Сливово-лиловый
Шрифт:
— Ты молчишь, говоришь только тогда, когда я тебя о чем-то прошу. Ты не смотришь на меня, ты не прикасаешься ко мне. Поняла?
Я опускаю глаза и киваю. Роберт берет чашку с кофе и пьет. Тот факт, что кофе уже остыл, его не беспокоит. Он пьет холодный кофе, не моргнув глазом.
— Будь так добра, — говорит он, протягивая мне чашку.
Я стараюсь не прикасаться к нему и пытаюсь изо всех сил держать глаза опущенными, когда беру у него чашку. Краем глаза ловлю одобрительную улыбку. Он доволен мной.
***
Я ставлю перед ним свежий кофе и поворачиваюсь, желая вернуться
— Вниз, — тихо говорит он, и я немедленно подчиняюсь.
Грациозно передвигаюсь на коленях вокруг кровати и забираюсь на свою половину. Роберт молча протягивает мне половину газеты, и я прикусываю губу, чтобы подавить рефлекторное «спасибо».
Мы молча читаем газету, и я знаю, насколько Роберт наслаждается этим покоем. Это соответствует его настроению по утрам. Он мог бы просто выгнать меня из комнаты, чтобы побыть в тишине и покое, но так может наслаждаться моим видом и, возможно, появится шанс наказать меня за какой-нибудь проступок — еще одна дилемма, которая бушует у меня в груди. Все внутри побуждает оставаться послушной, готовой и прилежной сабой, и в то же время я испытываю непреодолимую тоску по воспитанию и наказанию.
— Ты это учишь наизусть, или я могу получить твою половину?
Я вздрагиваю и протягиваю ему газету. Он дает мне страницу и указывает указательным пальцем на статью.
— Начало судебного процесса намечено на пятое июля. Запланированы три дня слушаний.
Читаю репортаж и киваю. Комиссар Вальтер уже сказал мне после нашего разговора, что меня, вероятно, не вызовут свидетелем, потому что я больше ничего не могу добавить к расследованию. Ни за, ни против.
Откладываю газету и отталкиваю от себя мысли о Мареке. Я смотрю на покрывало, борюсь с собой. Мой взгляд постоянно возвращается к Роберту.
— Желаешь знать, что мы будем делать сегодня? — спрашивает он через некоторое время, и я слышу шорох газеты, когда тот роняет ее на пол рядом с кроватью.
Я киваю, глядя вниз.
— Я накажу тебя, Аллегра. Просто так. Потому что могу.
Я снова только киваю и на секунду закрываю глаза, потому что все внутри меня сжимается в предвкушении. Но, думаю, что не облегчу ему задачу. Буду сопротивляться. Хочу, чтобы меня принудили. Роберт хватает меня рукой за затылок, зарывается в волосы и откидывает голову назад. Заставляет меня смотреть ему в глаза.
— Я вижу вспышку сопротивления? — Он усмехается. — Небольшой бунт, Аллегра? Попробуй. Давай-давай.
Он отпускает меня, и я вскакиваю с кровати, глядя на него сверху вниз.
— Иди сюда, — тихо приказывает он и откидывается назад.
— Нет, — шепчу я, и вот мы уже в игре.
Я вижу, как Роберт улыбается, встает, скрещивает руки на груди и кивает головой в сторону пола.
— Нет, — повторяю я и делаю шаг назад.
Он подходит ко мне, и я убегаю от мужчины, не сводя с него глаз. Когда Роберт останавливается у комода и открывает ящик, чтобы вынуть то, что собирается использовать, я сбегаю на кухню. Через несколько секунд он уже стоит в дверном проеме, ухмыляясь, зная, что его вид излучает опасность и угрозу. Я толкаю стул между нами, но он тут же отодвигает его и встает передо мной так близко,
— Аллегра, — шепчет он мне на ухо, заведя мне руки за спину и склонив над кухонным столом. — Уклонение влечет за собой наказание, помнишь?
Киваю. Конечно, я это знаю. Он связывает мне руки за спиной стяжкой для кабеля, и я пинаю его. Роберт ловко уклоняется и вытягивает черный непрозрачный тканевый мешок из-за пояса своих боксеров. И натягивает его на мою голову, тем самым подавляя сопротивление в зародыше. Я не вижу, где он. Когда чувствую, как кабельная стяжка оборачивается вокруг моей лодыжки и сжимается, прикрепляя мою ногу к столу, уже слишком поздно. Я брыкаюсь другой ногой, но и ее тот привязывает за считанные секунды. Следующее, что чувствую, это веревка, которая обвивает мой торс, предотвращая все попытки выпрямиться. Он привязал меня к столешнице.
— Это было очень непокорно, Аллегра. Ты хочешь попросить прощения?
Качаю головой. Я жажду наказания.
— Я так и думал. Начнем с руки, тридцать для разминки. Ты считаешь. Если собьешься, я начну сначала.
Следующий за этими словами звук шлепка катапультирует меня вглубь «зоны», и даже глубже, чем я была до сих пор, и я чувствую себя свободной и счастливой. Он меня наказывает, воспитывает, дисциплинирует. Я в раю.
— Один, — говорю я и наслаждаюсь болью, жжением, теплом.
***
После тридцати ударов рукой и пятидесяти ударов хлыстом я плачу в матерчатый мешок. Все беспокойство прошло, мне хочется ползать перед ним на коленях, выразить свою благодарность.
— Цвет? — спрашивает Роберт у моего уха и успокаивающе кладет руку на мою спину.
— Желтый, — хнычу я, и он нежно гладит меня по заднице, которая должно быть ярко-ярко-красная.
— Ты хочешь, чтобы мой член был в тебе?
— Да, пожалуйста.
Мой голос тих, прерывист из-за слез.
— Громче. Я хочу слышать, как ты умоляешь.
— Пожалуйста, трахни меня, Роберт, — рыдаю я, на этот раз громче. — Пожалуйста. Возьми меня, пожалуйста.
Он разрезает стяжки, снимает веревку, фиксирующую мою верхнюю часть тела, и стягивает мешок с головы. Затем ведет меня в спальню, встает перед кроватью, снимает боксеры и отбрасывает их в сторону.
Кладет ладонь на мою шею и сжимает ее. Я знаю, чего он хочет.
— Да? — тихо спрашивает он. — Окей?
— Да, — шепчу я, и меня тут же бросают на кровать.
Он раздвигает мои ноги, правую руку располагает на мое горло и сжимает, в то время как погружается в меня с сильным толчком. Я задыхаюсь, у меня перехватывает дыхание. Его толчки быстрые и сильные, я извиваюсь под ним из-за недостатка кислорода. Роберт неотрывно смотрит в мои глаза. Звуки, вырывающиеся из моего рта, становятся все более и более отчаянными, я чувствую прилив адреналина. Он отпускает… две… три секунды… я хватаю ртом воздух. Большим пальцем его левой руки мужчина находит клитор, и мой оргазм наступает почти мгновенно. Он трахает меня через оргазм, затем отпускает мое горло и изливается в меня. Тяжело дышит, стонет, с улыбкой на губах.