Сквозь века. Первая часть. Занятие «не хуже других»
Шрифт:
В тот день Харрада так был расстроен, так ревновал, так увлёкся стараниями, поднявшись на стременах, увидеть, как дерётся Сип (и владелец Сипа), что потерял бдительность и пропустил хороший удар копьём. И, верно, лишился бы жизни – будь под ним в тот день Хорезм-Шах, а не Чинк. Умный конь не стал дожидаться, пока дурень хозяин «проснётся»: в последнюю секунду, сам, без всякой команды, крутнулся на задних ногах и отвёл от него удар – и опять-таки не дожидаясь команды, сам пристукнул копьеносца передними ногами. И тут же, снова сам – и зубами и ногами – отбил ещё одну, двойную атаку сбоку.
Пристыженный Михаэль больше уже ворон не считал, а целиком отдался рёву и ярости боя вокруг.
Вечером, залечивая солевыми компрессами глубокую царапину от копья на плече своего Иберийца, он ругал себя ничтожеством и предателем: Чинк прикрыл его, выручил как настоящий друг, а он! Просто «подставил». Да ни один на свете распрекрасный самый Сип не стоит подковы с ноги его Чинка. Потому что Чинк – друг.
На царапину пришлось-таки накладывать швы – и как же Михаэлю было больно, когда коновал её чистил и шил! Может, не чувствуй он себя виноватым, не было бы так тяжело. А так – лучше б его самого резали. Наложить закрутку он не позволил. [5] Просто был рядом и держал голову своего Иберийца – чтобы дался добром, без повала, – и этот зверь, доверяя ему, стоял смирно и сносил всё спокойно, только немного передёргивал шкурой. А Харраду как железом жгло в том месте, где в друга втыкали чёртовы иголки. Он старался не смотреть. К концу операции взмокли оба, причём Харрада – куда больше, чем Чинк.
5
Если спросить у лошади, что лучше: так постоять потерпеть, или чтобы губу зажали в специальной петле с палочкой (чтобы внимание всё в губу ушло, ни до чего больше дела не стало, а взбрыкнуть ни-ни: держат за губу), лошадь, конечно, скажет, что лучше уж она как-нибудь так, сама постоит.
По счастью, всё обошлось: [6] рана не загнила, аппетита жеребец не потерял, настроения тоже. Зато Рыжий Чёрт совершенно излечился от своей ревности, и на Сипа более не заглядывался. Почти не заглядывался. Великолепный Сип уже не затмевал в его глазах его Чинка. Конечно, Сип красивее: да, красивее, глупо с этим спорить. Он красивее кого угодно. Но – не лучше. Харрада не хотел его. Почти не хотел.
Всё что ему было нужно – это убедиться, что нет на свете человека, достойного владеть таким жеребцом. Вот разве тот, кто его действительно оценит. Ну, к примеру, сам Михаэль. Или хотя бы король. И уж точно не тот, в чьих руках Сип сейчас.
6
Чтобы рана не загнивала и не приключился тетанус, коновал не просто её зашивает. Сначала выстрижет вокруг шерсть. Затем промоет как следует большим количеством очень горячей воды, и, если не поленится, то подсоленной, это лучше. При этом обязательно использует жёсткую щётку и простое мыло. Только простое! Не надо приплачивать и просить «мыло получше», то, каким пользуются модницы, и в котором есть духи! Не надо. Лучшее – не всегда лучше. В данном случае подходит только то, каким стирают прачки, и в котором, кроме мыла, ничего нет. Если коновал заинтересован в том, чтобы сделать всё хорошо, то тереть он будет, не жалея, много раз, и во всех направлениях. Не надо просить: «полегче, приятель» и обещать поколотить. Если сейчас делать «полегче», то потом без лошади останешься. Зато имеет смысл приплатить ему, чтобы старался. Он и остатки мыла может смыть не просто водой, а молоком или даже вином (лучше красным). Ещё и мёдом жидким смажет непосредственно под шов. Ну а компрессы солевые или с солдатской травой – это уже всё равно потом сам хозяин делает, после всего.
Результаты наблюдений не утешали.
С внешностью, ладно, понятно. Красавец, чёрт бы его побрал. Не хуже своей этой лошади. Но это ведь без разницы. Внешность для мужчины – вообще – пустяк, последнее дело. Михаэль решил, что данный пункт он пропускает как не имеющий значения. Куда важнее образование. Вот сам он, например, – весьма образованный человек, и знает целых три языка с половиной. Это много, между прочим. Другие знают лишь по три, а то и только два.
А дон Мигель, говорят, переводит просто с любого на любой – хоть с арабского на китайский. И говорят, он знает всё на свете. Если не врут. Сведущ в истории, алхимии, юриспруденции, медицине. В астрономии, механике, политике, физике, философии… Да в чём угодно. Но это ведь тоже – не самое главное? Ну знает он много – и пусть себе знает. Какая к чёрту разница! Здесь армия, а не университет. Неважно. По крайней мере, к коню отношения не имеет.
