Слезы саламандры
Шрифт:
– Пустынный мастер возложил левую руку на обложку своей потрепанной книги, тисненную темной кожей, и у ног его вырос столб из песка! Трибуны потрясенно охнули – никто доселе не видел у книжника такого двойника! Тем временем ловчий дэвов махнул копьем, и пошел по кругу. А вихрь песка поднялся над ареной и метнулся наперерез к противнику. Ловкий воин во второй раз взмахнул копьем – и рассек столб, и тот рассыпался безобидной кучей песка!..
Шафир поднялся и протер широкий прилавок, подергал ставни – готовился открывать лавку. Гудри зевнул во весь рот –
– Женщины на трибунах разочарованно охнули: как же так, такой красавчик, и так быстро проиграл. Однако все только начиналось – ведь вихрь, упрятавшись в песок арены, вырос за спиной ловчего! Тот крутанулся, ткнул копьем – но вихрь уклонился. Так они и сражались, пока ловчий дэвов не ослаб. Тогда вихрь вновь рассыпался, и вокруг противника выросло множество небольших вихрей. Они бросились на ловчего – и двойник растаял в туче песка.
После этой победой все женщины, что пришли посмотреть на поединок, влюбились в незнакомца. А тот поклонился – и ушел из Астанапура, дабы появится на следующее утро…
По пекарне пронесся дразнящий запах горячего хлеба, и в животе у Гудри громко заурчало. Шафир засмеялся и протянул помощнику ковшик с водой. Гудри с жадностью приник губами и напился вволю.
– И так приходил пустынный мастер каждое утро, и каждое утро ему противостоял новый изначальный мастер. Ни лед Школы Родниковой воды, ни ревущее пламя Школы Огня, ни таинственная магия Школы Великой Тишины не смогли взять верх над песком. Однако побежденные не сердились – ведь верх над ними взял песок самой Велкве-таар!
К тому времени в городе пошли слухи, что милостивая Велкве-таар и послала этого красивого иноземца, дабы он основал новую школу в Чит-тае. А еще шептались, что голубоглазый воин с соломенными волосами спасет Астанапур в будущей великой войне! Так мол, гласит древнее пророчество… С чьей-то легкой руки… – Шафир хихикнул, вскочил и забегал по лавке туда-обратно, – а, точнее, легкого языка – стали называть незнакомца Надеждой Астанапура – имени-то его никто не знал. И остался последний поединок с мастером Школы Стекла. На трибуны явился сам шайхиншайх Астан Восьмой – да не исчезнет память о нем! – и многочисленные придворные. Все затаили дыхание, когда против Надежды Астанапура вышел уродливый старик с бездонными черными глазами. Лютая злоба исходила от него, и угроза носилась в воздухе…
Гудри шмыгнул носом. «Носилась в воздухе?» Воистину – пахло гарью.
– Хлеб горит! – охнул Гудри, и Шафир подскочил словно ужаленный скорпионом в мягкое место.
Юный булочник подхватил кочергу, откатил заслонку и быстро-быстро принялся вытаскивать формы с хлебом. Румяные, дразнящие корочки ровными холмиками возвышались над глиняным ободом… Шафир всхлипнул: три крайних хлеба чернели по краям угольками. Воздух в пекарне потемнел от дыма. На Шафира было жалко смотреть. Щеки затряслись, он жалобно протянул:
– Первый раз батюшка доверил, а я… Первый день, первая пекарня… – голос его прервался,
Казалось, Шафир сейчас рухнет на колени и разрыдается.
– Да ты посмотри, какой хлеб красивый! – возмутился Гудри. – Подумаешь, всего три хлеба и подгорело… Да у тебя и тесто еще осталось – сейчас раз, два – и готово!..
– Но батюшка придет… Увидит угли – это же такой убыток, – Шафир не мог оторвать горестного взгляда от обгорелого хлеба.
– Вот и не скажем ему ничего! – хлопнул в ладоши Гудри и булочник тотчас очнулся. – Открывай, давай, ставни, чтоб дым ушел! Ставь тесто – угли еще жаркие!
– А это… – Шафир стрельнул глазами на горелые корки.
– А это… – Гудри на миг занялся. – Я курам отдам… Больше яиц снесут! Для сладкой сдобы!
Услышав о сдобе, Шафир тотчас воспрял. Кинулся к ставням, загремел запором. Гудри влез в толстенные перчатки из колючей валяной шерсти и вытряхнул хлебцы в корзинку. Юркнул в дверь, выходящую в родной двор.
– Подумаешь!.. – хмыкнул Гудри, разглядывая ношу. – Ну, подгорел самый верх… Вот Фири бы его отдать и всем его братьям и сестрам, а не кур кормить…
Стукнула калитка, и Гудри перевел взгляд. По двору плелся сонный новый слуга, сжимая ночное ведро. Увидев молодого хозяина, он ускорился и исчез из виду. Вдали послышался мерный стук колотушки солнцедаров, и Гудри вновь посмотрел на горелые корки.
С шумом из кустов выбежали две курицы, и Гудри вздрогнул от испуга. Одна курица бежала за другой, раскинув крылья. Злой Гудри поддал ногой, но промазал.
«Разбегались тут…» – Гудри решительно развернулся и направился к воротам. По привычке остановился и прислушался. Колотушка солнцедаров удалялась, звучала все тише. Гудри открыл калитку и выглянул. Никого… Совсем как раньше, он выбежал в переулок и метнулся следом за телегой.
– Эй! – негромко позвал он.
«А вдруг они не только немые, но и глухие?» – мелькнуло в голове.
Однако его услышали. Сидящий на облучке потянул поводья, и мулы встали. Троица обернулась. Глаза из-под прорезей недоуменно уставились на юношу.
Гудри смутился:
– Вот… Решил – хоть хлеба покушаете, – он наклонил корзинку и высыпал хлебцы на край телеги. – Горячий! Подгорел только малость…
Солнцедары переглянулись. Тот, что вышагивал с колотушкой, низко поклонился, прижав руку к груди, а его товарищ торопливо накинул рогожу на хлеб. В соседнем дворе послышалась перебранка, и Гудри махнул рукой на прощанье.
В пекарне Шафир уже пришел в себя. Распахнул ставни, прикрыл выпечку платком. Закатав рукава, умелый Шафир разложил тесто по новой. В тазу оставалось еще немного теста, рядом стояли пустые формы.
И как же у него все ловко выходит!
– Поможешь? – Шафир кивнул на глиняные формы. – Справишься?
Гудри кивнул.
Справится, конечно! Ведь он уже столько раз видел, как это делается! А тут всего-то дел… Обрадованный Шафир метнулся к прилавку – первые покупатели должны были вот-вот появиться! Гудри закатал рукава и взялся за тесто.