Сквозь ночь
Шрифт:
— Погоди, — сказал он. — Может, еще поспеем.
Но он уже отлично знал, что ничего не выйдет. Прошло еще немного времени, и он уловил гуденье мотора — на этот раз с другой стороны. Он взглянул на часы — было пять минут четвертого.
— Ты, Ната, лицо утри, — сказал он ей. — Слышишь?
Она покорно взяла у него платок, тщательно вытерла щеки и подбородок, высморкалась и прерывисто вздохнула. Машина была уже хорошо видна. Минут через десять она затормозила около них, распространяя запах бензинового перегара
— Порядок? — высунулся в окошко шофер. — Управились?
— Управились, — сказала Ната и улыбнулась.
Андрей посмотрел на нее, и взгляд его был полон удивления и благодарности.
Шофер спрыгнул на землю, обошел вокруг машины, стуча носком сапога по скатам, подмигнул Наташе и спросил:
— Ну как, в кабину или наверх?
— Наверх, — снова улыбнулась Наташа.
Шофер шумно вздохнул и развел руками.
Через минуту машина двинулась. Стеганые тюфяки лежали аккуратными стопками, горячие от солнца. Поселок вскоре исчез; низенькие домики словно бы потонули, погружаясь в плоскую степь, и только одинокий сухой карагач долго еще маячил своей верхушкой.
Андрей прикрыл глаза, стараясь не думать о том, что будет, когда они вернутся. Наташа лежала рядом, прикусив губу и пристально глядя в высокое, будто выгоревшее от зноя небо. Так прошло полчаса, и он вздремнул под усыпляющее гуденье мотора. Ему показалось, что дремал он не больше минуты, толчок и тишина разбудили его. Машина стояла у продолговатого озера, по краям густо поросшего камышом. Он приподнялся. Шофер, нагнувшись, зачерпывал воду брезентовым ведром.
— Дает жизни! — улыбнулся он, через край наполнив шипящий и брызжущий паром радиатор.
Он завинтил пробку, подул на пальцы и сказал:
— Может, скупаемся?
Только теперь, глядя на воду, Андрей почувствовал, как ему жарко и как хочется пить.
Пока они купались, Ната сидела по другую сторону машины, отвернувшись от озера Потом ушла она.
— Закурим? — сказал шофер, садясь на подножку.
Андрей достал из кармана пачку. После купанья ему стало легче, будто вода вместе с пылью смыла все, что накипело сегодня. Шофер затянулся и, глядя в степь сквозь тающий дым, небрежно спросил:
— Записываться ездили?
Андрей помолчал, дунул на огонек папиросы.
— А ты почем знаешь?
— Думаешь, не видать? — сказал шофер, все еще глядя вдаль, и чуть-чуть улыбнулся.
Андрей помолчал. Шофер тоже дунул на свой огонек и тихо сказал:
— Славная деваха… Прицепщица?
— Трактористка, — сдержанно ответил Андрей. — Краткосрочные кончила.
Оба опять помолчали, не глядя друг на друга. Шофер легонько вздохнул — видно, о чем-то своем. Андрею вдруг захотелось сказать ему что-нибудь очень приятное, но он ничего не мог придумать.
— Говорят, директор у вас толковый, — сказал он наконец.
— Ничего, — отозвался шофер. — На строительство нажимает. Шесть четырехквартирных на центральной отгрохали.
— У нас насчет этого пока слабовато, — сказал Андрей.
— Да-а… — протянул шофер — Теперь это, брат, тебе первая забота.
— Без крыши не будем, — сдвинул брови Андрей.
Он поплевал на огонек и притоптал окурок ногой. Хотелось продолжить этот разговор — мужской, немногословный, степенный. Но тут подошла Наташа.
Никогда еще она не казалась Андрею такой красивой — в нарядном платье, с потемневшими от воды волосами и росными капельками на порозовевших щеках.
Весной, когда они познакомились, на ней был замасленный ватник, штаны и большие резиновые сапоги; кончик носа у нее всегда был испачкан. И все-таки он угадал ее…
— Поехали? — сказала Наташа и, покраснев, обдернула прилипшее к ногам платье.
Шофер улыбнулся ей, снова легонько вздохнул и, надев кепку козырьком назад, полез в машину.
Через час они были на месте. Андрей постучал по крыше кабины. Они соскочили. Машина чуть дрожала от тихо работавшего мотора. Шофер стоял у открытой дверцы.
— Ну… — сказал он и широко размахнулся открытой ладонью.
Андрей подставил свою, и шофер молча потряс ее, глядя в глаза, и не надо было никаких слов.
Потом он протянул руку Наташе и, подмигнув, спросил у Андрея:
— По секрету можно?
Он притянул ее к себе, и Андрей вдруг испугался, что он ее поцелует. Но он не поцеловал ее, а только сказал громким шепотом, косясь на Андрея смеющимся глазом:
— А плакать в такой день запрещается. Ясно?
Она покраснела и улыбнулась. Через минуту пыльный шлейф бежал за машиной, и они смотрели ей вслед, будто она увозила что-то очень дорогое и близкое.
Потом они пошли по свежевспаханной земле и вскоре увидели палатки, и кухню, и бочки с горючим, и свой «С-80», стоящий в сторонке. Никого из ребят не было видно, только легкий дымок поднимался и таял над кухней.
— Ну, что говорить будем? — спросил Андрей, озабоченно вглядываясь.
Но говорить не пришлось. Едва они поравнялись с бочками, как из-за палатки наскоком вырвался Степка Вихорев, играя туш на своей гармошке, и сзади кто-то густо сыпанул зерном, и сразу стало шумно — ничего не поймешь. Зерна пшеницы летели со всех сторон, больно покалывая лицо, и сказать уже ничего было нельзя.
А потом все сидели между палатками, у разостланной на земле простыни. Андрей принес две поллитровки, давно ожидавшие своего часа. Степка Вихорев крикнул «горько», и все поддержали его. Бригадир сказал речь. Говорить для него было хуже смерти, но все же он выжал из себя несколько слов насчет будущей жизни, но под конец почему-то стал сбиваться на пережог горючего, и его моментально затюкали.