Славянская спарта
Шрифт:
Чокета убдился такимъ очевиднымъ доводомъ, и въ Цетинь явился посл этого первый сапожникъ изъ черногорцевъ… Это было всего 26 лтъ тому назадъ!
Зазжій домъ, въ которомъ мы остановились, не отличался ни чистотою, ни удобствами, ни особеннымъ покоемъ, хотя для женя, хорошо помнящаго зазжіе дома нашихъ маленькихъ уздныхъ городковъ, въ до-реформенное время, — не было ничего новаго ни въ ползающихъ по стнамъ наскомыхъ, ни въ скрипящей и шатающейся мебели, ни въ отсутствіи всего необходимаго для потребностей цивилизованнаго человка.
Подкрпившись чмъ было можно и немного отдохнувъ, мы ршились воспользоваться яснымъ лтнимъ вечеромъ, чтобы постить жену Божидара Петровича — Дьюшу Петровичъ, къ которой у насъ было письмо отъ г-жи Мертваго. Имніе Божидара Петровича Брезовикъ, какъ увряли насъ, всего въ получас зды отъ Никшича и притомъ по хорошему шоссе. Но такъ какъ лошади Божо страшно устали, и запрягать ихъ теперь нельзя было и думать, то мы поручили Божо нанять для этой поздки другихъ лошадей.
Туземный всадникъ ведетъ насъ къ самому красивому изо всхъ окрестныхъ домовъ, весело сверкающему на лучахъ заходящаго солнца двумя этажами своихъ свтло-розовыхъ штукатуренныхъ стнъ, среди зелени окружающаго его садика, на вершин довольно большого холма.
У подножія этого холма черногорцы въ блыхъ рубахахъ убираютъ снокосъ.
Около нихъ кучка хорошенькихъ, ярко одтыхъ дтишекъ съ нянькою, — несомннно, семья Божидара Петровича. Они съ изумленіемъ и нкоторою тревогою оглядываются на незнакомыя имъ фигуры, въ чужихъ одеждахъ, такъ увренно направляющіяся прямо къ нимъ. Старшая двочка, съ прелестными черными глазенками, оказалась ученицею приготовительнаго класса въ цетинскомъ институт и маракуетъ уже немножко по-русски и по-французски. Мы воспользовались ею какъ толмачомъ и вручили ей письмо отъ г-жи Мертваго и наши визитныя карточки, попросивъ ее сбгать въ домъ и предупредить свою маму, пока мы будемъ взбираться на холмъ. Остальныя дтки гурьбою осыпали насъ и повели насъ въ дому, успокоенныя свдніемъ, что мы русскіе гости и пріхали отъ Софьи Петровны, которую они вс отлично знаютъ и любятъ.
Мы еще были на полугор, когда изъ дома вышла намъ на встрчу очень просто одтая, еще довольно молодая женщина не въ черногорскомъ, а въ обыкновенномъ наряд русской деревенской хозяйки, въ фартук, въ ситцевой кофт. Это была Дьюша Петровичъ, жена Божидара, въ свое время, вроятно, замчательная красавица. Она очень тепло привтствовала насъ и сейчасъ же повела въ свой чистенькій и уютный доживъ. Тамъ познакомила она насъ съ прелестною юною черногоркою, восемнадцатилтнею женою Божидарова брата, кроткою и нжною на видъ, какъ молодая горленка. Она только мсяцъ какъ вышла замужъ и, подобно бутончику розы, вся еще сіяла свжимъ блескомъ и счастьемъ распускающейся жизни. Съ дтскою искренностью и дтскимъ увлеченіемъ она уже черезъ нсколько минутъ знакомства стала показывать моей жен накупленные къ свадьб щегольскіе наряды, расшитые золотомъ бархатные «кореты», «якеты» изъ тонкаго благо сукна и весь живописный костюмъ богатой черногорской молодайки. Молодайка эта говорила свободно по-русски, только-что окончивъ курсъ въ цетинскомъ институт подъ руководствомъ С. П. Мертваго. Дьюша Пётровичъ также совсмъ свободно объясняется по-русски, знаетъ русскихъ авторовъ и очень любить все русское и все культурное. Ее не даромъ считаютъ передовою женщиною Черногоріи. Бесда наша шла непринужденно и весело, словно мы давнымъдавно знали другъ друга, и минутами я совсмъ забывалъ, что сижу не у жены славнаго черногорскаго сердаря подъ турецкою крпостью Никшичемъ, а у милой и интересной сосдки своей гд-нибудь въ деревн щигровскаго узда.
Обстановка домашней жизни даже такого сравнительно богатаго и знатнаго черногорца, какъ Божидаръ Петровичъ — предсдатель совта министровъ и двоюродный братъ князя Николая, — удивительно проста и скромна, и пристыдила бы этимъ почтеннымъ качествомъ своимъ многихъ изъ нашихъ черезчуръ тщеславныхъ и роскошныхъ для своихъ средствъ помщиковъ средней руки, по горло задолженныхъ, но все-таки тратящихъ непосильныя имъ суммы на вншнюю обстановку всякаго рода.
