Славянская спарта
Шрифт:
— Памятенъ юнакъ Божо, мудръ! — закончилъ разсказчикъ. — Отца моего убили въ этомъ бою, стрыцъ взялъ у него байракъ; стрыца тоже убили, но байракъ все-таки не отдали туркамъ.
Онъ говорилъ о смерти отца и дяди такъ же спокойно и просто какъ о самомъ обычномъ дл.
«Горній» монастырь виденъ очень эффектно снизу, со двора «Дольняго»; виденъ онъ, конечно, и изъ большого далека, почти отъ самаго Спужа, потому что поднятъ на своемъ нерукотворномъ гигантскомъ пьедестал подъ самыя выси небесныя, и дйствительно кажется издали парящимъ въ облавахъ. Но онъ особенно поражаетъ своимъ оригинальнымъ видомъ, когда очутишься совсмъ на верху, подъ тяжкою пятою его срой, какъ стна отвсной скалы. Надъ головою вашею въ мрачной и характерной живописности зіяетъ широкая пасть черной пещеры, по здшнему «печеницы», — выбитой гигантскимъ альковомъ — въ каменныхъ толщахъ скалы. Пещера
Монастырекъ виситъ, прилпленный какъ ласточкино гнздо въ груди скалы, надъ страшными безднами, полными утесовъ, лсовъ, обрывовъ, какъ разъ въ томъ мст, гд кончается плодоносная долина Средней-Зеты и гд горы поднимаются вдругъ съ трехъ сторонъ во всемъ своемъ колоссальномъ величіи, пріосняя собою «главицу», т.-е. головище Зеты, шумно выбивающееся изъ подземныхъ поноръ Планиницы. Этотъ воздушннй видъ Горняго нсколько напоминаетъ Успенскій скитъ около Бахчисарая въ Крыму, а еще больше, пожалуй, грозную дикость Гозувиты, спрятанной въ одномъ изъ самыхъ недоступныхъ щелей Палестинскихъ горъ.
Мы поднялись въ нишу по грубымъ каменнымъ ступенямъ и остановились въ недоумніи, не зная, куда войти. Проводникъбайрактаръ посовтовалъ намъ забраться на верхнюю галерею и полюбоваться оттуда чуднымъ видомъ на долину, пока онъ разыщетъ единственнаго калучера, охраняющаго эту народную святыню.
— Коли онъ не въ Доньемъ теперь у архимандрита Симона, то отопретъ церковь и покажетъ все, — утшалъ насъ байрактаръ;- а воли въ Доньемъ, то ничего не увидите, нужно будетъ за нимъ бжать… У него вс ключи…
— Тамъ и вода есть отличная наверху, воды святой можете напиться! — послалъ онъ намъ въ догонку, когда уже мы лзли наверхъ, словно на колокольню, по узенькой и темной каменной лсенк подъ опаленными сводами пещеры. Каменная, довольно глубокая галерейка, укрытая отъ дождя и солнца тяжкимъ навсомъ скалы, можетъ отлично служить для обстрливанія непріятеля, поднимающагося къ монастырю. Изъ нея ведетъ узенькая желзная дверочка въ круглую башню, гд помщается крошечная старинная церквочва. Тутъ же, въ задней стн галереи, образованной сырцомъ скалы, маленькое оконце, черезъ которое можно зачерпнуть кружку холодной и какъ слеза чистой воды изъ источника, скрытаго въ каменныхъ ндрахъ горы, чмъ мы, конечно, не замедлили воспользоваться прежде всего, до крайности разгоряченные и труднымъ подъемомъ, и зноемъ лтняго полудня.
