Славянские хроники
Шрифт:
Итак, заключив в Заре союз с сиятельным константинопольцем Алексеем69, сыном бывшего императора Исаака, мы, испытывая нехватку продовольствия и всего необходимого, решили, что станем скорее обузой для святой земли, как и другие наши предшественники, нежели принесём ей облегчение. Мы верили также, что не сможем при такой нужде добраться до сарацинской земли. Поэтому, узнав на основании правдоподобных слухов и фактов, что большая часть царственного града и весь цвет империи с нетерпением ждут прибытия названного Алексея, - ибо он был избран на императорский трон при всеобщем согласии и с должной торжественностью, - мы, подгоняемые попутным ветром вопреки обычной в это время непогоде, - ибо Господу послушны ветры и моря70, - против всякого ожидания благополучно и в короткое время добрались до царственного града71. Однако наше прибытие не стало неожиданным, ибо мы нашли в городе до 60 000 всадников, не считая пехоты. Без всяких потерь миновав наиболее укреплённые места, мосты, башни и реки, мы одновременно с суши и с моря осадили этот город и тирана72, который, совершив преступление против брата, своим долговременным присутствием пятнал трон империи. И вот, вопреки всем ожиданиям мы застали всех его жителей, настроенными против нас, а город, ощетинившимся против своего государя стенами и противоосадной техникой так, словно пришёл неверный народ, который намерен осквернить святые места и до конца искоренить христианскую веру. Ибо кровожадный узурпатор императорской власти, предавший и ослепивший своего брата и господина, который безвинно осудил его на вечное
После всего этого император приступил к исполнению обещанного и сделал даже больше, чем обещал. Так, ради предстоящей службы Господней он выдал всем нам годовой запас продовольствия, велел уплатить нам и венецианцам 200 000 марок и на год взял на себя содержание нашего флота. Далее он клятвенно обязался поднять вместе с нами королевское знамя и в марте с первым пассатом отправиться с нами на службу Господу с таким количеством вооружённых воинов, какое только сможет собрать. А в заключение он обещал оказывать римскому понтифику такое же уважение, какое, как известно, его предшественники, католические императоры, некогда оказывали предыдущим папам, и по возможности склонить к этому восточную церковь. Итак, соблазнённые такими выгодами мы, дабы не казалось, будто мы презрели то благо, которое Господь дал нам в руки, и обратили в несмываемый позор то, что Он, казалось, уступил нам к ни с чем не сравнимой чести, охотно согласились со всем этим. Мы также с готовностью обязались, если даст Бог, провести там зиму, а с ближайшим пассатом, насколько то будет от нас зависеть, отправиться в пределы Египта, и заявили, что таково наше твёрдое и неизменное желание.
А теперь, если от того, что уже совершено или ещё только будет сделано, мы ожидаем какой-то выгоды, милости или славы, то мы желаем в Господе, чтобы вы, ваше величество, приняли в этом участие или, вернее, возглавили это. Тем временем мы направили к султану Вавилонии, нечестивому захватчику Святой земли, наших послов, чтобы они от имени высшего царя, Иисуса Христа из Назарета, и его рабов, то есть названного императора и нас самих, по порядку сообщили, что мы, если даст Бог, намерены в самое ближайшее время показать его неверному роду благоговение христианского народа и ожидаем лишь небесной силы для сокрушения его неверия. Мы сделали это, полагаясь более на вашу силу, а также силу прочих ревнителей христианского имени, нежели на свою собственную, и желаем, чтобы наши сотоварищи в служении Господу присоединились к нам тем более преданно и страстно, чем большее количество лучших слуг нашего короля сражается, как мы видим, вместе с нами, дабы тот, кто был некогда предан евреями, а ныне вознесён во славе, не был более оставлен язычникам на поругание».
Вот, что мы узнали о первоначальном вступлении латинян в Грецию из отправленного королю письма, которое вы только что слышали. А теперь, на основании ещё одного, приведённого ниже письма, вы можете узнать также о завоевании этой страны и установлении там власти Балдуина, императора Константинопольского, а также о том, с какой силой он подчинил себе эту землю и с какой щедростью раздал спрятанные сокровища и сундуки с добром, которыми наделил его Бог.
«Балдуин, Божьей милостью вернейший император Константинопольский, коронованный Богом римский правитель и вечно август, граф Фландрии и Геннегау, всем верующим во Христа, архиепископам, епископам и аббатам, приорам, настоятелям, деканам и прочим церковным прелатам и духовным лицам, а также баронам, рыцарям, сержантам и всему христианскому люду, до кого дойдут эти страницы, шлёт в спасительной правде милость и свой привет.
