Славянская спарта
Шрифт:
«Видите, какую судьбу готовитъ вамъ Петербургъ», — предупреждаетъ славянъ австрійская газета.
Правду говоритъ пословица, что такой услужливый другъ — опасне врага.
За табльдотомъ гостинницы мы опять встртились съ французскимъ посланникомъ Депрё и его женою; они узжали изъ Цетинья въ одно время съ нами и взяли съ насъ слово, что, будучи въ Рагуз по пути въ Боснію, мы задемъ къ нимъ пообдать въ ихъ загородную виллу, такъ какъ пароходъ изъ Рагузы въ Метковичъ отходитъ только утромъ, и вечеръ у насъ будетъ свободенъ. Тутъ же обдалъ и пріятель ихъ Пиге, воспитатель княжича Миркб, какой-то ксендзъ-энтомологъ и два туриста-англичанина, изъ которыхъ одинъ пошелъ пшкомъ въ Никшичъ, чтобы оттуда пройти черезъ Герцеговину и Боснію въ Рагузу.
Чемоданы наши были готовы, лошади тоже; добрйшіе наши земляки, г.г. Аргиропуло, Вурцель и нкоторые изъ черногорскихъ знакомцевъ нашихъ собрались проводить насъ, и мы, сердечно простившись съ ними, отъ души поблагодаривъ ихъ за радушное гостепріимство на чужбин, сейчасъ же посл обда отправились въ путь.
XV
Возвращеніе на родину
Было три часа дня, и жара стояла еще большая; дорога была знакомая и уже не интересовала насъ такъ
Отъ Крстаца мы спустились къ Каттаро всего въ полтора часа. Мы катились внизъ въ этой удалой безостановочной скачк, словно въ лихо пущенныхъ салазкахъ съ англійской горки, съ головокружительною быстротою крутясь съ одной петли дороги на другую, проносясь надъ ничмъ не огороженными обрывами охватывающей насъ кругомъ пропасти въ нсколько сотъ саженъ глубины. У самаго спокойнаго нервами человка невольно замираетъ сердце, когда не особенно хорошо вызженныя лошади несутся стремглавъ съ длинною и тяжелою коляскою, прямо, кажется, въ зіяющую у ногъ бездну, и вдругъ уже надъ послднимъ закрайкомъ ея круто поворачиваютъ на всемъ бгу въ слдующее колно дороги, которая неожиданно переламывается здсь подъ острымъ угломъ. Будь на двор немного темне, будь лошади не такъ поворотливы и кучеръ мене опытный, и вы бы черезъ полъ-секунды загремли внизъ съ коляской и лошадьми. Эти ежеминутные переломы дороги, рзкіе какъ зигзаги молніи, разлинеиваютъ будто царапинами циркуля всю открывающуюся нашимъ глазамъ широкую грудь горы, съ которой мы слетаемъ внизъ, — и не хочется врить, чтобы мы должны были пронестись съ своею коляскою черезъ вс эти безчисленныя ступени гигантской дьявольской лстницы своего рода. Гора, да и другія крпостцы, увнчивающія собою вершины горъ вдоль австрійской границы, кажутся намъ отсюда на дн пропасти, и вс хорошенькіе заливчики, мыски и островки живописной Боки Которской, а за ними безбрежная гладь Адріатическаго моря вырисовываются теперь намъ какъ на прелестной акварельной картин… Озеро-заливъ гладко какъ зеркало, и на этомъ голубомъ зеркал десятки плывущихъ по немъ лодокъ кажутся усявшими его мухами; пароходъ, на всхъ парахъ бгущій среди нихъ, бороздя это прозрачное, гибкое стекло, кажется проворнымъ паукомъ, пустившимся за ними въ охоту…
Нашъ Божо, очевидно, угостившій себя и въ Цетинь, и въ Крстац, легкомысленный, веселый, безпечный, съ безцеремонностью итальянскаго ладзароне, разулся до боса и въ одной рубашк, безъ шапки, спасаясь этимъ отъ солнечнаго жара, къ прилив радостныхъ чувствъ отъ возвращенія домой, отъ хорошаго заработка, а можетъ быть и отъ созерцанія родныхъ горъ, все время разливается въ разудалыхъ псняхъ, которыя, вроятно, кажутся ему очень мелодическими, но которыя дйствуютъ на мое ухо какъ скрипъ немазанной арбы. Одъ отчаянно машетъ кнутомъ, подгоняя безъ того во всю прыть несущихся лошадей, весело перекликается со всякимъ прозжимъ кучеромъ, возчикомъ, прохожимъ, зная здсь всякаго по имени, подробно объясняя намъ, безъ всякихъ вопросовъ нашихъ, кто, куда, откуда и за чмъ детъ и идетъ намъ на встрчу, останавливаясь у каждаго кабачка, чтобы опрокинуть мимоходомъ маленькій стаканчикъ ракіи и поболтать съ хозяиномъ. Даже завидя гд-нибудь глубоко внизу, на одной изъ параллельныхъ петель дороги, экипажъ или повозку съ товарами, онъ не преминетъ перекликнуться и послать привтственный сигналъ за цлую версту знакомому земляку. Эти частыя петли дороги Божо весьма образно называетъ по здшнему «серпентинами», т.-е. «змиными кольцами», въ перевод на русскій.