Съ галереи дйствительно открывается удивительный видъ. Вс пропасти, все дно цвтущей долины, громады горъ, толпящіяся вдали со всхъ сторонъ, Доній монастырь, лса, торчащіе изъ нихъ утесы, — все это теперь на огромномъ пространств, куда только глазъ хватаетъ, у вашихъ ногъ. Гора Горачъ поднимаетъ какъ разъ напротивъ свои тяжкіе горбы, и блая полоска шоссе бороздитъ ея каменную грудь, впиваясь своими рзко-угловатыми, острыми зигзагами то въ одинъ, то въ другой ея выступъ. Церковь Богетичей кажется отсюда Богъ знаетъ какъ глубоко внизу, а «главица» Зеты и окружающія ея поля прямо-таки на дн преисподней.
Калучера нашъ байрактаръ разыскалъ не особенно скоро; мы вдоволь успли насмотрться на окрестности и наговориться съ провожавшею насъ черногорскою парочкою, когда на галерейк появился наконецъ старикъ-монахъ суроваго вида, сдой и кудлатый, одтый въ какую-то странную мховую кацавейку; хотя со мною онъ расцловался по-братски и привтствовалъ насъ радушными словами, но по глазамъ его и по рчамъ, обращеннымъ въ землякамъ, сразу былъ виденъ самовластный и взыскательный хозяинъ этой суровой пустыньки, недоврчивый и ворчливый сторожъ ея святынь. Онъ повелъ насъ сквозь своды «печеницы» тснымъ корридорчикомъ въ крошечную древнюю церковь, вырубленную въ скал. Стны ея и маленькій иконостасикъ расписаны совсмъ почернвшею отъ сырости и копоти безхитростною иконописью; тсно, темно и бдно все въ ней. Десять человкъ съ трудомъ установятся подъ ея низенькими сводами. Справа у стны — небольшая гробница изъ полированнаго дуба, съ мощами св. Василія Острожскаго. Мощи эти — величайшая народная святыня черногорцевъ. Они готовы оставить на сожженіе врагу вс свои дома, бросить женъ и дтей на произволъ судьбы, но до послдней капли крови будутъ защищать мощи своего святителя. Когда у нихъ не остается никакой надежды силою отстоять Горній, — мсто успокоенія ихъ любимаго святого, — они уносятъ его гробницу на своихъ плечахъ, какъ драгоцннйшее народное знамя, окруживъ его плотною стною своихъ богатырскихъ грудей, перенося его за собою по пропастямъ и кручамъ въ своихъ быстролетныхъ походахъ, одушевляясь имъ въ минуты боя…
Св. Василій, когда-то могущественный епископъ галумскій и скадрскій, жилъ лтъ 250 тому назадъ и былъ въ свое время неутомимымъ борцомъ за порабощенное православіе; много пострадавъ и отъ туровъ, противъ которыхъ онъ неустрашимо защищалъ свою паству, я отъ другихъ враговъ своихъ, — Василій въ конц своихъ дней утомился вчною борьбою и опасностями, и скрылся въ неприступныхъ горахъ Берды; здсь отыскалъ онъ дикую пещеру Острога и, работая какъ послдній поденщикъ, собственными руками основалъ въ ней теперешній «Горній» монастырь во имя св. Троицы, гд и покончилъ свои многотрудные дни, въ смиреніи и подвигахъ простого инока.
Калучеръ Христофоръ, монахъ и священникъ въ одно и то же время, отомкнулъ ключомъ дубовый гробъ и даже открылъ намъ ноги, ликъ и руки святого, что онъ длаетъ далеко не для всякаго, и за что, конечно, мы поспшили положить по здшнему обычаю въ раку святителя нсколько серебряныхъ гульденовъ.
Почтенный калучеръ, быть можетъ, и грамотный человкъ, ибо, вроятно, читаетъ во время службъ волею-неволей требники и Евангеліе, но на душеспасительную бесду съ его стороны или на какія-нибудь интересныя сообщенія объ исторіи обители, очевидно, разсчитывать было бы безполезно; по всмъ признакамъ онъ гораздо боле пригоденъ къ защит своего монастыря добромъ ханджаромъ, снимающимъ съ одного взмаха турецкую голову, чмъ въ какимъ бы то ни было религіознымъ воздйствіямъ на постителей святой обители; въ этомъ отношеніи это типическій черногорскій попъ, черногорскій калучеръ, изъ которыхъ чаще всего вырабатывались лихіе главари четъ въ род Лазаря Сочицы, Богдана Симонича, архимандрита Мелентія и пр.
