Слава богу, не убили
Шрифт:
— Мерзкая девка, — первым делом заявил в свое время Юрка после знакомства с четой Гурвичей. — Она вообще кто?
— Редактор в большой сериальной конторе, — пояснил Кирилл. — Рулит сценаристами. Раньше сама писала, а теперь рулит. С позиций корифея кинодраматургии.
— Еще одна творческая личность, — фыркнул Юрис. — А откуда эти понты роковой женщины? При такой-то харе?
— От Гури, естественно… То есть самомнение, полагаю, от природы и воспитания, а Леня ее в этом самомнении изо всех сил поддерживает…
Сейчас, бесцельно слоняясь по неохватным пространствам потребления, Кирилл неожиданно для себя думал, что вдвоем — а поодиночке их еще поди встреть — Гурвичи
Да, но откуда во мне это рефлекторное отторжение? Я сам что — не оттуда же, строго говоря? Мои родители что, не те же совинтеллигенты: пусть не вузовские преподы из Москвы, как у Гури, а инженеры из областного центра, но тоже зацикленные, помнится, на хороших отметках?..
— Сказать, за что ты их не любишь? — сказал вдруг Вардан, когда Кирилл, снова забравшись к нему в «хаммер» (прошло не три часа, конечно, а все четыре с половиной) и обмолвившись, что встретил старого приятеля, пояснил, по Амаровской просьбе, кто таков Леня. Видимо, тон его при этом был не вполне нейтрален, но Кирилл все равно посмотрел в зеркало заднего вида с изумлением:
— Ты что, мысли читаешь?
Амаров осклабился:
— Твои мысли у тебя на морде написаны. Как у собаки.
«Не то что у того же Лени… — подумал Кирилл. — Он будет тебе улыбаться мило и ехидно, а что думает при этом, ты еще хрен догадаешься!..»
— И что же у меня на морде?
— Ущербность деклассанта, вот что. Тебе не дает покоя, что этот Гурвич — почти совсем свой. Вам вроде и есть, о чем поговорить, вы вроде думаете об одном и том же, не любите одного и того же… Но в какой-то момент ты все равно натыкаешься на стеночку, видишь вещь в себе. Обнаруживаешь, что мужичок — непонятен и недоступен, что вообще-то, по большому-то счету, почти на все ему положить… Правда?
Кирилл снова подумал о телепатии. Или все настолько очевидно?..
— Вот интересно… — пробормотал, насупясь. — Он же сам все прекрасно понимает, Леня же вполне трезвый тип на самом деле… Понимает, и признается, и Урюпина своего кроет — и при этом спокойно продолжает на него работать…
— А ты ему где работать предлагаешь? Болгаркой махать? Как бы то ни было, он в нише, он классово адекватен, столичный журналист, вопросов нет… А ты? Вот ты кто такой?
— Хороший вопрос… Чтоб я сам знал.
— Во! — нравоучительно качнул бровями Хавшабыч и замолчал, словно предоставляя Кириллу делать выводы. «Хаммер» разгонялся по ярко освещенному, несколько расчистившемуся к ночи МКАДу.
Кирилл поглядывал на айсора, на носатый самоуверенный профиль с выдвинутым подбородком и думал неожиданную и странную мысль — о чем-то общем, что, возможно, есть у него с «генералом».
Кто я?.. Никто. Вот кто Леня — ясно. И окружающим, и, главное, ему самому. Какая-нибудь Ряба — банковская яппи, поди
Кто я?.. А он — кто? Ну да, генерал Моталин, очень приятно. Зачем же тогда весь день показывать мне, что сам-то он отлично помнит: никакой он на фиг не генерал? Тогда как главное правило мимикрии — убедить в демонстрируемом статусе прежде всего самого себя. Ведь никто не уверен в Рябином мажорстве — органичном, урожденном, чуть ли не наследственном: в том, что всяческий The Most и прочая Opera ей на роду написаны — больше самой Рябы. Собственно, это и есть способ существования пустых.И наоборот, если с их точки зрения ты никто, если даже сам ты не способен идентифицировать себя в их опознавательной системе — значит, есть шанс, что в тебе имеется что-то свое?.. Ну да, звучит лестно, такая отмаза для внутреннего лузерского употребления. Но если я вдруг прав, если именно на это Хавшабыч мне намекает — то зачем? Подтверждения ищет? Значит, ему тоже знакомы все эти ощущения?..
Тут же, конечно, Кирилл себя одернул: ну-ну, повелся, Балда, повелся. Это ж бес! Он же запросто принимает любой образ. Когда олигархов своих пальцем деланых разводит — он весь из себя ГРУшник: спецсубъект со спецпропусками-спецномерами-спецсигналами, морда — хоть орехи коли. А когда тебя покупает — просто-таки второй ты: деклассированный интель, «лишний человек». «Они сами меня придумывают, — вспомнил он услышанное несколько часов назад. — Я — это то, что им хочется видеть на моем месте…»Ты слышишь то, что хочешь слышать. И начинаешь верить уже всему, что он скажет. А скажет он (вот сейчас, похоже, скажет, наконец: зря, что ли, целый день до кондиции клиента доводил; пора) что-то интересное про Чифа. То-то он столько намекал… И ты, по его расчетам, будешь готов поверить, что Пенязь гад, который пойемать тебя, веника, решил — а этот ашурбанипал, значит, явился бескорыстным спасителем…
Он еще раз заглянул в зеркало. И снова ему показалость, что в подвижном свете наружных огней Варданово лицо безостановочно меняется.
— Так что ты там про Пенязя?.. — решил поторопить его Кирилл.
— Я? — разозлился Амаров — и вроде бы уже не шутейно. — А что — я? Сам думай! Проблемы — у тебя. Ну так напряги, наконец, мозги!
— Да задолбал ты намеками. Хочешь что-то сказать — говори.
— Говорю. Ты — лох, потому что даешь себя разводить. Но ты — худший разряд лоха, потому что в лоховстве своем упорствуешь. Это уже лоховство, плохо совместимое с жизнью. Тебе мало того, что всю жизнь ты сосешь. Ты успокоишься, пока не нарвешься по полной. Ну вот ты и нарвался.
— Я Пенязю сказал, что больше не буду тобой заниматься…
— Да ты и так уже все сделал, — заверил, морщась, Вардан, — что от тебя требовалось.
— Привлек к себе внимание?
Вардан промолчал.
— Ну и в чем смысл? — спросил Кирилл.
— А в чем был смысл брать на такую работу человека без малейшего опыта и склонности к ней? В чем был смысл поручать ему разработку объекта, варящегося в делах, за которые и не такого покемона, как ты, уморщат на раз? В чем был смысл настаивать, чтобы ты действовал самостоятельно — имея тучу возможностей узнать желаемое в сто раз проще, быстрее и тише?