Сладость горького миндаля
Шрифт:
– Я полагаю, милорд, мистер Хилтон прав. Никакой опасности тут нет, и я непременно составлю Арчи компанию, - он повернулся к Корбину и, втайне ликуя, поймал первый заинтересованный взгляд леди Хильды.
– Его светлость прав, - отрезал граф Блэкмор.
– Что вам обоим там делать?
– Найти рациональное объяснение происходящему. Не вы ли сами на этом настаивали? При этом прикажите Ливси, после того, как гробы поставят на места и запрут замок, отдать нам его ключ. Мы будем до утра охранять склеп, а утром откроем его.
Блэкмор хотел что-то возразить, но в разговор снова вмешалась герцогиня.
– Полно, дорогой Генри, вы
– Ничуть, дорогая Хильда, - покачал головой лорд Генри, тон и лицо его были серьёзными и недовольными.
– Я - прагматик. Когда я подстерегал в саванне тигра или льва, я знал, что получу шкуру и славу. А тут что? Но я полагаю, что сейчас все мы несколько взбудоражены и не можем рассуждать здраво. Довольно на сегодня, джентльмены, давайте обсудим все завтра, и я уверен, что к утру горячие головы поостынут.
Прямо возразить хозяину и оспаривать его никто не стал, но было заметно, что ни Хилтон, ни Грэхем ничуть не переменили своего решения. Герцогиня, подняв с пола кота, уже доевшего мышь и теперь снова плотоядно облизывавшегося, подарила по улыбке Грэхему и Хилтону.
– Спокойной ночи, господа, надеюсь, ваш пыл к утру не иссякнет.
После чего выплыла вслед за служанкой из комнаты, где остались Монтгомери, Гелприн, Марвилл, Говард и Хилтон с Грэхемом.
– Послушайте, вы же это не всерьёз?
– Монтгомери был по-прежнему раздражён, и взгляд, которым он смерил Арчибальда и Перси, был лишён всякой сентиментальности, - не лезьте туда. Местечко это явно нечистое, быть беде.
Хилтон и Грэхем смерили старика одинаковыми, ничего не выражающими взглядами. Никто из них не собирался возражать старому герцогу. В его годы боятся любого сквозняка, а уж провести ночь у склепа - эта мысль, как они поняли, просто до смерти пугала ветхого маразматика.
Оба вежливо поклонились, пожелав старику, Гелприну и Говарду с Марвиллом спокойной ночи и откланялись. Эдвард Марвилл задумчиво посмотрел на милорда Фредерика и тоже попрощался. Джеймс Гелприн, за всё время вояжа не обронивший ни слова, кивнул всем на прощание и исчез в затемнённом коридоре.
Чарльз Говард, в раздражении покусывая губы и склонив голову к плечу, поинтересовался:
– А почему вы полагаете, ваша светлость, что они хоть чем-то рискуют? Оба будут снаружи, вооружены до зубов. Что может случиться?
Герцог смерил Говарда долгим взглядом, снова отметив, как тот похож на попугая, и ответил:
– Не знаю, но не нравится мне всё это. А когда ваша свадьба с мисс Сэмпл?
Говард растерялся.
– Я... пока не знаю. Зачем торопиться в таких делах?
– Угу, - пробурчал себе под нос Монтгомери и, не прощаясь, направился к себе.
В своих апартаментах Монтгомери снова уединился у камина и задумался.
Ему что-то не нравилось в происходящем, но что именно - он не понимал. Может, он просто надышался зловонным запахом затхлого склепа, вот голова и разболелась, и мерещится всякое? Старого герцога особенно злило, что он не мог постичь, уловить ту деталь, тот факт, что вызывал его беспокойство. Нет, это были вовсе не гробы, непонятно как переворачивавшиеся в закрытой крипте, и не запланированный ночной вояж Хилтона и Грэхема к склепу. И не выстрел пьяного сторожа в кладовой. А что? Что так тяготит, тянет сердце и беспокоит, точно болезненная заноза
Он промаялся полчаса, но так ничего и не понял. Вызвал камердинера, и Джекобс принёс пижаму.
– Что слышно в замке? Что тут говорят по поводу склепа?
К его удивлению, Джекобс не улыбнулся.
– Все точно воды в рот набрали, милорд, разве только конюх сказал, что это чертовщина. Мне показалось, об этом здесь вообще говорить не любят, по крайней мере, слуги. А вот племянницы графа, - камердинер наклонился к уху господина, - как услышали, что вся компания ушла к часовне, заволновались. Мисс Монмаут сказала, что герцогиня просто ведьма, приличная, мол, леди не будет ходить по подобным местам, мисс же Сьюзен, хоть согласия между сёстрами никогда не было, тоже говорит, что леди Хильда стремится приворожить всех мужчин в замке, и она, мол, настоящая колдунья.
– Что, Говард и Марвилл не обременяют себя ухаживаниями?
– усмехнулся Монтгомери.
– Ничуть, милорд. Мисс Монмаут вчера всю ночь проплакала, а мисс Сэмпл пыталась поговорить с мистером Говардом о свадьбе. Он сказал, что хотел бы подождать смерти дядюшки, которая явно не за горами, а спешить со свадьбой, мол, опрометчиво.
– Приданое в сто тысяч даст ему пять тысяч годовых.
– Именно это мисс Сэмпл ему и сказала, но мистер Говард ответил, что в тех кругах, куда он хотел бы ввести её, таких денег недостаточно.
– И что дальше?
– Не знаю, милорд, разговор был в музыкальном зале, потом туда вошли мистер Хилтон и мистер Грэхем.
– Ясно.
Он хотел было отпустить Джекобса, но тот неожиданно наклонился к хозяину.
– Если позволите, милорд...- Монтгомери поднял голову.
– Тут... что-то не то творится.
Старый герцог пронзил камердинера острым взглядом.
– Не то? Что именно не то?
– Не знаю, милорд, - пожал плечами слуга, - да только тут нет никого, кто служил бы дольше года. Половина замка - вовсе необитаема, сам же замок - это лабиринт какой-то. Я трижды пытался пройти на верхний этаж, а попасть туда не мог, лестницы ведут в никуда или в одни и те же залы, ты и не замечаешь, как ходишь по кругу.
– Он развёл руками.
– Нет, я все понимаю. Старый замок, военная крепость, узкие переходы, каменные лестницы и двери, которые открываются посреди стены. Все понятно. Но паучьи мотивы на канделябрах, крюки в потолках и смрадные запахи? Главный дымоход при сильном ветре воет волком, челядь вечно жалуется на хлопающие двери, шаги по ночам, движущиеся огни, дверные ручки, которые поворачиваются сами собой.
– У меня в Брэмонте почти то же самое, - вяло отмахнулся Монтгомери, ожидавший услышать нечто более интересное.
– Эти замки строили не для жизни, а для обороны. Их легче снести, чем перестроить. Я в Брэмонте недавно тайник обнаружил с десятью мешками сгнившего овса. Тридцать лет мимо по коридору ходил, а тайной двери не замечал. Тут ничего особенного нет.
Вышколенный слуга не возразил, молча поклонился и исчез.
Монтгомери несколько минут сидел, уставясь слезящимися глазами в каминное пламя. За время, прошедшее в замке, его приятно удивил Генри Корбин. Если в лондонском клубе он порой позволял себе коробящие Монтгомери комментарии и замечания, то теперь его слова были суждениями истого джентльмена. Как это он сказал? "Выискивать грехи и срам предков - это Библия определяет как хамство. Мне не хотелось бы заслужить такое наименование..." Прекрасно сказано!