Покончивъ съ святынями, отецъ Христофоръ свелъ насъ внизъ, къ крылечку нижней башни, и съ таинственнымъ видомъ, бормоча что-то намъ непонятное, пригласилъ насъ войти въ башню, гнвно отстранивъ отъ ея дверей и нашего байрактара, и нашихъ молодыхъ спутниковъ, которые съ простодушіемъ истинныхъ сыновъ Черной-Горы хотли войти отдохнуть вмст съ нами въ келью суроваго валучера. Онъ даже съ озабоченнымъ видомъ замкнулъ за собою дверь и не безъ торжественности ввелъ насъ въ свтлую комнату, всю установленную по полкамъ иконами русскаго письма и портретами русской царской семьи и черногорскихъ князей. По средин комнаты на кругломъ стол разложенъ былъ цлый восточный «дастарханъ», — лимоны, пряники мстнаго печенья, свжія фиги, орхи, и на первомъ план, конечно, ракія, которую почтенный калучеръ, очевидно, считалъ «гвоздемъ» своего угощенія. На другомъ стол была разставлена разная посуда. Пока мы должны были услаждать свой вкусъ черногорскими лакомствами, заботливый хозяинъ монастыря хлопоталъ приготовить намъ турецкаго крфе, и съ этою цлью усадилъ. какого-то наивнаго черногорца, отправлявшаго при немъ, повидимому, обязанности служки, не то молоть, не то толочь кофейныя зерна, въ чему храбрый юнакъ оказался ршительно неспособнымъ и неподготовленнымъ; ворчунъ-старикъ выходилъ изъ себя и ругался какъ капризный ребенокъ, поминутно выбгая на крылечко, гд услся громоздкій и неуклюжій слуга его, и я все время боялся, чтобы своими озлобленными тычками онъ не спихнулъ его съ лстницы. Но терпливый юнакъ только краснлъ и пыхтлъ, не возражая ни слова своему сердитому патрону и не двигаясь ни однимъ мускуломъ.
Насилу мы съ женою ублажили расходившагося старичка, увривъ его, что въ такой жаръ намъ не до кофею, и что мы съ гораздо большимъ удовольствіемъ напьемся лимонаду, которымъ онъ насъ обильно угощалъ. Впрочемъ самъ отецъ Христофоръ, какъ онъ объявилъ намъ, «испосникъ», не пьетъ ракіи, не стъ ни мяса, ни яицъ, ни молока, а только хлбъ, фасоль и другую овощъ.
Байрактаръ потомъ разсказывалъ намъ дорогою, что отецъ Христофоръ считается большимъ подвижникомъ, ведетъ строгую жизнь и очень уважается всми; онъ уже сильно старъ, и если умретъ, владыка не будетъ знать, кого послать въ Горній. Черногорцы не охотники до иноческой жизни, а въ такой пустын, какъ Горній, даже рдкій монахъ согласится жить. Оригинальные черногорскіе нравы, очевидно, безъ труда совмщаютъ благочестивую жизнь и монашескіе подвиги съ бранчливостью и раздражительностью, доходящею до кулачной расправы съ своею меньшею братьею. На высказанное мною удивленіе по этому поводу и байрактаръ, и молодой черногорецъ, горой стали за Христофора и весьма разсудительно увряли меня, что всякій старый человкъ обязанъ учить и наказывать молодого человка, отданнаго ему для наставленія и послушничества, а ужъ тмъ паче монахъ такой благочестивой жизни, какъ отецъ Христофоръ.