Сладкий развратный мальчик (др. перевод)
Шрифт:
Я забила на это, так как он был прав. Это именно то, что мы делали, и я хочу забыться сейчас. Отвлечение, привыкание, неразбериха - чем бы это ни было, я хочу этого. Хочу перестать говорить об этом. Хочу, чтобы он вытолкнул все сомнения из моей головы и подарил мне часть себя, которую увижу только я.
– Отлично. Отвлеки меня. – Дерзко говорю ему, сжимая зубы.
– Посмотрим, в твоих ли силах заставить меня забыть о безумии, которое я ощущаю.
Требуется время, пока до него доходит смысл моих слов, прежде чем он снова накидывается на меня, зубами покусывая мою челюсть. Выдыхаю через нос, и моя голова откидывается
Но даже когда он трогает меня там, втягивая через зубы воздух и шепча:
– Tu es parfaite, - я не могу прикасаться к нему с нежностью.
Я чувствую себя карающей, эгоистичной и все еще такой злой. Это сочетание выталкивает из моего рта сдавленный звук, а его рука останавливается, отводя в сторону полоску моего белья.
– Сердись, - шипит он.
– Покажи, какова ты в гневе.
Проходит секунда, прежде чем слова слетают с моего языка, и она больше походят на рычание, что не свойственно мне.
– Твой рот.
Я выпускаю девушку, которая позволяет себе ощутить гнев, которая может наказать. Я пихаю его в грудь сильно, обе ладони к грудным мышцам, и он пятиться назад, губы раскрыты, и глаза широко раскрыты и в них плещется возбуждение. Снова толкаю его, он ногами спотыкается о кровать и падает на нее. Он отползает к спинке кровати и смотрит, как я следую за ним, взбираюсь на него, пока мои бедра не оказываются на одном уровне с его лицом, затем тянусь к его волосам и хватаю горсть в кулак.
– Я не в порядке.
– Говорю ему, отталкиваю его голову, когда он пытается поднять ее, чтобы поцеловать меня, облизать, а может даже и укусить.
– Знаю.
– Глаза темны и настойчивы.
– Знаю.
Опускаю бедра и слышу примитивный стон, вырывающийся из моего горла, когда его рот открывается, а его язык касается клитора. Он посасывает, подняв руки к моим бедрам и сжав их крепко. Он распаляется и желает, издавая идеальное рычание и довольные стоны, когда я начинаю раскачивать бедрами, объезжая его все еще с кулаком в его волосах.
Его рот нежен и груб, но он позволяет мне контролировать все - скорость, давление, и это так хорошо, но Боже, я хочу тебя глубоко во мне, хочу почувствовать тебя в своем горле.
Ансель смеется в мою кожу, и я понимаю, что сказала это вслух. Раздражение охватывает меня, наравне с румянцем, и я отодвигаюсь, униженная. Уязвленная.
– Нет, - шепчет он.
– Нет, нет. Viens par ici.
– Вернись.
Заставляю его заработать это. Пальцы уговаривают, а его мягкие звуки умоляют, пока, наконец, он не тянет мои бедра вниз и подстрекает меня пальцами, прижатыми к моей коже, снова следовать за своим удовольствием, давая ему то, в чем он нуждается в этой перевернутой игре, и объезжая его лицо.
Мое тело покалывает во всех местах - вдоль шеи, вниз по рукам, ощущая гиперчувствительность и жар. Но чувствительность почти невыносима, там, где он лижет меня. Это так хорошо, что почти невозможно, что я
слишком быстро
так блятьчертовски быстро
и я срываюсь.
Я опрокидываюсь вперед, пальцы сжимают спинку кровати так сильно, что видны сухожилия. Кончаю, вскрикиваю, прижимаю бедра так сильно к его лицу, что не знаю, как он дышит, но он становится еще необузданнее подо мной, руки удерживают мои бедра, не позволяя двигаться, пока мои мышцы не расслабляются, и пока он не ощущает губами, что оргазм затихает.
Ощущаю опустошенность и обожание, когда плюхаюсь, словно без костей, на кровать. Чувствую его страх, любовь, панику и наконец, позволяю вырваться рыданию, которое я сдерживала часами. В тишине, мы оба понимаем одну вещь: я ухожу.
Он прижимается к моему уху, и его голос настолько пьян, что едва понятен, когда он спрашивает:
– Ты когда-нибудь ощущала, будто свое сердце сжимается в груди, словно кто-то в кулаке сдавил его?
– Да, - шепчу, закрыв глаза. Не могу смотреть на него такого. Не могу видеть печаль, которую я увижу в его лице.
– Миа? Миа, мне так жаль.
– Знаю.
– Скажи мне, я же ведь еще... нравлюсь тебе.
Не могу. Мой гнев устроен по-другому. Поэтому, вместо того чтобы подождать, когда я отвечу, он наклоняется и целует меня в ухо, плечо, шепчет какие-то слова в шею, которые я не понимаю.
Медленно, мы переводим дух, его рот находит мой. Он всегда целует меня так - и я позволяю ему это - это единственный, способ сказать ему, как я люблю его, при этом прощаясь.
***
Кажется, все идет против моих инстинктов: я должна вылезти из постели одна и одеться в темноте, пока он спит. Тихо, насколько возможно, выуживаю свою одежду из его комода и кладу ее в чемодан. Паспорт лежит там, где он и говорил - в верхнем ящике комода - и это небольшое напоминание, помогает мне не развалиться. Оставляю почти все твои туалетные принадлежности, паковать их будет слишком шумно, а я не хочу разбудить его. Я буду скучать по своим новым модным кремам для лица, но не думаю, что смогу уйти от него, если он проснется, и будет наблюдать за мной тихо, а особенно если попытается отговорить.
Нерешительность, к которой начинаю прислушиваться - может отправить ему сообщение, хотя не уверена, что это - лучшая идея, которая когда-либо была у меня - поэтому я не делаю этого. Едва смотрю на него - все еще почти одет, растянулся поверх одеяла - в то время, как я упаковываю вещи, одеваюсь, и обыскиваю стол в гостиной в поисках листка бумаги и ручки.
Последний раз захожу в комнату, посмотреть на него. Не могу отвести взгляд. Только теперь, я осознала, что у меня не было времени оценить, каким, до смешного, горячим, он был вчера вечером. Темно-синяя рубашка на пуговицах - идеально сидящая на его широкой груди и узкой талии - на горле она чуть распахнута, и мне сразу же хочется наклониться и пососать мои любимые изгибы: от шеи к груди, от груди к плечам. Его джинсы изношенные и идеально потертые в самых лучших, так хорошо знакомых местах. Над бедром дорожка кнопок. Он даже не снял свой любимый коричневый ремень перед сном - он просто расстегнул его, и теперь штаны сползли низко по бедрам - вдруг, мои руки начинают чесаться, желая вытащить ремень из петель, чтобы увидеть, ощутить и попробовать еще раз его кожу.