Сладость горького миндаля
Шрифт:
Если бы я действительно жил, подумал старик, то не боялся бы умереть. Однако я слишком долго мыслил. Не напрасно ли? Оглядываясь на прошлое, я иногда думаю, что провёл всю жизнь словно в глубокой тени на склоне холма знания, где питался книгами, размышлениями, картинами, иногда слыша отзвуки деловитого топота и шум толпы. Потом события вывели меня из этого тусклого сумеречного состояния, я пожелал спуститься в мир реального и участвовать в общей гонке. Боюсь, правда, уже поздно, и, пожалуй, мне лучше вернуться к книжным фантазиям и праздности.
Он поднялся и снова подошёл к окну. Луна сдвинулась к югу, потонув в полупрозрачных облаках и зацепившись
Неожиданно Монтгомери напрягся. В чёрном, совсем не освещённом луной углу замка, почти у самой земли начало появляться странное облако - не то пар, не то туман, в котором плавали мелкие светящиеся вкрапления. Не тот ли это призрак, о котором толковала миссис Кросби? Герцог вгляделся, но не увидел ничего определённого, ни лица, ни фигуры, да и само туманное облако вскоре просто растаяло.
Герцог позвонил Джекобсу. Тот тут же возник на пороге, точно давно ждал зова господина.
– Что нового?
– Ничего, ваша светлость. Мистер Говард обыграл мистера Марвилла на бильярде с разгромным счётом.
– Слава Богу, - проворчал старик, - а то я всё недоумевал, умеет ли этот недоумок делать хоть что-то. Выходит, умеет. А впрочем, он ещё умеет делать долги и глупости.
Камердинер усмехнулся.
– А вот сам мистер Говард полагает глупцами мистера Хилтона и его сиятельство графа Нортумберленда. Он сказал, что они просто безумцы.
Что-то в тоне слуги заставило старого герцога насторожиться.
– Вот как? Почему же?
– Мистер Марвилл тоже спросил его об этом, милорд, а мистер Говард ответил, среди нашедших своё место под солнцем самые умные предпочитают оставаться в тени.
– А... значит, умнее проявить себя тем, что нигде не высовываться. Неглупо, конечно. А что ответил на это Марвилл?
– Мистер Марвилл сказал, что иные слывут храбрецами, потому что испугались убежать.
Монтгомери кивнул. Он не любил Хилтона и Грэхема, отчаянных игроков и развращённых кутил, но пустое умничанье и жалкая трусость Говарда и Марвилла, выдаваемые за осмотрительность и здравомыслие, были стократ омерзительней.
Перед сном его светлость вынул из кармана ключи от склепа, положил их в пустой кисет, а кисет запихнул себе под подушку.
Глава 11
. Ночь на болоте
Отвага всегда слепа, ибо не видит опасностей и неудобств, -
а стало быть, дурна советом и хороша исполнением.
Фрэнсис Бэкон
Несмотря на ясную ночь, лунные лучи не проникали в ложбину, и склеп под часовней полностью потерялся во мгле. Да и сама часовня выглядела теперь призрачной, в темноте казалось,
Хилтон и Грэхем разместились в беседке, но тут оказалось, что вход в склеп оттуда едва виден. Пришлось возле входа в усыпальницу пристроить фонарь. Ливси и Хилл предложили дежурить до полуночи, а потом разбудить джентльменов, но этот план не понравился Перси и Арчибальду. Они решили не спать до утра и каждый час обходить часовню - по парам. Пока же они развели костёр и следили за входом, то и дело прикладываясь к бутылке с бренди.
Луна по-прежнему сияла на небе и лила свой вкрадчивый свет на кладбищенские надгробия и кенотафы, и болото, лежавшее по левому краю от караулящих, казалось зеркальным. Светляки, точно блуждающие огни, мутно освещали древние кипарисы и зелёный бархат мха, метёлки камыша едва покачивались, точно кивали или кланялись кому-то, неясные тени разбегались по воде у самого основания тростника, а дальше узкой золотой дорожкой дробился и бежал по болоту матовый лунный свет. Деревья были странно неподвижны и молчаливы. Где-то сбоку по необъятному тёмному своду черкнула звезда, и хвост её несколько секунд блестел парчовым росчерком. В кустах тревожно крякнула утка, в лесу встрепенулся и закричал пересмешник. И опять все стихло. Мужчины, до этого шутившие и смеявшиеся, умолкли, а потом Ливси и Хилл пошли патрулировать часовню.
Грэхем начал подрёмывать. Хилтон тоже ближе к полуночи понял, что переоценил себя: на него навалились сонное оцепенение и усталость. Костер почти погас, со стороны болота клубами начал накатываться туман. Воцарилась тишина, странная, гремучая. Не было слышно вообще ни звука. Арчибальду показалось, что в воздухе висит что-то давящее, гнетущее. Болота уже вообще не было видно из-за тумана, стена марева заколыхалась, и казалось, будто там, за ним, кто-то ходит. Хилтон ощутил какой-то нездоровый озноб и страх, необъяснимый, дикий, животный. По вискам потёк холодный пот и онемели руки и ноги. Грэхем рядом дремал, Хилл и Ливси бродили где-то в тумане. Между тем сзади кто-то подбирался к нему... "Стой!" - заорал Арчибальд, но ему лишь показалось, что он кричал: из горла вырвался только глухой хрип, но он разбудил Перси.
– Что такое?
– спросонья пробормотал Грэхем.
Чтобы не ударить в грязь перед соперником, Арчи попытался успокоиться
– Да ... померещилось что-то, - хрипло ответил он и прокашлялся.
Снова воцарилась таинственная тишина, в которой чуялась, однако, ночная потаённая жизнь. То где-нибудь сонно обрывалась сухая ветка и гулко падала на землю, то слышались чьи-то торопливые приближающиеся или замирающие вдали шаги. Хилтон сразу замёрз. Пока он был в возбуждённом состоянии, то почти не замечал холода, когда же несколько успокоился, сразу ощутил во всем теле неприятный озноб. Челюсти стали прыгать, зубы - постукивать. Озноб бежал по всему телу беспощадными колючими мурашками и проникал до костей.
Туман белый, густой, как дымное облако, длинными космами заструился над кладбищем. Он все гуще и гуще заволакивал сидящих у погасшего костра и окутывал часовню, на ограде которой тускло, как светлячок-люциола, горел фонарь. Потянуло неприятной прелой сыростью - запахом осени.
– Чёрт возьми, только этого и не хватало, - Грэхем опрокинул в себя половину бутылки.
– Ты о чём?
– уже не хриплым, а почти обычным голосом спросил Арчибальд.
– Луна ушла, небо в тучах. Сейчас хлынет дождь.