Услышьте те, кто далеко, и те, кто близко, удивитесь и восславьте Господа, ибо Он сделал великое, когда соизволил повторить в наши времена древнее чудо и даровал достойную во все века удивления славу не нам, а своему имени. За его чудесами, которые Он уже явил нам, всегда следуют ещё более удивительные явления, чтобы даже у неверных не осталось сомнения в том, что всё это сотворено рукой Господа, ибо ничто из того, на что мы ранее надеялись и к чему стремились, не сбылось, но Господь только тогда оказал нам новую помощь, когда человеческой мудрости было уже недостаточно. Если нам не изменяет память, то в отправленном вашему вселенскому [святейшеству] письме мы довели рассказ о наших успехах и о нашем положении до того момента, как после взятия штурмом многолюдного города, осуществленного немногими людьми, после изгнания тирана и коронации Алексея нам были обещаны и подготовлены квартиры, чтобы мы остались там на зиму и силой подавили тех, кто захочет оказать Алексею сопротивление. Тем не менее, не желая, чтобы враждебное нашим нравам варварство стало причиной вражды между нами и греками, мы ушли из города и по просьбе императора расположились лагерем напротив Константинополя, на той стороне моря75.
Однако как то, что мы совершили для греков, было делом рук не людей, а Бога, так и то, чем Греция вместе с новым императором отплатила нам с обычным для себя вероломством, также было делом рук не людей, а дьявола. Ибо император, которому мы оказали такое благодеяние, поддавшись вероломству греков, внезапно отдалился от нас и во всём, что обещал нам вместе с отцом, патриархом и толпой вельмож, показал себя лжецом и клятвопреступником, ибо совершил клятвопреступление столько раз, сколько дал нам клятв. Поэтому лишённый в конце концов нашей помощи он безрассудно вздумал сразиться с нами и попытался сжечь флот, который доставил его сюда и возвёл на престол. Но Господь уберёг нас, разрушив его гнусные планы. Его позиции везде становились всё слабее, а людей его повсюду ждали смерть, пожары и разбой. Ему угрожала битва снаружи, и терзали страхи внутри города. А греки, пользуясь случаем, - поскольку он не мог более обратиться к нашей помощи через какого-либо кровного родственника, -избрали другого императора76. И вот, когда у него осталась только одна надежда на спасение - опереться на нас, он послал к нашему войску одного из своих присяжных - Мурзуфла77, на которого из-за оказанных ему благодеяний полагался более всех прочих, и тот от имени
Греки жаждали только нашей крови, так что когда весь народ и, особенно, духовенство стали кричать, что нас следует тут же стереть с лица земли, названный уже предатель возобновил против нас войну и укрепил город на бастионах машинами, подобных которым никто и нигде не видел. Стена удивительной ширины и не менее значительной высоты имела довольно внушительные башни, которые отстояли друг от друга примерно на 50 футов. Между двумя башнями со стороны моря, откуда опасались нашего нападения, построили ещё и деревянную башню, возвышавшуюся над стеной на три или четыре этажа, где расположилось огромное количество вооружённых людей. Кроме того, везде между двумя башнями были установлены петрарии и магнеллы79. Над башнями были надстроены очень высокие деревянные башни в шесть этажей, и с последнего этажа в нашу сторону направлены лестницы, снабжённые с обеих сторон опорами и укреплениями, так что концы этих лестниц опускались несколько ниже того расстояния, до которого можно достать, стреляя с земли из лука. И, наконец, стену обнесли ещё одной, более низкой стеной и двойным рвом, чтобы к стене нельзя было приставить осадные машины, под которыми могли бы прятаться те, кто должен был подрывать стены. Между тем коварный император беспокоил нас на суше и на море, однако Господь всегда оберегал нас и сводил на нет все попытки врагов. Так, когда от нас, вопреки нашему распоряжению, ушло в поисках продовольствия около 1000 наших воинов, против них с большим отрядом выступил император, но в первом же столкновении был наголову разбит80, понеся большие потери убитыми и ранеными, тогда как наши при этом практически не пострадали. Сам он, обратившись в постыдное бегство, потерял щит, бросил оружие и оставил как императорское знамя, так и драгоценную икону, которую велел нести впереди себя; наши, одержав победу, подарили её ордену цистерцианцев. После этого он вторично попытался сжечь наши суда. Так, в ночной тиши, при сильном южном ветре, он направил в сторону наших кораблей 16 своих брандеров с высоко поставленными и привязанными к носовой части парусами. Но при помощи Господа и с большим напряжением наших сил мы сохранили их в целости и сохранности. Наши вбили в горящие суда гвозди с приделанными к ним цепями и на вёслах вывели суда в открытое море. Так мы были спасены Господом от угрожавшей нам смертельной опасности. Мы вызвали также противника на сухопутную битву и, перейдя мост через реку, которая отделяла наше войско от греков, долгое время стройными рядами стояли перед воротами царственного града с животворящим крестом во главе, готовые во имя Господа полков Израиля вступить с греками в битву, если им будет угодно выйти из города. Но для рыцарских упражнений вышел только один благородный воин, и наши пехотинцы разорвали его на куски, после чего вернулись в лагерь. Мы и потом часто вызывали их на суше и на море и с Божьей помощью всегда одерживали победу.
