Слепцы
Шрифт:
– Не ссы, – улыбаюсь я. – Пока совсем не оголодаю, конечно, к этой дряни не притронусь. Но если совсем скрутит… Почему нет. Правда, придется в темноте сидеть. Ну, ничего, потерпим.
«Молодец, молодец, находчивый парень, – отвечаю сам себе. – А когда светлячки кончатся, тогда что будешь есть? А?! Камни глодать начнешь? Или…»
– Или – что?
«Сам догадываешься. Вас тут двое. Это неспроста».
«Жрать!» – тихонько поддакивает желудок.
– Нет-нет-нет! – бледнею я.
«Почему “нет-нет-нет”? – тут же отвечаю сам себе. –
«Хорошая еда!» – снова вступает в беседу разговорчивый желудок.
Я теряю самообладание.
– Нас выпустят раньше! – кричу я, обхватив голову руками и затыкая уши.
А голос в моей голове с усмешкой отвечает:
«Не факт».
И самое ужасное, что я ничего не могу сам себе возразить. Да, да и еще раз да. Эти дикари сохранили мне жизнь не потому, что пощадили. О, нет! Они решили сделать мою смерть страшной, мучительной, лютой. Они прекрасно знают, что такое голод. И на что он толкает человека. Именно поэтому я и дикарка оказались в одном помещении.
– Ублюдки, за что?! Что, что, что я вам сделал? В чем я виноват?! – кричу я, кидаясь с разбегу на плотно запертую дверь.
Но железу все равно. Оно равнодушно отбрасывает меня обратно, даже не шелохнувшись.
Я падаю на пол.
Что-то странное происходит с моим рассудком.
В моей голове кто-то смеется. Он и раньше хихикал, дразнил, подначивал. Сейчас же в этом зловещем смехе не осталось ни следа прежней, пусть и глумливой, веселости. Смех вибрирует, рокочет, и в унисон ему пульсирует и стучит кровь в моей голове, а перед глазами водят дикие хороводы стаи сияющих огоньков.
И еще кое-что вижу. Мы не одни тут. Кроме нас двоих в гроте есть еще кто-то. Кто-то третий. Смутный, размытый силуэт…
Больше я не успеваю ничего рассмотреть. Лада, которая лежит рядом и, казалось, спит, вскакивает на ноги и произносит решительно, строго, властно:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа – изыди!
Герман очнулся и сразу понял: вокруг произошли серьезные перемены.
Каким-то неведомым образом ему удалось выбраться из темницы. Правда, радость почти сразу сменилась разочарованием: место, в которое он попал, тоже оказалось пещерой, просто более просторной. Шершавые, неровные каменные стены. Высокий, уходящий в темноту потолок. Жесткий, залитый водой каменный пол. Своды раздались вширь, образуя бесчисленные арки. Или пасти? Сходство с распахнутыми ртами усиливали свисающие отовсюду клыки-сталактиты и растущие им навстречу сталагмиты.
Вторая пленница куда-то исчезла. Сколько ни оглядывался Герман в поисках Лады, дикарки нигде не было видно.
Высоко-высоко под потолком носились и мерцали сотни голубых огоньков. В их неровном, переменчивом сиянии, робко озаряющем своды громадной пещеры, блестели маленькие ручейки, сбегавшие из расщелин между камнями и наполнявшие воздух тонким мелодичным журчанием. Иногда огоньки сбивались в маленькие облачка и опускались вниз, и Герману удавалось разглядеть, что за каменными выступами прячутся какие-то темные фигуры.
Немного подумав, Герман решил, что правильнее будет ничего не делать. Тихо сидеть в сторонке, наблюдая за местными жителями. Его пока никто не замечал, а убегать смысла не имело. Ничего не зная об этих пещерах, он бы почти наверняка заплутал.
– Хуже уже не будет, – решил Герман и остался на месте.
И в напряженной тишине стали вдруг отчетливо слышны шорохи, долетавшие из темноты.
Шаги?
Звуки медленно приближались, и скоро в полумраке показалось несколько странных фигур. Сначала Герман решил, что это еще одна группа дикарей. Но он ошибся.
Эти люди были одеты во что-то более-менее напоминавшее нормальную одежду, поэтому Герман решил называть их для себя «людьми» в противовес одетым в шкуры дикарям. В руках эти люди держали длинные предметы, напоминавшие дубинки. Они шагали, постоянно оступаясь на скользких камнях, а следом из темноты выходили все новые и новые.
Фигурки, до этого неподвижно стоявшие у прохода, мигом прыснули кто куда.
– Струсили, – фыркнул Герман.
И тут же прямо на головы отряду, двигавшемуся через пещеры, посыпался град камней.
Тишину разорвали истошные вопли, стоны, брань.
Голубые огоньки заметались, разлетелись кто куда, и над полем сражения сгустилась почти полная темнота, оглашаемая грохотом падающих камней, быстрыми шагами босых ног, криками и стонами раненых.
Отряд смешался в кучу. Люди пытались отступать, но камни сыпались отовсюду, находя новые и новые жертвы. С леденящими душу криками метались они, не зная, где искать спасения, падали, поскальзываясь на мокром от крови полу, и их тут же настигали точные удары.
Герман прятался немного в стороне, по-прежнему никем незамеченный, и с ужасом наблюдал за разыгравшейся кровавой драмой.
Он сидел, не смея шелохнуться, похолодевшими от страха пальцами вцепившись в выступ стены и втянув голову в плечи. Ожидая, что через мгновение какой-нибудь камень или обломок сталактита оборвет его жизнь так же, как и жизни людей, попавших в ловушку, искусно созданную пещерными жителями.
Схватка между тем подходила к концу. Пещерные жители добивали своих врагов.
На Германа все так же никто не обращал внимания. Его словно бы вовсе и не существовало.
И в тот момент, когда он уже слегка расслабился, уже почти убедил себя, что всего лишь видит очередной мираж, кто-то схватил его за плечо с торжествующим воплем:
– Вот ты где!
Герман пронзительно закричал, занес сжатую в кулак руку для удара, и…
Проснулся.
Но светлее вокруг не стало. Напротив, здесь, наяву, было еще темнее, чем во сне.
– Иде я? – шепчу я, едва ворочая языком. Тщетно пытаюсь хоть что-то разглядеть в непроницаемой тьме.