Сливово-лиловый

Скотт Клер

Он сжимает руку на моем плече. Крепко держит меня, притягивая к себе. Дэвид понимает, что проиграл битву, и уходит, не сказав ни слова.

— Что здесь происходит? — с любопытством спрашивает Мони, появившаяся в дверях. — Вокруг много негативных вибраций… Вы двое, проваливайте, я закрою. Спасибо за помощь, Аллегра. Я передам через Регину схемы вязания крючком, о которых мы говорили.

— Это так мило, Мони, но необязательно. Я не вяжу крючком.

— Значит, тебе стоит начать. Это так легко и так весело. Знаешь, вязать крючком можно и

детскую одежду?

— Я…

Я совершенно не могу придумать, что сказать в ответ на это.

— До встречи, — говорит Роберт, — хороших выходных.

***

Он берет меня за руку, вытаскивает на улицу, осматривается и направляется к киоску. Оставляет у двери, и я чувствую себя ужасно, даже не зная почему. Спустя несколько секунд Роберт разрывает пачку сигарет с невиданным ранее пылом.

— Почему… — спрашивает он, беря сигарету в рот и поджигая ее, — почему мужчины всегда испытывают потребность всунуть свой член в женщину, которая уже принадлежит другому, а?

— Я не знаю.

Вяло и тихо. Хочется заплакать. Роберт делает две глубокие затяжки и начинает двигаться. Я следую за ним через несколько секунд, бегу, чтобы догнать, и, когда оказываюсь на одном уровне с ним, осторожно вкладываю свою руку в его. Он переплетает наши пальцы и крепко сжимает. Думаю, что это хороший знак. Он не отталкивает меня. Роберт сворачивает направо в переулок, и я останавливаюсь, наши руки расходятся. Он поворачивается и смотрит на меня.

— Домой же туда… — тихо говорю я, указывая в противоположном направлении.

— Я на машине. Я еще закупался и не хотел опаздывать.

Голос у него напряженный. Я знаю, что ему необходимо переварить позыв во что-нибудь врезать, чтобы избавиться от агрессии, пульсирующей в его венах.

— Хорошо… М-м-м, может мне лучше пройтись?

— Что? Нет, черт возьми! Я хочу, чтобы ты оставалась со мной.

Роберт выдавливает кривую улыбку, хватает меня за руку и продолжает идти. Молчит всю дорогу до машины, затем раздраженно рычит из-за субботнего трафика и ругается, когда не удается преодолеть светофор даже на третьей зеленой волне. Плотность потока зазевавшихся сонь перед нами сегодня чрезвычайно высока. Когда по перпендикулярной улице начинают проноситься машины, он хлопает рукой по рулю. Я вздрагиваю, как будто тот ударил меня.

— Прости, — тихо говорю я, краем глаза замечая, как он поворачивается ко мне.

— За что ты извиняешься?

— За все. Это моя вина.

— Ты сошла с ума, Аллегра? — спрашивает он, глядя на меня так, словно я действительно не в себе.

— Нет. Я… я, наверное, действительно могла послать ему неправильные сигналы и поощрить его и…

— Стоп!

Роберт кладет ладонь мне на бедро и слегка сжимает.

— Но…

— Ты шутишь, да?

— Нет.

— Ты только что закончила смену в этом женском заведении, верно? Там к тебе прикасался чувак, хотя до этого ты несколько раз четко заявила, что он тебе неинтересен. Распустил руки он, а винишь себя ты? Это неправильно,

Аллегра, и я не хочу больше об этом слышать. Это не твоя вина. Его.

— Я не помню, что я ему на дне рождения Сары…

— Ты его не поощряла. Совсем наоборот. На кинофестивале ты тоже дала ему понять, что несвободна, да?

— Да.

— Итак, ты говорила ему при каждой встрече, что не заинтересована в отношениях. Он игнорирует эту четко очерченную границу и лапает тебя — и ты должна быть в этом виновата? Аллегра, иногда немного больше феминизма пошло бы тебе на пользу. И я не могу поверить, что говорю это…

— Возможно, я недостаточно ясно выразилась и…

Роберт снова прерывает меня.

— «Нет» есть «нет». Я придерживаюсь твоего «нет» всегда и без исключения. Я. Как мужчина, которому позволено прикасаться к тебе и спать с тобой. Но этот случайно мимо пробегавший чувак, разве он не должен придерживаться этого, или как?

Роберт вздыхает с облегчением, когда сворачивает на кольцевую дорогу, и светофоры наконец-то остаются позади. Еще три светофора, и мы дома.

— Ты знаешь меня, и иногда «нет» также означает «да, я хочу, но, пожалуйста, заставь меня». Может быть, он…

— Я осознаю эту тонкую разницу, верно. Я. Но, по всей видимости, не он. Потому что для этого необходимо быть близкими друг другу — как ты сама только что сказала. Чужой определенно берет на себя слишком много, если думает, что может это чувствовать. Ты хоть приблизительно помнишь, сколько времени мне понадобилось, чтобы начать игнорировать твое «нет» и двигаться дальше?

— М-м-м, не совсем. Но прошло много времени, прежде чем мы впервые так… играли.

— Вот именно. Вначале «нет» всегда остается «нет». И чтобы не было никаких недоразумений, чтобы я действительно не мог ничего неправильно истолковать, у нас есть стоп-слова, верно?

— Да, верно. Но это не его мир. Он не Дом. Значит, ничего не знает ни о стоп-словах, ни…

— Дело совсем не в этом, Аллегра. Ты сказала «нет», он прикоснулся к тебе. Ни больше, ни меньше. Это не твоя вина.

— Так ты на меня не сердишься?

— Я чертовски зол, но не на тебя. Ты не сделала ничего неправильного. Кроме того факта, что должна была сильно врезать ему по яйцам. Куда подевалось твое воспитание, Аллегра? Твоя мать перережет себе вены, если узнает.

— Она смирилась с тобой и с тем, что ты делаешь со мной, что я делаю для тебя. Она переживет и это, если когда-нибудь узнает.

— Почему ты не осадила его словесно, как это сделала бы твоя мать? Или Барбара — бесспорный мастер унижения мужчин?

— Я не знаю. Может быть, потому что моя покорная сторона раскрывается все больше и больше. Потому что я слаба и избегаю конфликтов. По крайней мере, в частном порядке. Я могу на работе это лучше.

Роберт раздумывает о моих словах и сворачивает с кольцевой дороги.

— Ты не слаба, просто не склонна к конфликтам. Что ты почувствовала, когда поняла, что я здесь?