Итак, коварный захватчик императорского престола якобы ради мира отправляет к нам послов, просит и добивается переговоров с венецианским дожем81. Но дож возразил ему, сказав, что не может заключить прочный мир с тем, кто, презрев святость присяги, верности и договора, свято соблюдаемого между всеми, в том числе между неверными, заключил в темницу своего господина и отнял у него власть. Он также дал ему добрый совет - восстановить на троне своего господина и смиренно просить у него прощения, и обещал в этом случае наше заступничество. Мы, говорил он, милостиво обойдёмся с его господином, если он того захочет, и всё, что он сделал против нас дурного, спишем на его возраст и заблуждения, если он образумится. Но тот произнёс в ответ лишь пустые слова, ибо ответить по существу ему было нечего. От послушания римскому понтифику и поддержки Святой земли, клятвенно обещанных Алексеем и подтверждённых его императорской грамотой, он наотрез отказался, заявив, что предпочтёт скорее расстаться с жизнью и погубить Грецию, чем допустить, чтобы восточная церковь подчинялась латинским владыкам. Итак, следующей ночью он тайно задушил в тюрьме своего господина, с которым ещё днем делил трапезу. Затем железной палицей, которая была у него в руках, он с неслыханной жестокостью разбил бока и рёбра убитого и распространил слух, будто тот сам случайно лишился жизни, хотя именно он удавил его верёвкой. Устроив ему императорские похороны, он посредством последних почестей скрыл это всем известное преступление.
Так прошла вся зима до того дня, как мы, приготовив на наших кораблях лестницы и установив боевые машины, погрузились на суда и 9 апреля, то есть в пятницу перед днём Страстей Господних, все разом, во имя чести святой римской церкви и ради поддержки Святой земли, с моря атаковали город. В этот день, хоть и без большой крови со стороны наших, мы встретили такой отпор, что стали посмешищем в глазах наших врагов, чьи позиции в этот день во всех отношениях были более слабы, так что мы были вынуждены оставить грекам вытащенные на сушу боевые машины и, не окончив дела, отступить на противоположный берег. В итоге мы в этот день, очевидно, лишь напрасно тратили силы. Итак, сильно смущённые и объятые страхом мы тем не менее укрепились в Господе и, приняв решение, вновь приготовились к битве. На четвёртый день, 12 апреля, то есть в понедельник после Страстей Господних, мы, воспользовавшись северным ветром, опять причалили к стенам и с большим трудом и при ожесточённом сопротивлении греков соединили корабельные лестницы с лестницами башен. Но, как только они, вступив в рукопашную, ощутили на себе мечи наших воинов, исход битвы не долго оставался сомнительным. Ибо два связанных друг с другом корабля, которые везли наших епископов - Суассонского и Труасского - и назывались «Рай» и «Пилигрим», первыми достигли своими лестницами лестниц на башнях и дали пилигримам счастливую возможность сразиться с врагами во имя рая. Знамена епископов первыми взвились на стенах, и служителям небесных таинств небом была дарована первая победа. Итак, как только наши ворвались в город, то несметная толпа отступила по воле Господа перед немногими; греки бросили укрепления, и наши храбро открыли ворота рыцарям. Когда император, который в полном вооружении стоял в шатре неподалёку от стен, увидел их вторжение, то сейчас же покинул лагерь и бежал. Наши занялись резнёй, многолюдный город был взят, а те, кто спасся от наших мечей, укрылись в императорских дворцах. Наконец наши вновь собрались уже после того, как устроили грекам страшную резню. Когда наступил вечер, они, изнурённые, сложили оружие, чтобы обсудить завтрашний штурм. Император также собрал своих людей и призвал их к завтрашнему сражению, уверяя, что теперь они в силах одолеть наших, которые заперты внутри городских стен. Однако ночью он тайно бежал, тем самым признав своё поражение.
Поражённый этим известием греческий народ приступил к избранию нового императора. Но с наступлением утра, когда они собирались провозгласить некоего Константина82, наши пехотинцы, не дожидаясь решения вождей, бросились к оружию, и греки, обратив тыл, оставили прочнейшие и чрезвычайно укреплённые дворцы, так что весь город в одно мгновение был взят. Было захвачено огромное количество лошадей, а золота, серебра, шелков, дорогих одежд и драгоценных камней, то есть всего того, что считается у людей богатством, нашли в таком изобилии, что стольких богатств, казалось, не было во всём латинском мире. Те, кто прежде отказал нам в малом, теперь по Божьей воле оставили нам всё, и мы по праву можем сказать, что ни одна история не рассказывает о более удивительных событиях во время военных походов, чем эта, и что в нас, очевидно, исполнилось пророчество, которое гласит: «Один из вас прогоняет сотню»83; ведь если разделить победу на всех, то каждый из наших осадил и победил не меньше сотни врагов. Однако мы отнюдь не приписываем себе эту победу, ибо над всем чудесным простёрта длань Всевышнего и десница силы Его открылась в нас84. Это сотворено Господом и удивительно в очах наших85.