Сладость горького миндаля
Шрифт:
– А что говорят о племянницах Корбина?
– Девицы весьма своенравны, к тому же - не шибко-то ладят друг с другом. Но в местной таверне сплетничают, что их матушки, сестры его сиятельства, тоже друг друга недолюбливали. Это, выходит, у них семейное, милорд.
– А леди Хильда уже здесь?
– Нет, милорд, - покачал головой камердинер, - вдову герцога Хантингтона ожидают завтра. Пока прибыла её компаньонка, но она, кажется, итальянка, выглядит чрезвычайно странно и весьма неразговорчива, - на лице Джекобса промелькнуло разочарованное выражение: он не привык, чтобы с ним отказывались поболтать горничные или камеристки.
– Она только обронила, что миледи обязательно приедет.
– А что
– Её зовут Бартоломеа Дальбано и она уродлива, как смертный грех, сэр. Настоящая ведьма.
Монтгомери пожал плечами. Внешность слуг его никогда не интересовала.
– Постарайся всё же узнать, приглашена ли леди Хильда своим крёстным, и если да, то с какой целью?
– Это я и так знаю, милорд, - Джекобс самодовольно улыбнулся, - миссис Майлз, экономка, сказала, что господин последний год траура постоянно переписывался с леди Хильдой, и она уже гостила здесь в январе. Ей необычайно понравился замок зимой, она обмолвилась, что хотела бы посмотреть на эти места на исходе лета, и лорд Генри тогда же пригласил её побывать здесь на Михайлов день, когда закончится траур.
– А она понравилась молодым леди?
– О, они её не видели, - педантично уточнил Джекобс, - мисс Кэтрин и мисс Сьюзен провели зимние месяцы в Лондоне. Здесь они обе живут только с конца мая по конец сентября и, говорят, ненавидят Блэкмор Холл. Обе молодые леди сами очень хотят посмотреть на герцогиню.
Без четверти семь ударил гонг. Милорд прошёл в столовую, где уже собрались хозяин и его племянницы, кареглазая и темноволосая Сьюзен Сэмпл и белокурая пухленькая Кэтрин Монмаут. Тут же были и женихи девиц, Эдвард Марвилл что-то шептал на ухо мисс Монмаут, а Говард любезно улыбался мисс Сэмпл.
Старик пристально оглядел девиц. Кэт была довольно мила, лицо, округлое и нежное, ничем не отталкивало, разве что улыбка, открывавшая не только зубы, но и влажные десна, немного портила её. В жестах и мимике мисс Монмаут проступало нечто изнеженное и мечтательное, казалось, она смотрела на вас и не замечала, то ли грезя, то ли воображая себя в каких-то иных местах, например в театральной ложе или на балу.
Приглядевшись к мисс Монмаут, Монтгомери довольно быстро постиг нрав девицы, тем более что видел подобное совсем нередко. Такие тепличные особы так привыкли к продуманной смене приятных впечатлений и настолько приучены к довольству и безделью, что малейшее усилие превращается для них в пытку. Они почивают на ложе из розовых лепестков и жизнь для них - "волны амбры среди полей Элизия", им противна даже мысль о скорбях. Они взвинчивают каждое своё ощущение до сладострастной утончённости, а каждое движение превращают в изящный и элегантный жест. Вокруг них должны витать волшебные ароматы и нежные звуки, им навстречу должны попадаться только милые лица; они должны мягко ступать по ярким коврам или подстриженным лужайкам. Книги, искусство, шутки, смех заполняют все их мысли и часы. Что им до испытаний и превратностей судьбы? Какое отношение они могут иметь к тяжкому труду, борьбе, бедности, болезням и мукам, обычно составляющим удел человечества? Все это непереносимо для них даже в воображении.
Сделав эти неутешительные наблюдения, Монтгомери обратил внимание на мисс Сэмпл, которая сидела, глядя прямо перед собой и за весь ужин не произнесла и трёх слов. Красавицей её назвать было трудно. Ястребиные, совсем не женственные глаза и густые брови с изломом придавали ей что-то сварливо-замкнутое и делали старше. Однако в ней чувствовались воля и ум, да и стотысячное приданое тоже кое-чего стоило.
Причина вражды кузин теперь стала понятна старику: глупенькая и хорошенькая Кэтрин презирала сестру за некрасивость, а Сьюзен, холодная и умная, считала сестру дурочкой.
