Сквозь века. Первая часть. Занятие «не хуже других»
Шрифт:
И одеваться умеет хорошо: вроде неброско и строго, но явно очень дорого.
Ловок, силён, абсолютно бесстрашен. Всегда безупречный. Всегда спокоен и сдержан. Неразговорчив, смеётся редко. Нет, не редко – он вообще никогда не смеётся. Считает недостойным своего положения, – или прав, кто сказал: «В великом познании – великая скорбь». Вот Гарсиа Марес и серьёзен всегда, бесстрастен, суров, задумчив… Или печален. Ну да, при его-то грузе знаний ему, должно быть, всегда есть, над чем задуматься.
Под ноги попался камешек. Харрада хотел наподдать ему, но оглянулся вокруг, передумал и поднял. Так. Покосившееся пугало вдалеке. Годится! Назначил пугало мужем кондитерши. Чинк взволновался и принялся проверять. Проплясал круг в погоне за рукой, приговаривая по-лошадиному: «ну-ка, ну-ка! Что там у нас! Это для меня?», заставил остановиться и ворошил носом кулак, пока не развернул все пальцы. Пошлёпал губами по открывшейся ладони. Нет, камень – это невкусно, можно бросать, он не против. Он даже отвернётся. Прицел… Попал. Пугало совсем легло. Рыжий Чёрт нагнулся за другим булыжничком. Прикинул на руке вес. Поискал глазами, куда бы пульнуть, не нашёл и запустил просто на дальность.
Да кто он такой, этот Марес?!
О себе не распространяется. Ни с кем никогда не сходится близко. Стена холодной вежливости. И его никто и никогда не видел пьяным. Невероятный человек. Представить его с пятном на сапоге; в рубашке, ворот которой потерял свежесть; с плохо завязанным шнурком на камзоле или, к примеру, небритым (самое естественное для всех прочих состояние, включая самого полковника) – просто невозможно. Сеньор дон Мигель Гарсиа Марес безупречен всегда и во всём. Впервые Михаэль видел человека, напрочь лишённого слабостей.
А если обратиться к материям ну совсем уж высоким?.. Честь, долг, достоинство. Ведь в вопросах чести Харрада весьма щепетилен. Не спустит никому. Но и по-пустому не придерётся. Он – знаток кодекса, и горд этим.
А у Мареса настолько высокие моральные принципы и обострённое чувство справедливости, что именно он признан в полку главным экспертом в вопросах чести. Строгости, порой суровости его суждений побаиваются не только боевые товарищи, но и командиры элитных частей, да и сам полковник де Сарсо. Но в самых сложных и запутанных случаях, когда не разберёшь уже, кто прав, кто виноват, и с чего всё началось – к кому обращаются? Обращаются к Маресу. Его слово – истина в последней инстанции. Его решение – закон. Спорить с ним – не приведи Господь: один-два убийственных (причём справедливых) аргумента, и несогласный гарантированно становится посмешищем.
Вот так. Даже здесь обогнал Харраду его невероятный соперник.
Спустя пару месяцев от начала этого необыкновенного турнира Михаэлю уже не казалось странным, что все так почтительны с Маресом. Его все знают, но о нём не говорят. Его боятся, перед ним заискивают. С ним стараются не встретиться взглядом. С ним, всего-то лейтенантом, очень считается командование, в его обязанности входит присутствие на военных советах. Лейтенанты все периодически должны бывать на советах, для порядка, что ли, это вроде как дежурство у них такое: стоят там вроде мебели, для солидности. А вот Гарсиа там, по слухам, не «иногда», и не «для мебели» – он участвует во всех военных советах! – и голос его там далеко не последний. Говорят, он прекрасный тактик. А может, дело не только в этом. Что-то такое в нём есть. Какая-то странная сила.
Через полгода придирчиво-завистливых наблюдений человек этот представлялся Харраде едва ли не небожителем. Рыжий Чёрт сделал заключение, не слишком для себя лестное: владеть таким конём, как Сип справедливо не ему – а как раз-таки дону Мигелю. Достоин. Даже завидовать ему перестал. Почти перестал. Он, правда, грешным делом, пытался перенять манеры «переодетого принца крови», видя, какое впечатление производят они на дам, – да и на командование. Усилий и трат это потребовало чрезмерных, надолго его стараний не хватило: плюнул – и утешил себя тем, что сам-то он девчонкам и так нравится. И в полку уважают.
Мигель Гарсиа остался вне досягаемости.
Больше всего на свете Михаэлю хотелось помериться с этим человеком силами. Вот одолеть бы его! Одолеть хоть в чём-нибудь. Хоть просто в грубой силе. А вызвать – не смел. Уважение его к дону Мигелю было столь велико, что даже не посметь вызвать – не казалось стыдным.
Но однажды они сойдутся. Непременно сойдутся в рукопашной. Или сам он как-нибудь решится – или сам Гарсиа Марес его заметит, – и вызовет. И тогда – кто кого.
< image l:href="#"/>Тем временем солнце уже почти село, а наш путешественник вошёл в лесок. За ним тихонько топал рыжий Чинк.
Из памяти вдруг вынырнул лазарет.
Одной из обязанностей Мареса является инспектирование полкового лазарета. Как он не боится? Жуткое место. Михаэль побывал там однажды: вынес из боя Родригеса. Родригес очухался ещё у него на руках – и его начало трясти. Боялся операции, боялся смерти, боялся лекаря… Очень боялся. Старался не показывать, конечно, держался, как получалось, – но получалось у него не очень. Харрада просто не смог бросить его там одного и остался, помогать держать на операции, и для поддержки. И после с ним сидел.
До сих пор перед глазами стоит – как беднягу прикрутили ремнями к столу, как потом… Ох он и орал!
В тот день вообще много раненых было.
Вот дьявольщина, лезет же такое в голову. Харрада даже поплевал и для верности перекрестился. Он, как все, любил думать и говорить о славе, о подвигах, обсуждать оружие, боевых коней, боевые приёмы, ратную доблесть. И совершенно не любил говорить и думать о лазарете. Никто не любит. Это вроде дурной приметы.
Он остановился. И остановился его Чинк. Шагнул поближе, упёрся лбом ему в лопатку, и принялся с усилием чесать себе башку – об хозяина, как об забор. Есть у него манера развлекаться: толкнуть, куснуть слегка, взбрыкнуть, пихнуть. Или почесаться. Двенадцать лет скоро – а всё играется. Михаэль пожурил его, поправил седло, но садиться верхом опять раздумал, и подпруги затягивать не стал. Охота пройтись. Времени до поверки достаточно. Спешить некуда.
Хорошо с Чинком: в поводу вести не нужно. Сам ни на шаг не отходит: выучка. И на зов сразу бежит. Надёжен, как дамасский клинок, и верен, как ангел-хранитель. Золотая лошадь. Но любит хулиганить.
Ну и что? Михаэлю это даже нравится. Он и сам любит хулиганить. Вспомнить хотя бы, как по молодости забавлялся. Вот хотя бы, как куриц гонял, по всей Барселоне. И по всей Сарагосе. Стены домов высокие, улочка узкая, курице ни вправо, ни влево не уйти. Даже воспоминание об этом веселит. Летишь с грохотом по мостовой на белом огромном Хорезм-Шахе, задевая за стены. Нужно, свесившись с седла, ухватить удирающую со всех ног орущую толстую куру за крыло или за спину, или за что придётся. Удаётся обычно не сразу. Зато поймаешь её, подбросишь – летит. И хорошо летит! Ни одна поездка в город не обходилась без этого чудесного развлечения.