Слепцы
Шрифт:
Горбун снова засмеялся, на этот раз тонко и визгливо, будто ему и в самом деле было смешно.
– И никак не получится? – спросил Рык.
– Никак! Вы к нему не подступитесь.
– А кто он такой? – не выдержал Хорек. – Князь? Царь?
В его голове не укладывалось, кто бы мог это быть такой страшный и могущественный. Даже князь принимает просителей. Вон, с Рыком разговаривал. А этот Крыс…
– А Старый Крыс, извольте видеть, больше чем царь и князь. Он богом станет, если захочет. А сейчас он глава цеха нищих и воров, – горбун потряс в воздухе пальцем. – Его люди – везде! Разве можно спрятаться от нищих? Какие замки удержат воров? А он решает, кому и где можно милостыню просить, и забирает десятину или треть, а то и половину. Молодые и дети вообще отдают девять десятин, бывает, что и просто за еду попрошайничают
– А если я просто так намалюю крысу, что тогда? – поинтересовался Враль. – Я могу, у меня рука легкая.
Горбун потрясенно посмотрел на ватажника.
– Ты даже не понимаешь, что говоришь! – всплеснул руками горбун. – Крысу рисует специальный человек, рисует так, что подделать трудно. А если увидят подделку, то такому хитрецу долго не жить. В каждом квартале его смотритель, тут не обманешь, нет! И отказаться платить – тоже подписать себе смертный приговор.
Горбун действительно боялся. Он боялся не только Старого Крыса, но и того, что эти посланцы Волка могут наделать глупостей, и тогда пострадают и они, и он, горбун, может пострадать. Даже погибнуть.
Можно, конечно, рассказать Старому Крысу об их планах, но тогда Старый Крыс, захватив приезжих, сможет узнать, что не просто так здесь уже пятнадцать лет проживает горбатый меняла, что поставлял он сведения еще старому князю, его сотнику, потом уже и Волку. И Старый Крыс сдерет с него шкуру: не просто деньги заберет, а и кожу снимет – у него, говорят, уже много таких человечьих кож на стене в норе висит.
Горбун сцепил пальцы, чтобы унять их дрожь.
– Не нужно его трогать. Жить хотите – не трогайте!
– Ну, – пожал плечами Рык. – Нет так нет. Тебе виднее.
Меняла облегченно вздохнул.
– Тогда мне расскажи про детей малолетних.
– Про кого? – вдруг охрип меняла.
– Про детей, – повторил Рык. – Про маленьких, до пяти лет.
– А что… – горбун пискнул, откашлялся и заговорил обычным голосом. – Что про них говорить?
– Пропадают?
Горбун вцепился в край стола, Хорьку показалось, что он сейчас или отломит кусок толстой столешницы, или обломает пальцы.
– Теперь – нет, – выпалил горбун, собравшись с духом.
– Что значит – теперь? – спросил Кривой. – Кончились?
– Нет, не кончились, конечно, что за ерунда? Есть дети, никуда не делись… – горбун потер руки, снова вцепился в крышку стола. – Но, знаете, была тут история… Вы случайно про детей сразу после Крыса спросили?
– Специально, – не сводя взгляда с мельтешащих пальцев горбуна, ответил Рык. – Сам понимаешь. Но ты рассказывай, как будто я не знаю ничего. Рассказывай, не бойся.
– Все началось двенадцать лет назад… – облизав губы, начал Горбун. – Я прожил в Базаре уже три года, ко мне привыкли, как к своему…
– Крысу стал платить? – насмешливо спросил Враль.
– Да, стал. И платил. И плачу. А ты меня не перебивай. Не нужно. Вот. И осенью, как раз путина закончилась, рыбаки лодки и корабли уже на берег вытаскивать стали, начали в городе пропадать дети. Один, второй, десятый… и все маленькие, до пяти лет от роду. Мальчики, девочки… Хотя больше мальчиков. Родители рыдают, требуют у Совета навести порядок и защиты требуют, стражники рыщут по городу, но ничего, ясное дело, найти не могут. Город древний, весь построен на старых фундаментах, а под теми – старые подвалы, ходы, храмы подземные бывших богов… И тех, про которых нельзя вспоминать. Даже Крыс, тогда еще не Старый, а просто – Крыс, объявил, что близко к сердцу принимает горе родителей и всего славного города Базар-на-Протоке и сделает все, чтобы найти детей или злоумышленников. Все сделает! – Горбун выгнул сцепленные пальцы, они громко щелкнули, и Хорек испугался, что они отломились и сейчас с сухим стуком, как пересохшие ветки, упадут на стол. – Поначалу решили, что это поклонники Тайных. Было тогда в городе несколько семей, их дома разобрали по камешку, каждого, даже детей, пытали, но те ничего не сказали. Не знали, наверное. Псы на арене месяц обжирались человечиной. Потом отправили послов на Черную ярмарку предупредить, что если хоть один пропавший ребенок будет там найден, то город все распродаст, перезаложит, но наймет самую большую армию
Хорек почувствовал, как холодеет у него в животе. Он посмотрел на ватажников, и ему показалось, что те побледнели, хотя в неверном свете ламп Хорек мог и ошибиться.
