Славянская спарта
Шрифт:
Орья-Лука уже порядочно выше Даниловъ-града и стоитъ на крутомъ холм. Дорога наша поднимается вмст съ подъемомъ долины и длается все трудне. Несмотря на близкое сосдство Даниловъ-града, князь Николай останавливается всегда въ Орьей-Лук, гд у него домъ и цлое деревенское хозяйство. Здсь же новая красивая церковь, выстроенная княземъ въ память своего отца Мирко Петровича, — «меча Черногоріи», — котораго геройскими подвигами полна Зетская долина. Прекрасный длинный мостъ на каменныхъ аркахъ въ Даниловъ-град, построенный тмъ же княземъ въ 1870 году, почему-то носитъ тоже названіе «моста Марки».
Едва-ли по всей этой дорог есть мсто съ боле красивыми видами, какъ Орья-Лука. Отсюда вся Зетская долина видна какъ на ладони.
Не мудрено поэтому, что князь Николай избралъ Орью-Луку, она же и Пажичи, для одного изъ своихъ лтнихъ мстопребываній…
Мы
Дорога поразительно безлюдна. Бром большихъ праздничныхъ дней да военнаго времени, Черногорія — чистая пустыня. Рдко-рдко встртится какая-нибудь навьюченная лошадь и мрно шагающій около нея задумчивый черногорецъ. Даже пшеходовъ не видно. Словно все вымерло кругомъ. Длать тутъ, должно быть, нечего, — и никто не длаетъ ничего, не спшитъ никуда. Удивляешься невольно, кому нужна эта дорога, и можетъ ли она окупить сдланныя на нее затраты? Положимъ, князья черногорскіе — люди разсчетливые, и вс подобныя работы стараются длать, такъ сказать, натуральною повинностью, собственными руками почти всегда праздныхъ юнаковъ своихъ; но все-таки и при этомъ условіи — шоссейныя дороги не маю стоили Черногоріи, а при полномъ отсутствіи торговаго движенія, въ стран безъ заводовъ и фабрикъ, почти безъ сельскаго хозяйства, такія дороги полезны только для административныхъ цлей да для удобства немногихъ случайныхъ прозжихъ. Въ смысл военномъ удобный путь въ глубь Черногоріи — вещь далеко не желательная, потому что удальцы-черногорцы сжились какъ серны съ своими горными тропинками, а непроходимость дорогъ, недоступность горъ и ущелій Черногоріи всегда служила ей надежною защитою отъ враговъ.
Впечатлніе пустыни еще боле усиливаетъ немолчная надодливая стрекотня цикадъ; даже грохотъ колесъ по камнямъ и топотъ копытъ не заглушаютъ ихъ. Горячій синій зной полудня безжалостно льетъ сверху, раскаляя не только эти блые камня, охватывающіе васъ со всхъ сторонъ, но и самый воздухъ, которымъ вы дышете. И среди этого томящаго зноя вамъ кажется, что въ этой жесткой какъ ляцканье жести, трескотн цикадъ поетъ свою тоскливую пснь сама унылая каменная пустыня…
Долина между тмъ все съуживается и все больше поднимается въ гору. Зета течетъ тутъ въ узкомъ и глубокомъ русл, сверкая малахитовою зеленью своихъ водъ… И вдругъ она словно проваливается куда-то въ незримую пропасть. Гд ни ищетъ ее глазъ, нигд ничего кром горныхъ обрывовъ и сватовъ. Мы теперь у подножія горы Планиницы, которая задвигаетъ собою, какъ могучею ширмою, долину Зеты; врне сказать, только отсюда начинается долина средней Зеты, текущей съ свера на югъ, въ Спужу и Дувл. Божо сначала молча улыбался моему недоумнію, куда это вдругъ двалась Зета, но потомъ смиловался и благосклонно указалъ мн въ сторон отъ дороги маленькое ущелье, гд чуть слышно гудла вода, скатывавшаяся съ каменнаго порога. Откуда бралась эта вода — было совершенно непонятно.
Изъ объясненій Божо оказалось, однако, что Зета, какъ и нкоторыя другія рки Черногоріи, въ одномъ мст своего теченія, именно между равниною Никшича и долиною Блопавличей, или средней Зеты, пропадаетъ подъ землею и, пройдя невидимо около 2 1/2 или 3-хъ верстъ подъ горнымъ хребтомъ, раздляющимъ эти дв низины, опять появляется на свтъ Божій изъ-подъ пяты горы Планиницы, гд мы теперь ее видимъ.
Съ противоположной стороны долины за Зетою, на громадной широкой стн горъ, чуть не подъ самыми облаками, обрисовались вдругъ среди отвсныхъ красныхъ обрывовъ, подъ тнью огромной черной впадины, крошечныя бленькія строенія монастыря св. Василія. Это — знаменитый Острогъ, Троицкая Лавра черногорцевъ. Значительно ниже этого «горняго монастыря» — на площадк скалы видны довольно обширныя зданія нижняго или, по здшнему, «доньяго» монастыря, котораго черногорское имя невольно навело меня на мысль, что и наша рка Донъ, и вс названія большихъ ркъ черноморскаго бассейна, какъ Днпръ (Don-aper), Днстръ (Don-aster), Дунай (Don-au), и осетинскихъ ркъ — Ар-донъ, Нар-донъ, Фіаг-донъ, Гизель-донъ и пр. — принадлежатъ не языку какихъ-то загадочныхъ азовъ или язиговъ, какъ остроумно доказываютъ Дюбуа де Монперб и другіе иноземные ученые, а родному нашему славянскому языку, сохранившему до сихъ поръ въ слов «дно» понятіе о глубокой впадин, залитой водою.