За столом Монтгомери внимательно поглядывал на Чарльза Говарда и сделал вывод, что не ошибся: тот был весьма галантен с невестой, но, вспоминая разговор в экипаже, милорд Фредерик видел, что он ничуть не увлечён мисс Сэмпл, и ничего странного тут не был: некрасивой девице был, видимо, нужен муж, а нищему жениху - деньги. Эдвард Марвилл шутил и смешил мисс Монмаут, выглядел влюблённым и счастливым, но Монтгомери, хорошо зная Эдварда, понимал, что весёлость его наиграна, глаза же молодого человека, несмотря на расточаемые улыбки, тусклы и холодны. Марвилл был посредственностью, но глупцом не был. И потому было понятно, что восторгаться пустой глупышкой Кэт искренне он тоже не мог.
Монтгомери стало тоскливо, и только Генри Корбин, погрузившийся в весьма милые милорду Фредерику воспоминания о старине, сделал ужин приятным. Впрочем, и тут не обошлось без дурных впечатлений. Мисс Монмаут морщилась, как от зубной боли, едва речь заходила о смертях, болезнях или военных операциях. Она не притворялась. Даже упоминать о таких вещах, по её мнению, было неприлично, и одна только мысль о бедствиях смертельно угнетала расслабленное воображение девицы.
Чарльз Говард после ужина, пожаловавшись на головную боль, уединился в своих апартаментах. Мисс Сэмпл, зная, что её жених плохо переносит дорогу, не стала возражать. Кэт же Монмаут приказала подать новое платье, торопливо, шикая на камеристку, надела его и с улыбкой предстала перед зеркалом. Прелестно, просто прелестно, Эдвард будет в восторге. Они договорились пройтись по парку - обсудить будущее. Боже мой, неужели пройдёт всего несколько месяцев - и она обретёт свободу и счастье с любимым?
Эдвард Марвилл был самым тонким и интересным человеком из всех, кого она только встречала, он обладал удивительным, очень тонким вкусом, а, главное - сами вкусы их были поразительно похожи! Эдвард любил "Эвелину, или Историю выхода молодой леди в свет" Фанни Бёрни, восхищался "Удольфскими тайнами", "Итальянцем, или Исповедальней Кающихся, Облачённых в Чёрное" Анны Радклиф, обожал "Мельмота Скитальца" Мэтьюрина! Но и это ещё не всё. На музыкальном вечере у сэра Ригли он заказал, подумать только, её любимую "Весеннюю песнь" Арна и "Облака" Дибдина! Какое сходство наклонностей!
Кэтрин накинула лёгкий плащ и осторожно спустилась по боковой лестнице, крепко держась за перила. Ступени здесь дядя ремонтировал каждый год, но от постоянной сырости лежащего внизу болота они быстро обрастали по углам зеленоватым мхом, становились склизкими и прогнивали. Упаси Бог ступить не туда.
Эдвард Марвилл уже ждал её внизу и встретил милым комплиментом и тёплой улыбкой.
– Кэт, дорогая, ты просто прелестна.
Именно этих слов, она, что скрывать, и ждала. Мисс Монмаут бросила восторженный взгляд на жениха. Ей нравилось в Эдварде всё: утончённые черты истинного аристократа, тонкое остроумие, шарм и грация. Сердце её сразу, при первой же встрече неосознанно выбрало из толпы мужчин именно его - лучшего. Когда же хозяйка приёма, леди Элиот, сказала ей, что Эдвард Марвилл наводил о ней справки, сердце её едва не выскочило из груди.
– Эдвард, ну что ты, - она сделала вид, что его комплимент смутил её.
Марвилл подал ей руку, и они медленно побрели вдоль аллеи.
– Оказывается, твой дядя пригласил графа Нортумберленда и Арчибальда Хилтона. Я не знал об этом, - уронил Марвилл, - они разве друзья?
Мисс Монмаут пожала плечами.
– Он что-то говорил о них, да я не запомнила, - почти отмахнулась она. Её удивило, что Эдвард заговорил о гостях дяди. Кэтрин бросила на Марвилла жадный взгляд. Почему он не говорит о самом главном - о предстоящей помолвке? Кэт не хотелось самой затевать этот разговор.