Сладость горького миндаля
Шрифт:
Генри Корбин, всё это время не принимавший участия в разговоре и, похоже, вовсе не слушавший, был задумчив и печален. Неожиданно он обратился к герцогу.
– Может, ещё усилить охрану, Фрэдди? Они - мои гости, и я отвечаю за них.
Монтгомери задумался, но, заметив презрительную усмешку леди Хильды, покачал головой.
– Наверное, всё же нет, Генри. Герцогиня права, четверо вооружённых до зубов мужчин...
Корбин пожал плечами. Все они уже подошли к замку, в небе проступила огромная луна, бело-жёлтая, с темными опалинами по краям. Никакая мудрость и никакое искусство, подумал старик, не может дать того, что приносит с собою лунный свет, мистичный, жутковатый...
– Надеюсь, ваш Арлекин сегодня
– Мне сейчас только стрельбы и не доставало, - граф распахнул створку ворот, все они прошли по гравиевой дорожке к замку.
– С тобой что-то не то, Генри?
– спросил герцог, заметив странную болезненную гримасу на лице Корбина.
Тот пожаловался на головную боль, пояснив, что почти не спал вчерашнюю ночь.
Замок встретил их тишиной. Лакей доложил, что молодые джентльмены весь вечер играли на бильярде, мистер Гелприн читал в гостиной, а мисс Монмаут и мисс Сэмпл не выходили из своих комнат. Леди Хантингтон тепло простилась с крестными и милордом Фредериком и ушла к себе. Генри Корбин пожелал Монтгомери спокойной ночи и тоже распрощался с ним до утра.
Оставшись один в холле, старый герцог некоторое время размышлял, не зайти ли на кухню. Он за время вояжа на погост несколько проголодался и не отказался бы от чашки чая с бисквитом.
Отрыв ту самую дверь, из-за которой накануне прогремел выстрел, он вошёл в тупик коридора и проследовал мимо рыцарских лат на кухню. Миссис Дороти Кросби не услышала его шагов, ибо приглядывала за тестом в кастрюле, Монтгомери, не желая пугать её, слегка кашлянул. Кухарка в ужасе оглянулась и замерла, но, разглядев гостя, респектабельного пожилого джентльмена, причём, тот явно был из плоти и крови, успокоилась, с улыбкой выслушала его просьбу и торопливо поставила на плиту чайник. На столе тут же появились бисквиты и сэндвичи с бужениной.
Старик присел в ожидании чая к столу.
– Вчера этот кот вас так напугал...
На лице Дороти Кросби появилось плаксивое выражение.
– И не говорите, сэр, чуть сердце из груди не выскочило, - она покачала головой, явно сожалея о своём испуге, но тут же продолжила, - но это неправда, что тут ничего не происходит, как милорд Корбин говорит. Дьявол в замке есть. Поверьте, сэр.
Монтгомери поднял глаза на кухарку и столкнулся с боязливым, но вполне осмысленным взглядом.
– Его сиятельство говорит, что мне мерещится. Бывает, что скрывать. Но почему все, кто здесь работали, в один голос говорят, что видели это чудовище? Почему описывают его одинаково? Видения, сэр, они у каждого свои, а если мисс Палтроу говорит, что видела призрак с волчьей мордой и огромными крыльями, и глазами горящими, а я накануне такой же на чердаке видела - то не совпадение это вовсе, сэр. Есть дьявол в замке, есть, поверьте, сэр.
– Вы видели дьявола?
– Монтгомери постарался вложить в голос только спокойный интерес и любопытство. Несмотря на то, что кухарка говорила, сейчас она вовсе не показалась милорду Фредерику эксцентричной особой. Напротив, женщина казалась разумной и испуганной.
– Не знаю, сэр. Но когда я ходила за сушёными грибами, что на чердаке хранятся, в окне на мансарде видела чудовище: волчья морда, сам огромный, глаза горят. И он летал, сэр. Меня увидел, зашипел и в окне исчез.
Монтгомери потёр лоб. Странно, но накануне он тоже видел в окне что-то подобное, правда, не особо сумел разглядеть. Старуха заварила ему ароматный чай, и, наслаждаясь вкусом, Монтгомери не мог не признать, что страхи кухарки оправданы - хотя бы её полом.
