Слабое звено
Шрифт:
Когда дверь в переборке открылась, Карлсон, не сказав ни слова, просто прыгнул в машинное отделение, и приземление его громоздкого скафандра Ирма услышала своими подошвами и зажмурилась. Вид предмета весом в сто тридцать килограмм, падающего в машинное отделение, полное различных кнопок и рычажков, неправильное нажатие которых может взорвать корабль — это зрелище не для слабонервных. Но все, разумеется, обошлось — Карлсон явно при любой ориентации тяготения чувствовал себя как рыба в воде, и точно знал, какой его неверный шаг приведет к плачевным последствиям. Ирма была не так уверена в своей координации, и ей пришлось аккуратно слезать с края переборки неуклюжими движениями младенца, пытающегося освободиться из манежа. Спустившись,
— Ох, сестренка, плохи наши дела, — от одного лишь тона, которым протянул Карлсон эти слова, у Ирму под скафандром пробежали мурашки и смели своими армиями всякое желание смеяться.
— Мы взорвемся? — вырвалось из ее рта первое, что пришло ей на ум.
— Что? Нет. Но проблема достаточно сложная, — он присел на переборку, к которой была приклеена схема энергосистемы корабля, и начал водить пальцем по толстому контуру в форме буквы О с черточкой, — Это главная магистраль, сегмент которой был уничтожен при столкновении. Он состоит из гиперпроводника, но поскольку у нас нет запасного гиперпроводника…
— Да, я знаю, они заменили сломанный сегмент сверхпроводником с водородным охлаждением, — перебила его Ирма нетерпеливым голосом, — Ближе к делу.
— Кажется, когда эти двое сорвиголов устраивали тут свои эксперименты с горячим зажиганием, они сожгли один из контроллеров водородного охлаждения, и это вызвало колебания температуры…
— А разве Марвин умеет их интерпретировать?
— Нет, не умеет, — согласился Карлсон и поднялся обратно на ноги, — В этом-то и проблема. Этому тупому куску железа так и не смогли правильно объяснить, как работать с новой системой охлаждения, и когда он обнаружил нестабильности в главной магистрали, он просто вырубил основные потребители энергии и перевел корабль на холостой ход.
— То есть, мы теперь еще и беззащитны?
— Вот именно.
— Ладно, — протянула Ирма, с опаской посмотрев на противоположную переборку, — Так в чем же сложности?
— Сложности в том, что на Шесть-Три нет запасных контроллеров. Почти все запчасти были пущены на ремонт. Зато на других буксирах остались запасные, но они не приспособлены. Их еще надо перепаять, и тогда…
— Нет, — отрезала Ирма, — Мы должны как можно скорее остановить вращение. Мы и так опаздываем, и я не хочу потом объяснять другим, что благодаря моему промедлению к нашему опозданию прибавились сутки.
— Но ведь водородное охлаждение…
— Ты сказал, что контроллер сожгли еще при зажигании, — настаивала она, перейдя на злобный рык, полный нетерпения, — Это было на прошлой неделе. Уж еще несколько часов-то корабль точно потерпит. Просто скажи Марвину, чтобы он игнорировал аномалии в энергосистеме и не запитывал больше ничего, что не помогает кораблю двигаться.
— Это все равно излишний риск, сестренка. Я не хочу полагаться на авось.
— Хорошо, тогда отойди от клавиатуры. — Ирма сделала шаг вперед. — Я сама все сделаю под свою ответственность.
— Нет, — остановил он ее, уперев вытянутую руку ей в грудь, — Я сам. Так и быть, сделаю по-твоему.
— Боишься, что я что-то испорчу?
— Не хочу, чтобы потом меня спрашивали, почему я доверил тебе рисковать чужим буксиром.
— Ты и сам тут чужой.
— Да, — с усмешкой согласился он, и продолжил беззвучно барабанить по клавишам, — Но я ведь идеальный космонавт.