По южному обычаю, угостили насъ, конечно, холодною водою съ вареньемъ, турецкимъ кофе и родною черногорцу сливовкою, рядомъ съ которою уже стояла, впрочемъ, бутылка съ мараскиномъ изъ Зары, — котораго еще недавно, какъ всего вообще иноземнаго и привознаго, не вдало безхитростное черногорское хозяйство. Гостепріимной хозяйк очень хотлось угостить насъ по-русски чаемъ изъ самовара, но было и поздно, и жарко посл нашего пшехожденья, такъ что мы на-отрзъ отказались отъ чаю. Мужъ юной черногорки былъ гд-то далеко въ горахъ на снокос, и мы такъ и не видали его, а Божидара Петровича жена его ждала съ часу на часъ, такъ какъ онъ долженъ былъ пріхать въ Никшичъ на торжество освященія новаго собора ране князя, чтобы встртить его здсь вмст съ другими министрами и главарями. Дйствительно, онъ пріхалъ почти при самомъ отъзд нашемъ и встртился со мною какъ уже съ старымъ знакомымъ. На груди этого популярнйшаго героя Черногоріи, ни разу не побжденнаго турками и разбившаго ихъ въ цломъ десятк крупныхъ битвъ, — виситъ и русскій Георгій, и много другихъ орденовъ. Его очень цнятъ и ласкаютъ и у насъ въ Россіи, гд онъ бывалъ съ княземъ, но по-русски онъ, однако, не говоритъ и съ нами долженъ былъ бесдовать по-французски.
Мы покинули радушный кровъ нашихъ новыхъ знакомыхъ уже по закат солнца. Милые хозяева проводили насъ до подножія холма и послали одного изъ своихъ рабочихъ провести насъ до шоссе, гд ждала насъ коляска, укрученная и увязанная на свобод изобртательнымъ Божо настолько прочно, что ми могли даже рысью дохать въ ней до Никшича, до славной «гостіоницы Іована Злотара», гд насъ ждалъ обильный ужинъ изъ зетской форели, чотбы съ паприкой, душистой горной баранины и курицы съ салатомъ, которую даже явилась возможность полить бутылкою краснаго црмницкаго вина.
Когда мы стояли, выйдя изъ дома Божидара, на вершин его холма и съ любопытствомъ оглядывали живописныя окрестности, на которыя уже спускались прозрачныя тни сумеровъ, Дьюша Петровичъ обратила наше вниманіе на бленькій домикъ за рчкою, у подножія горы.
— Знаете ли вы, кто живетъ въ этомъ домик? — сказала она. — Это домъ извстнаго героя Пеко Павловича, о которомъ вы, конечно, слыхали… Онъ тутъ нашъ ближайшій сосдъ. Я бы непремнно провела васъ въ нему и познакомила бы его съ вами; это во всякомъ случа очень замчательная личность, для путешественниковъ особенно интересная. Но, въ сожалнію, его уже почти невозможно теперь видть; всякій чужой человкъ стсняетъ его. Онъ постоянно боленъ; то встанетъ на минуту, то опять сляжетъ, очень страдаетъ и почти совершенно ослпъ, не различаетъ уже лица человка. Какой онъ ни былъ богатырь, а старыя раны таки-отозвались; безчисленныя битвы, четованія и гайдучество, ночлеги прямо на снгу, — сказались теперь, въ 70 лтъ… Да и средства у него плохія, недостатокъ во всемъ…
Мн было очень досадно, что мы слишкомъ поздно пріхали въ Брезовикъ и уже не могли постить больного черногорскаго льва, о подвигахъ котораго я сохранилъ благоговйное представленіе еще отъ временъ герцеговинскаго возстанія.
— Вдь Пеко Павловичъ, кажется, и воевалъ больше всего съ турками въ этихъ же мстахъ, въ окрестностяхъ Никшича? — спросилъ я.
— А какъ же! Вдь вонъ т горы, что синютъ праве, куда уходитъ дорога, — вдь это та самая знаменитая Дуга, или Дужское ущелье, о которомъ когда-то столько писали во всхъ газетахъ, и въ которомъ лилось столько турецкой и черногорской крови… — отвчала Дьюша Петровичъ. — Нашъ Брезовшсь, можно сказать, у самаго устья Дужскаго прохода. А Пеко Павловичъ его-то и защищалъ съ своими четами отъ турокъ… Пеко самъ родомъ черногорецъ, хотя и воевалъ больше за Герцеговину и въ Герцоговин; наши мста тоже прежде къ Герцеговин принадлежали. Вотъ онъ и не хочетъ никуда уходить изъ того уголка земли, который онъ помогъ отнять у турокъ своею кровью… Хочетъ умереть здсь…
Мы долго по пути оглядывались на скромный хуторокъ этого самоотверженнаго борца за свободу своихъ братьевъ и на живописную тснину Дужскаго прохода, хорошо знакомую мн по описаніямъ и давнихъ, и недавнихъ подвиговъ черногорскихъ богатырей.
Герцеговинское возстаніе 1875 и 1876 года было первымъ дйствіемъ, или, врне, прологомъ къ цлому ряду войнъ за освобожденіе балканскаго славянства, сначала черногорско-турецкой и сербско-турецкой, потомъ русской турецкой войны, вырвавшей изъ-подъ ига турокъ порабощенную въ теченіе 4 1/2 вковъ Болгарію.
Герцеговинскіе «усташи», сосди черногорцевъ и родные братья ихъ по крови и доблести духа, ршились лучше погибнуть, чмъ оставаться въ мусульманскомъ рабств. Напрасно Австрія, впослдствіи овладвшая ихъ страною, не проливъ, по обыкновенію, ни одной капли крови, не истративъ ни одного гульдена, — закрыла свою границу, чтобы лишить повстанцевъ оружія, хлба и пороха.
— Мы запремъ границу и оставимъ васъ безъ всего; чмъ же вы будете тогда драться съ турками? — грозилъ архимандриту Мелентію, одному изъ самыхъ смлыхъ вождей герцеговинцевъ, австрійскій намстникъ Далмаціи, баронъ Родичъ.