– Не каждый день. Не каждый день, заметьте. Не в полнолуние или при новой луне. Просто исчезали. Иногда с матерью или сестрой, братом, нянькой. Тогда тело взрослого находили. Мертвое, изуродованное. А детские тела – нет. Матери сходили с ума, женщины отказывались заводить детей, а если решались, то уезжали из города или превращали свои дома в крепости. По улицам ходили стражники, врывались в любой дом, который казался подозрительным. И ничего! Обыскивали телеги и корабли. В море можно было выходить только после осмотра корабля членом городского совета. И снова ничего. Это продолжалось три года. Даже три с половиной. Потом… потом случилось несчастье. Загорелся дом лекаря. Сами знаете, у лекарей всегда полно сухих трав, всяких настоек, порошков и всякой горючей гадости. Так никто и не узнал, отчего загорелось. Свечу уронили или из печи уголек вылетел… Неизвестно. Все сбежались: тут теснота ведь такая, что пожар в одном доме может весь город спалить…
– Во всех городах так, – подтвердил Враль и хотел еще что-то добавить, но, поймав на себе тяжелые взгляды ватажников, замолчал.
– Во всех городах… Именно во всех городах, – кивнул горбун. – Все сбежались, стали гасить. А тут еще погода была сухая – дождя не было все лето, да дерево в доме старое, да рядом лавка масляная – тоже полыхнула. Горожане с криками, с проклятьями разобрали дома вокруг пожара. Стражники обитателей тех домов пиками оттесняют, пострадавшие орут, пытаются глаза стражникам выцарапать за свои дома… Дым, столбы пламени… Я ходил, смотрел – жуткое зрелище. Необыкновенно… Но справились. Торговец вином там напротив жил, так у него все бочки выволокли – от самого дорогого вина до дешевого пойла. И огонь залили. Залили уж было совсем, как вдруг грохнуло, будто в мельницу молния попала – пыль, зола, дым – все столбом вверх взлетело, весь квартал накрыло… Когда немного все это рассеялось, рассмотрели: оказалось, под домом лекаря был большой подвал. Столбы деревянные прогорели, и все обрушилось…
Горбун снова хрустнул пальцами.
Ватажники молчали.
– Подошли ближе, интересно заглянуть, что там и как; заглянули… А там… – горбун вдруг закрыл лицо руками, паучьи пальцы оплели лицо. – Там – дети. Мертвые. Задохнулись в дыму. Даже почти не обгорели. Я специально пересчитал… И потом еще в городском Совете объявили, и в храме… Тридцать семь. Тридцать семь!
Крик менялы метнулся вверх, ударился о свод, отлетел к стене, отразился и исчез в глубине комнаты.
– Тридцать семь детей. Их тела вынесли в зал городского Совета, положили в ряд прямо на мозаичный пол. Омыли лица, а родители пропавших детей ходили и искали своих. Некоторые нашли, некоторые – нет. Те, что нашли, рыдали над трупами, те, что не нашли, плакали просто так, от безысходности. А многие плакали от ужаса. Я сам чуть не задохнулся, когда увидел. Я… А я повидал многое на своем веку… У детей не было глаз. У всех тридцати семи, двадцати девяти мальчиков и восьми девочек. Их ослепили еще до смерти. Наши лекари осмотрели детей: их лишили зрения аккуратно, так, чтобы дети выжили. Уже и глазницы начали заживать.
Горбун разжал пальцы, положил руки на стол.
– Тогда первый и единственный раз чуть не казнили Старого Крыса. Люди бросились его искать, но он исчез, растворился в лабиринтах под городом и прятался до тех пор, пока люди немного успокоились. А после этого явился в городской Совет, чтобы предстать перед судом. Сам явился. И просил только справедливости.
– А что так? При чем здесь Крыс? – спросил Враль.
Вместо менялы ответил Полоз, молчавший все это время:
– Полагаю, что лекарь поставлял Крысу калек. Ломал тела, уродовал лица, отрезал ноги и руки… Так?