Вообще Божо нашъ — неузнаваемъ и ведетъ себя какимъ-то усатымъ мальчишкою; хвастаетъ безбожно, разсказывая намъ съ необыкновеннымъ паосомъ любимыя имъ легенды о посщеніяхъ Бокки императоромъ Францемъ-Іосифомъ, принцемъ Рудольфомъ и равными другими высокопоставленными особами, воспвая мудрость, справедливость и могущество славнаго швабскаго императора… О Россіи прусскомъ цар этотъ православный черногорецъ, кажется; ничего не слыхалъ, и не упоминаетъ о нихъ ни слова. До того основательно успли австрійцы перевоспитать своихъ адріатическихъ славянъ, по крайней мр въ прибрежныхъ городахъ, если не въ селахъ.
— Скоро ли, однако, прідемъ, Божо? уже сумерки наступаютъ, — въ нетерпніи спрашиваю я, немного встревоженный перспективою продолжать это скатываніе съ горъ въ салазкахъ въ ночной темнот.
— Еще только дв серпентины, и мы внизу! — съ торжествомъ возвщаетъ Божо.
Дйствительно, только-что начали зажигать огни въ Каттаро, какъ наша коляска съ громомъ подкатила къ дверямъ гостинницы.
Мы, можно сказать, не съхали, а упали съ высотъ Черной-Горы въ австрійское прибрежье. Мстные люди, впрочемъ, нисколько не стсняются здсь ночнымъ путешествіемъ на Ловченъ; мы встртили неподалеку отъ Баттаро коляску австрійскаго посланника, отправлявшагося къ князю въ Цетинье, а не* много ниже — цлый обозъ троекъ съ громоздкими товарами, карабкавшійся на гору. Ночь здсь даже предпочитаютъ дню для путешествія въ Цетинье, такъ какъ въ ночной прохлад и лошадямъ, и людямъ легче подниматься по кручамъ.
Мы покинули прелестную Бокку Которскую рано утромъ на очень плохонькомъ венгерскомъ пароходик «Hungaria», который держитъ береговой рейсъ по всмъ далматскимъ портамъ.
На пароход насказали намъ всякихъ скверныхъ, вещей про путешествіе черезъ Боснію. Русскому, не смотря ни на какіе паспорта и виды, тамъ просто ступить не даютъ безъ обиднаго и стснительнаго соглядатайства; васъ окружаютъ тайными агентами, на васъ заране смотрятъ какъ на опаснаго человка, политическаго шпіона или подстрекателя къ возстанію. Длаютъ все возможное, чтобы пребываніе въ Босніи вамъ показалось совсмъ не сладкимъ, и чтобы вы по добру, по здорову скоре бы убирались, откуда пришли. Увряли насъ даже, будто
А такъ какъ со мною была еще и жена, то подвергаться риску австрійскихъ порядковъ, хорошо мн памятныхъ по исторіи съ профессоромъ Иловайскимъ и нкоторыми другими русскими путешественниками, я счелъ совсмъ неумстнымъ, и мы ршились прослдовать, не высаживаясь въ Рагузу, прямо въ Фіуме, чтобы оттуда черезъ Буда-Пештъ и Галицію возвратиться восвояси.
Въ Гравоз на пристани г. Депре и жена его опять радушно уговаривали насъ отправиться съ ними въ ихъ виллу, въ ожиданіи отъзда другого парохода, заворачивающаго въ Нарентскій заливъ и идущаго въ Метковичъ, въ Боснію. Но ми извинились передъ ними, объяснивъ имъ причину внезапной перемны нашего маршрута, и такъ какъ «Hungaria» стоялъ въ Гравоз всего одинъ только часъ, то намъ не представлялось возможности сдлать даже короткій визитъ любезнымъ представителямъ Франціи и полюбоваться ихъ живописною приморскою дачею.
Къ тому же оказалось, что срочный пароходъ въ Метковичъ отошелъ сегодня, во вторникъ, въ 8 ч. утра, за полтора часа до нашего прибытія, а слдующаго парохода нужно было ждать до четверга, т.-е. ровно двое сутокъ.