– А вы говорили о нём Генри Корбину?
Миссис Кросби развела руками.
– А что толку говорить, когда он слушать ничего не желает?
– женщина вздохнула.
– Поверьте, сэр, ежели бы
Монтгомери допил чай, поблагодарил кухарку и поплёлся в гостиную. Там, замерев в одной позе, той самой, в которой они покинули его, уходя к усыпальнице, сидел Джеймс Гелприн и мерно переворачивал страницы. Заметив старого герцога, он бросил на него быстрый взгляд выцветших глаз, и снова уткнулся в книгу.
Старый герцог неожиданно задумался. Кто этот странный человек, похожий на живую мумию? Почему он столь молчалив и замкнут? Глупцом его не назовёшь, у него феноменальное чутье игрока, и Корбин сказал, что он образован. Что он тут делает? Почему Генри пригласил его? Корбин, понятное дело, мог, навещая свою крестницу, познакомиться с племянником Хантингтона. Но Монтгомери не заметил никаких особо дружеских отношений между сэром Джеймсом и графом Блэкмором. Но если их не связывает ничего, кроме поверхностного знакомства, - зачем приглашать его в дом?
Гелприн между тем продолжал спокойно переворачивать страницы, не обращая ни малейшего внимания на Монтгомери. Тот вздохнул и пошёл к себе. Несмотря на то, что дождя с утра не было, и окон он не открывал, в комнатах царил тяжеловатый запах тины и гнили, точнее, пахло сырой плесенью заброшенного погреба.
Милорд Фредерик, вопреки совету хозяина, поднял раму и бросил внимательный взгляд на болото, оглядел ложбину, терявшуюся в непрозрачном, рваном тумане, разглядел в лунном свете шпили часовни. Там было темно и тихо, всё казалось вымершим и сонным, но воображение Монтгомери почему-то рисовало кошмары.
Но, чёрт возьми! Какие кошмары? Что ему мерещится, а, главное, с чего? Герцогиня права, четверо вооружённых людей вполне способны постоять за себя, а слова кухарки... ну, это просто слова.
Старик с досадой плюхнулся в кресло у камина и вытащил трубку и кисет с любимым табаком, пахнущим абрикосами и ванилью. Едва его обволокло облаком ароматного дыма, он чуть успокоился. Мысли поплыли теперь вяло и клочковато, точно вечерний туман над болотом.
А ведь он просто глупец, неожиданно сказал себе Монтгомери. Его пугает вовсе не неведомая угроза, нет. Чёртов склеп, наведший с самого начала на тягостные мысли, помноженный на затхлый запах тления, просто показался мерзок ему, вот душа и рисует вокруг него тягостные фантомы. Корбин прав, это наверняка обычные дурные шалости великовозрастных деревенских недорослей - и ничего больше.
Старый герцог укутался любимым клетчатым пледом и снова задумался. Сначала мысли его блуждали вокруг ночной вылазки Грэхема и Хилтона, потом старик задумался о себе. В молодости никто не думает, что умрёт. Можно верить, что другие умрут, и согласиться с абстрактным положением, что "все смертны", но никто не относит его к себе. Молодость питает крайнее отвращение к старости и смерти, и в расцвете жизни, как и в беззаботные годы детства, мы не можем даже отдалённо себе представить, как то, что было тёплым и живым, вдруг превратится в ком сырой земли. Если же, предаваясь праздным размышлениям, мы все-таки теоретически представляем себе смерть, удивительно, какой далёкой она кажется. Мы глядим на теряющуюся вдали линию горизонта и думаем, какое огромное расстояние нам предстоит преодолеть. А между тем у наших ног уже клубится туман, сгущаются тени, и вместо пышных, мрачных, меланхолических теней осеннего вечера мы ощущаем лишь сырое марево, обволакивающее тело, едва нас покидает дух молодости. Радости жизни блекнут, становятся безразличны, страдания уже вымотали нас, не оставив ни желания, ни мужества пережить их даже в воспоминаниях. Мы не хотим ни бередить старые раны, ни возродить свою юность, ни прожить жизнь дважды. Хватит и одного раза! Упало дерево - пусть лежит!