Его идеальный палец-сарделька продавил до упора клавишу ввода, и красное освещение резко сменилось обычным. На корабле сразу стало светлее, глазам приятнее, а в голове перестала пульсировать боль от мысли, что где-то в динамиках панически орет сирена. Казалось, что даже дышать стало
— Двигатели все еще на холостом ходу.
— Как я уже и сказал, — лениво протянулся ответ, — нам придется обойти половину корабля.
Их следующая остановка находилась в диаметрально противоположном конце буксира, добраться до которого было равносильно взбиранию на скалодром в костюме юного полярника, но, как ни парадоксально, весь их обход Шесть-Три был бы не только значительно сложнее, но и значительно бесполезнее, если бы им на руку не сыграл такой древний человеческий порок как лень.
Весь последний месяц буксир Шесть-Три представлял из себя настоящую арену для двадцатичетырехчасовых боев с ленью. Техники бок о бок трудились в несколько смен, не оставляя огромную машину без внимания ни на секунду. Самоотверженно игнорируя усталость и искушение все бросить и пожалеть свою плоть из мяса и костей, они снова и снова придавали себе сил мыслями, что их сила воли способна превратить мясо в бетон, а кости в арматуру, но однажды лень все же обошла их силу воли и нанесла первый удар. Им надоело бесконечно таскать с собой пропускные карточки, чтобы пользоваться шлюзами или тестировать контрольное оборудование, поэтому они решили облегчить себе жизнь, грубо нарушили правила эксплуатации управляющего интеллекта, и отключили на всем корабле какой-либо контроль доступа. Когда все сроки ремонтных работ были сорваны, а сами ремонтные работы все же подползли к долгожданному концу, Клим произвел свое столь же эффектное, сколь и дорогостоящее зажигание, упал в обморок прямо в скафандре, и лень, почувствовав слабое место во всеобщем моральном духе, смогла нанести второй удар. На корабле было исправлено все, что только можно было быстро исправить, и техники позволили себе немного расслабиться, отказавшись демонтировать временные лестницы, самодельные леса и страховочные тросы, которые сильно облегчали перемещение вдоль повернутых под прямым углом коридоров при неработающей системе контроля массы, а уж про отключенный контроль доступа никто и вспоминать не хотел. Никому и в голову не приходило, что очень скоро все это может сыграть на руку одной по счастливому совпадению образовавшейся рабочей бригаде.
Потеть полезно, успокаивала себя Ирма, карабкаясь по лестнице, когда бороздящие ее лицо капельки вызывали мучительный зуд. Промокшая насквозь форма начинала дополнительно сковывать движения, предплечья горели от напряженной борьбы с тяготением, а легкие бунтовали против излишне влажного воздуха. Отдельные части ее тела испытывали возмущение утраченным чувством комфорта, но не было даже и намека на лень или усталость. Каждая клеточка ее тела смирилась с тем, что покоя не будет, пока работа не будет сделана, и работала на износ ради скорейшего завершения этого издевательства.
Карлсон все время шел впереди, периодически бросая на нее взгляд через зеркало, не желая оставлять напарницу слишком далеко позади. Каждое его движение было насыщенно целеустремленностью, и он не столько взбирался по лестнице, сколько перепрыгивал через ступеньки. Поначалу ей казалось, что где-то в нем таится выносливость небольшой сборной по триатлону, но после пятнадцати минут лицезрения того, как над ее головой порхает бабочкой его идеальный зад, она поняла, в чем его секрет. Скафандр имел свойство большими глотками выпивать силы из своего владельца без какой-либо пользы, а Карлсон просто умел ему этого не позволять. Руке, лишенной осязания, очень сложно определить, сколько сил ей нужно приложить к поручню, чтобы не сорваться, но Карлсон почему-то это знал, и Ирму это страшно злило. Злость придавала ей сил. Силы забирал скафандр. И это злило ее еще сильнее. Она крутилась по этому порочному кругу, словно белка в колесе, но разница была в том, что ее колесо все же двигалось в нужную ей сторону.