Сквозь ночь
Шрифт:
Дядя Федя останавливается и, поглядев на Валерика сверху вниз, говорит:
— Вот как? Гм, интересно…
— А еще знаете чего? — вдохновляется Валерик. — Еще она сказала, что вы в конце концов сожжете нашу дачу всю своими папиросами и что она прошлую ночь от вашего кашля даже совершенно глаз не сомкнула.
— Вот как? — бормочет дядя Федя. — Интересно, интересно…
Вынув руки из-за спины, он лезет в карман, достает папиросы и долго ищет спички, похлопывая себя по бокам. Закурив, нахмурившись и кашлянув, он говорит:
—
— Понял, — покорно соглашается и с этим Валерик.
— А впрочем, знаешь ли… — говорит дядя Федя. Повертев папиросу в пальцах и усмехнувшись, он поворачивается и уходит, не досказав.
Под вечер он уезжает. Спустившись сверху со своим поцарапанным чемоданом, он долго прощается, а отец с матерью все уговаривают его.
— Ну что ты, Федор, — басит отец. — Нехорошо, право…
— Право же, нехорошо, Федор Васильич, пожили бы еще недельку, — меленько вторит мать. — Вы нас ничуть, ничуть не стесняете…
Они провожают его до калитки и долго машут руками. А вернувшись, видят, что Валерик горько плачет, сидя на ступеньке веранды.
— Ты чего это? — наклоняется к нему мать.
— Ни-ни-ничего, — захлебывается слезами Валерик.
— То есть как это ничего? — наклоняется и отец. — Ушибся, что ли?
— Не-не-нет, — горестно мотает он головой.
— Может, натворил чего-нибудь? Скажи правду, не бойся.
Он молча всхлипывает.
— Просто мальчику скучно, правда? — нежно говорит мать. — И спатки пора, набегался за день.
Подняв Валерика, она уводит его. Через час, наклонясь, она заботливо поправляет на нем одеяло. Мальчик спит, сдвинув брови, и прерывисто вздыхает во сне.
1956
ТАКОЙ ДЕНЬ
Семьдесят пять километров пришлось ехать попутной машиной. Шофер, белобрысый парень в кепке, повернутой козырьком назад, предложил Наташе место в кабине, но она отказалась и всю дорогу простояла с Андреем в порожнем кузове. Сидеть было не на чем. На ухабах машину сильно встряхивало, и огромный запасный скат угрожающе прыгал, гулко стуча по пыльному днищу. Они стояли, крепко держась за крышу кабины и молча, щурясь от встречного ветра, смотрели вперед, на вьющуюся в безбрежной степи дорогу.
У въезда в поселок, на развилке, шофер притормозил. Они соскочили.
— Не знаешь, где здесь сельсовет? — спросил Андрей и протянул шоферу надорванную пачку «Беломора».
— А шут его знает, — сказал шофер. — Я же не здешний.
Он взял замусоленными пальцами папиросу и добавил:
— Я сам с Одессы. А вы, ребята, откуда?
— Санжары, Полтавской области, — сказал Андрей. — Слыхал?
— Нет, — признался шофер. — Полтавчане. Галушники, значит?
— Галушники, да не все, — улыбнулась Наташа. — Лично я москвичка.
— Ну, это дело другое, — сказал шофер. — У нас, между прочим, тоже столичных много.
— Вы какого совхоза? — спросила Наташа.
— Девяносто второго.
— Соседи, — сказал Андрей.
— Рукой подать, — усмехнулся шофер. — По спидометру — двести пятнадцать.
— Пустяк, — сказала Наташа.
— Обратно скоро поедешь? — спросил Андрей.
— Часа через три, — сказал шофер. — А что?
— Подвезешь?
— Можно, — сказал шофер. — Я на Тогузаке тюфяки буду брать, спать которые. Так что обратно помягче будет.
Он хитро улыбнулся, подмигнул Наташе и, повернув кепку сломанным козырьком наперед, сказал:
— Говорил, садись в кабину, а теперь гляди, как напудрило, хлопцы любить не станут.
— Кому надо, полюбит, — нахмурилась Наташа и покраснела сквозь густой слой серо-желтой пыли.
— Какие вы все уверенные, — сказал шофер. Он пофырчал стартером и взглянул на часы. — Так в пятнадцать ноль ноль. Понятно?
— Понятно, — сказал Андрей.
— Ну, пока.
Он снова подмигнул Наташе, захлопнул дверцу и обдал их пахучим бензиновым облаком.
Андрей посмотрел вслед клубящемуся пыльному шлейфу и ослабил на шее галстук.
— Пошли, — вздохнула Наташа. — А то еще не обернемся…
Поселок таял в струящемся воздухе, подставив солнцу плоские саманные крыши. Босоногий мальчонка в танкистской фуражке стоял у камышового плетня, держа во рту палец.
— А ну, солдат, подойди! — позвал Андрей.
Мальчонка, не вынимая пальца, подошел, сосредоточенно глядя из-под нависшей фуражки раскосыми темными глазами.
— Не знаешь, где тут у вас сельсовет? — спросил Андрей.
— Ну что ты, — пожала плечами Наташа, — нашел у кого спрашивать.
Мальчонка вынул изо рта палец, оказавшийся значительно светлее всех остальных, и сказал:
— Пойдем покажу.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал, быстро шлепая маленькими босыми ногами. Фуражка на его голове деловито подпрыгивала.
— Куда разогнался? — крикнул Андрей.
Мальчонка оглянулся и пошел медленнее. Было видно, как ему трудно идти медленнее. Улица тянулась, и голые саманные домики казались все на одно лицо. Кривые березовые шесты — антенны торчали над крышами, на многих под проволочными метелками были прибиты скворечницы.
— У нас в Санжарах около каждой хаты садочек, — сказал Андрей.
Наташа ничего не ответила. Она шла, прикусив губу и глядя себе под ноги. Он покосился на нее и тихо спросил:
— Чего зажурилась?
Она молча пожала плечами и слабо улыбнулась. Андрей вздохнул. Мальчонка, оглянувшись на них, свернул направо и остановился у домика, крытого ржаво-красным железом.
— Ну, спасибо, солдат, — сказал Андрей. — Расти большой!
— Ладно, — сказал мальчонка и побежал обратно, придерживая на темени фуражку.