Бравый капитанъ венгерской «Hungaria» оказался, разумется, какъ и вс вообще австрійскіе моряки, не венгерецъ, а хорватъ, или кроатъ, какъ называютъ ихъ нмцы. Онъ сохранилъ вс славянскія симпатіи и съ охотой бесдовалъ съ нами о Россіи и о своихъ братьяхъ адріатическихъ славянахъ, халъ съ нами и католическій епископъ Албаніи, итальянецъ родомъ, какъ вс вообще католическіе епископы Албаніи; епископъ принадлежитъ къ монахамъ францисканскаго ордена, одтъ въ коричневую монашескую рясу съ пелериной, въ. широкополую черную шляпу съ зеленымъ снуркомъ; на ше у него крестъ на золотой цпи. Но въ этотъ оффиціальный нарядъ онъ облекся только ради публики, уже въ каютъ-компаніи 1-го класса. Пріхалъ онъ на пароходъ, какъ я видлъ, въ фуражк съ золотою тесьмою и въ короткомъ подрясник, въ томъ самомъ вид, въ какомъ онъ здитъ обыкновенно верхомъ по горамъ своей полудикой паствы. Капитанъ передавалъ мн, что вдоль всего морского берега Албаніи живутъ албанцы православные, католики же занимаютъ внутреннія неприступныя горы, а ближе въ Турціи и турецкой Сербіи — сплошные магометане. Католическое духовенство Албаніи, въ томъ числ и епископъ, хавшій съ нами, содержится на счетъ громадныхъ средствъ общества Ргоpagandae fidei въ Рим, въ которое стекаются обильныя пожертвованія изъ Австріи, Франціи, Италіи. Австрійскій генералъ съ цлымъ штабомъ военныхъ чиновъ — тоже въ числ нашихъ спутниковъ. Но насъ больше заинтересовала хавшая въ Венецію черногорка А. П. Вучитевичъ, родная сестра которой замужемъ за нашимъ прежнимъ посланникомъ въ Америк, извстнымъ писателемъ-путешественникомъ Іонинымъ, бывшимъ во время послдней болгарской войны русскимъ генеральнымъ консуломъ въ Черногоріи и сопровождавшимъ князя Николая во всхъ его походахъ. Отецъ Вучитевичей эмигрировалъ изъ Черногоріи еще при княз Даніил, потому что былъ сторонникъ соперника его Джеорджія Петровича Нгоша. Теперь онъ помирился съ княземъ Николаемъ и бываетъ у него въ Цетинь, но живетъ все-таки въ австрійской Будв, гд у него свой домъ. Тамъ море, живописная мстность, но жить очень скучно, безъ общества, безъ дла. Анастасія Вучитевичъ говоритъ сносно по-русски и передавала намъ много неутшительнаго о современной черногорской молодежи. Черногорцы, получившіе образованіе во Франціи или въ Россіи, доктора, инженеры, тяготятся жизнью въ Черногоріи и не скрываютъ своего презрнія къ ея патріархальному быту. Ихъ смущаетъ грубый сельскій трудъ ихъ родителей, они черезчуръ барятся, отказываются служить на своей родин и тянутъ въ Россію, въ Европу, а если и ршаются остаться въ Черногоріи, то требуютъ для себя большихъ и выгодныхъ должностей, къ которымъ они даже и не подготовлялись. Одинъ старый черногорскій попъ со слезами жаловался нашей спутниц на своего единственнаго сына, возвратившагося изъ Парижа образованнымъ красавцемъ-инженеромъ. Онъ составлялъ всю надежду старика, ничего не жалвшаго, чтобы поставить его на ноги. А пріхалъ, сталъ попрекать отца и мать ихъ грубыми обычаями, не можетъ сть того, что они дятъ, страшно скучаетъ дома, отъ своихъ землячекъ, черногорскихъ двушекъ, отворачивается и даже не говоритъ съ ними, называетъ ихъ кухарками, не хочетъ служить въ Черногоріи, увряя, что здсь съ тоски пропадешь… Старикъ-отецъ посмотрлъ, посмотрлъ на его выходки, погоревалъ съ своею* старухою, призвалъ сына и сказалъ ему:- Вотъ теб деньги! ступай и не возвращайся больше никогда! Я думалъ, что у меня есть сынъ-черногорецъ, какъ я, а ты сдлался бариномъ; мн баръ не нужно. Прощай!..
Молодой инженеръ заплатилъ тогда князю цну своего воспитанія и вмсто инженерства въ Черногоріи выпросилъ себ мсто консула въ Скутари. Другой, докторъ, учившійся въ Россія^ о Черногоріи, о нравахъ народа отзывается не иначе, какъ съ презрніемъ, отказывается наотрзъ жениться на черногорк и даже по телеграмм князя не похалъ сразу изъ Будвы лечить его дтей, и напрямикъ объявляетъ, что ни за что не станетъ служить въ Черногоріи. Въ Петербург онъ былъ ассистентомъ у профессора Раухфуса въ институт экспериментальной медицины принца Ольденбургскаго.