Еще много ниже Доньяго Острога, словно на широко разставленныхъ колнахъ горнаго великана, разбросаны сады, рощи и дома селеній Боронины и Дубравы, постепенно спускающіеся къ сверу…
Конная тропа ужасающей крутизны желтоватыми зигзагами карабкается по этому сверному склону черезъ темнозеленые лски на отвсную грудь скалы до самаго «горняго» Острога. Впрочемъ, и блая лента шоссе, отъ которой отдляется эта тропа, забирается впереди насъ Богъ знаетъ на какую высоту, почти въ уровень съ верхнимъ монастыремъ, и тоже мечетъ частыя петли то вправо, то влво, обходя неприступные каменные колоссы, поминутно увертываясь отъ распахнутыхъ на ея пути пропастей.
Мы възжаемъ между тмъ въ село Богетичи, бдную деревушку, едва замтную среди каменнаго хаоса, въ которомъ она прячется. Домики крыты жидкимъ слоемъ почернвшей соломы, уложенной ступенчатыми грядочками, какъ въ Галиціи и у насъ въ Подол. Только кафана и два-три домика позажиточне покрыты легонькой черепицей. Мы остановились у кафавы покормить лошадей и отдохнуть передъ труднымъ крутымъ переваломъ черезъ Планиницу въ долину Никшича.
Потолковъ тутъ нтъ, и сквозь плохо уложенную черепицу во вс швы крыши свтитъ Божье небо. Въ кафан, по обыкновенію, прилавокъ въ глубин комнаты, полки съ посудою и съ виномъ по стнамъ; по середин очагъ на камн безъ всякой трубы, безъ отверстія, такъ что дымъ наполняетъ комнату и просачивается только черезъ просвты черепицъ.
Заказавъ себ кофе, мы нарочно зашли съ хозяиномъ кафаны въ нкоторые сосдніе дома посмотрть на внутреннюю жизнь черногорцевъ. Прозжая селами, мы и въ долин Зеты, и около Подгорицы, и въ Рк, не разъ заходили въ дома селяковъ и хорошо ознакомились съ ихъ устройствомъ и убранствомъ. Вс они производятъ грустное впечатлніе. Темно, безпріютно, бдно, нечистоплотно… Это — не жилище разумнаго и дятельнаго существа, обставленное разнаго рода удобствами, украшенное всмъ, что можетъ радовать глазъ и душу человка, привязывающее къ себ своего обитателя, а какая-то угрюмая берлога звря, прячущагося здсь только отъ холода и опасности, проводящаго всю жизнь свою на вольномъ воздух, въ горахъ и лсахъ, въ борьб за существованіе съ другими зврями.
Въ первой изб, куда мы вошли, стояли четыре самодльныхъ кровати, грубо сколоченныхъ изъ досокъ и кольевъ, очень напоминавшихъ намъ знакомое убранство мужицкой клти; тутъ же столъ, кадушки, горшки и всякая утварь. На стн вислъ портретъ императора Александра II рядомъ съ портретомъ князя Николая, и икона Божіей Матери. Хозяина звали Джюро. Онъ встртилъ насъ очень радушно, и когда я выразилъ ему свое удовольствіе, что черногорцы такъ почитаютъ русскаго царя, Джюро началъ говорить о милостяхъ царя въ Черногоріи, почтительно приподнявшись со скамьи и снявъ съ головы свою «капу». Это случалось каждый разъ, какъ мн приходилось бесдовать съ черногорцами о нашихъ государяхъ.
Черногорская хата — это обыкновенно каменный темный сарай съ каменнымъ же поломъ, съ очагомъ по середин; кругомъ стнъ сундуки съ домашнею рухлядью, на полкахъ кое-какая скудная посуда, на крючьяхъ висятъ одежды и оружіе, въ углу валяется какой-нибудь котелъ или чугунъ. Почти везд одно и то же съ самою ничтожною разницею.
Пожилыя женщины черногорскія, когда он не въ праздничныхъ нарядахъ гд-нибудь на улицахъ Цетинья и Рки, а въ домашнемъ быту, въ своихъ монашескихъ черныхъ рясахъ, — смотрятъ некрасиво и скучно; у молодыхъ черты лица мягкія, симпатичныя, большіе глаза глядятъ добро и ласково, но он старютъ очень скоро, главнымъ образомъ отъ непосильнаго физическаго труда, который здсь выпадаетъ на долю женщинъ, и вмсто нжнаго и кроткаго выраженія, въ изношенномъ лиц появляется отпечатокъ какого-то хроническаго утомленія и равнодушія. Да и общій типъ черногорской женщины — не въ моемъ вкус: все больше плоскогрудыя, тонкошейныя, съ длинными носами. Но полагаться на вншнія впечатлнія, какія производитъ на путешественника по бглому взгляду эта мрачная и неинтересная на видъ черногорская женщина, было бы совсмъ неосновательно. Даже не долго поживъ въ Черногоріи, успваешь убдиться, какія рдкія силы духа скрываетъ въ себ эта молчаливая труженица, какую незамнимую пользу приноситъ она семь, и какую огромную роль играетъ она не только въ домашнемъ мір черногорца, но и въ его боевомъ быту, и, стало быть, нкоторымъ образомъ въ судьбахъ всей страны его.