Заглушив свою ревность этим доводом, Харрада перешёл к куда более важному и куда более многообещающему для себя пункту: а каков этот Гарсиа «в деле»? То есть в драке. Потому как самому Харраде равных по силе и ловкости нет. Одолеет кого хочешь, в любом бою – хоть двух, хоть шестерых. Дальше восьми, правда, его воображение не пошло. При этом продолжает усердно упражняться. Ежедневно. Ну, или почти ежедневно. Он очень хорош.
Хорош настолько, что против него даже «в круг» [7] никто не выходит. Боятся. Хоть бы и по двое. Рыжий Чёрт – слишком страшный противник. Вот так! Поэтому он вполне заслуженно считает себя совершенно непобедимым, смотрит поединки с чужим участием, да вместе со всеми свистит и орёт – тем и отводит душу.
7
То есть меряться силами: бороться или с оружием. Обычно на противников ещё и заключают пари, хоть такое и запрещено.
Он слыхал, что и Гарсиа этот хорош, рассчитывал поймать его «в кругу» и доказать обратное. И вот свершилось. Лейтенант принял участие в турнире. Обычно-то он тоже держится в стороне. Как и Харрада, только наблюдает. А тут вдруг решился выступить против оставшегося сильнейшим. Тот ответил на вызов. Зрители притихли. Харрада приготовился выйти. Дон Мигель приветствовал всех коротким кивком. Он был спокоен, и даже – Харрада мог поклясться – печален. Может, как раз и хотел отвлечься от каких-то своих невесёлых мыслей.
Схватка оказалась короткой. До обидного короткой: Гарсиа закрутил и заломал «сильнейшего» на второй же секунде – и совершенно беспомощного повалил и прижал коленом. Помог подняться, пожал руку, снова коротко поклонился зрителям и быстро покинул круг. При этом ничуть не разгорячился и не развеселился – даже словно бы ещё поскучнел.
У Харрады и его победа, и манера держаться вызвали более чем уважение: он был восхищён. Жаль, не успел сам против него выступить. Такой противник! Такого повалить – честь велика. Но свистеть вслед и орать: эй подожди-ка! – на сей раз представлялось совершенно неприличным и неуместным. Не тот человек.
Что удержало тогда Михаэля? Только ли невозможность кричать в спину «эй постой» такому как Гарсиа? Или, если быть честным, не хотелось расстаться со славой страшного и непобедимого? Кто знает…
Гарсиа Марес, уже вдалеке, принимал поздравления с видом короля, не показывающего скуки только из уважения к этикету. Видно, не рад был, что привлёк внимание.
Рыжий Чёрт преисполнился зависти: сам он так держать себя не умел. Да никто не умел. Молодой лейтенант разительно отличался от своего окружения.
Здесь нужно отметить, что признавать другого хоть в чём-нибудь лучше себя – это было для Михаэля что-то новенькое. Но признавать приходилось. Соперник обходил его по всем позициям. Обходил без напряжения, даже не подозревая, что участвует в гонке. Невероятный человек.
Ну и что! Зато Харрада лучше всех разбирается в лошадях, все это признают. Тем себя и утешил.
Случилось однажды: взбесился свирепый боевой жеребец капитана Чёрной Разведроты. Сам-то капитан рухнул вдруг без чувств: следствие контузии, полученной ещё днём (дело было в «сезон»). Надо помощь оказывать, кровопускание там и ещё чего, и лекарь уж подоспел – а конь не подпускает. Пока искали Рыжего Чёрта – потому что, если кто и совладает с неуправляемым крокодилом в образе лошади, то только Харрада, – пока вызывали слуг Париетаса – уж кого-то из них «крокодил» его знает, может, послушает, – Марес без шума отвлёк этого монстра и увлёк в сторонку. Просто взял за нащёчный ремень и повёл. И тот пошёл. Дон Мигель что-то ему рассказывал, довёл так до левады, расседлал и выпустил – тот бесновался потом в леваде, пока не прибежали слуги капитана. Как Гарсиа его взял?! Ничего особенного, говорят, не делал – в глаза, говорят, глянул, и всё. Тот заморгал, заморгал, и присмирел. Врут, конечно, напридумали. Дон Мигель, видно, лошадь эту и раньше знал, вот и всё объяснение. Да он, говорят, и сам так объяснил.
Хотя… Взгляд у него – раз увидишь – не забудешь. Немного сверху вниз. Холодный, спокойный, чуть насмешливый. Пронизывающий, и – отчуждённый. Возникает не особенно приятное ощущение, что человек этот видит тебя абсолютно насквозь, что знает о тебе точно всё, – но ему всё равно… Говорят, никто не может смотреть ему в глаза дольше одной-двух секунд. Не то что лошадь – даже начальство. Вот тебе и «просто лейтенант».
Аристократ, до мозга костей. За семь миль видно, что знатный. Осанка, выправка, манера сдвигать брови, поворачивать голову, шпагу обнажать… Да всё! Как у короля.