на свою губу, на случай если подобрала неправильные слова.
– Таким родился. А пялиться невежливо.
– Мне кажется, это красиво, – сказала Хирка. – Не пялиться. Твоя губа.
Стефан рассмеялся и снова нажал на телефон.
– Значит, если я правильно понял, тебя только что пытались похитить какие-то больные люди. Ты понятия не имеешь, кто они такие и чего хотят. Каждый коп Йорка работает сегодня сверхурочно, чтобы найти нас. На расстоянии метра от тебя сидит вооруженный чужак. И при этом ты говоришь о моих губах?
Хирка пожала плечами и потупилась:
– Я не сделала ничего плохого. Я не знаю, почему все так получилось.
Стефан отложил телефон и снова встал. Она заметила у него на шее цепь, которая скрывалась под свитером.
– Ты когда-нибудь встречала по-настоящему больных людей, Хирка?
Хирка скрыла улыбку. Она сомневалась, что Стефан встречал так же много больных, как она, но не ответила.
– Я хочу сказать, серьезно больных. Тех, кто знает, что скоро умрет? Только представь, что увидела одного такого обреченного на смерть человека через год, причем совершенно живого. Или через три года. Тридцать лет, – он посмотрел на Хирку. – И не просто живого, но ни на год не постаревшего. Что бы ты подумала?