Сломанная тень
Шрифт:
– Дашкина помню! Листки какие-то читал…
– То самое письмо! – пояснил Илья Андреевич. – Дашкин подсунул «Попугаевой» «куклу», за что получил пистолетом по голове! Письмо у него отобрали, а самого выкинули на пустыре. Хорошо, что мимо проезжал вездесущий Угаров! Совершенно случайно!
– Случайно? Это он так сказал? – встрепенулся Лаевский и поспешил отвести от себя остатки подозрений. – Нет, господа! Не случайно! Я вот что скажу! Угаров тоже нуждается в деньгах! И женское платье не против надеть! Мне Александр рассказывал. Они из Флоренции в них бежали. И самое главное! Откуда он узнал, что швейцар никакой не швейцар…
– Денис
– Раз вы такой умный, выяснили бы лучше, кто напал на блаженную! Кто Дашкина шантажирует, нам без разницы! – проворчала Ирина Лукинична.
– На Марфушу напал камердинер Арсения Кирилловича, по его приказу.
– Сволочь ваш князь! Так и передайте!
– Кстати! – воскликнул Кислицын. – Илья Андреевич! В рассуждения вашего графа, то бишь князя, вкралась ошибка. В этом доме, кроме барынь и служанок, проживает еще одна дама! Юродивая!
– Ты на кого замахнулся, ирод? – заорала Ирина Лукинична.
Терлецкий во второй раз вопросительно посмотрел на Тоннера. Теперь доктор утвердительно прикрыл глаза.
– Марфуша – мошенница! Причем первостатейная! – заявил Терлецкий.
– Что? – Ирина Лукинична отбросила вязание. – Да чтоб язык твой отсох!
– Ирочка! – обнял свояченицу генерал. – Успокойся! Полковник про другую Марфушу толкует!
– Про эту! – не воспользовался подсказанной уловкой Терлецкий. – Никакая она не Марфуша! А девица Лядова Аграфена Кузьминична! Из мещан города Москвы.
– Марфуша – монашеское имя, – не унималась разъяренная старуха. Она его с постригом приняла…
– Ага! Конечно! Монашеское! А мадемуазель Лилу – сценическое!
– Лилу? – переспросила оторопевшая старуха.
– Марфуша рассказала сегодня на допросе, что в молодости пользовалась большим успехом. И на сцене, и у состоятельных кавалеров, на содержании которых жила. Но когда красота потускнела, осталась без ухажеров, без ролей и без денег!
– Попрыгунья стрекоза лето красное пропела, – процитировал Кислицын подзабытую басню.
– Во-во! Точно подмечено! Тут и пришла Аграфене Кузьминичне мысль перевоплотиться. Не на сцене, а в жизни! Юродивых она перевидала немало, в юности перед каждым спектаклем ездила за благословением! Ездила, пока не убедилась, что большинство пустосвяток – мошенницы. И деньги гребут нешуточные! Простодушные люди готовы снять последнюю рубаху, лишь бы получить совет или предсказание. И отправилась она в Петербург, чтобы найти, как выразилась Марфуша, дуру-матушку – доверчивую барыню или купчиху, которая, уверовав в новоявленную юродивую, растрезвонила бы про нее на всю ивановскую! Собрав об Ирине Лукиничне сведения, она подкараулила ее у собора Владимирской Божией Матери, где поразила знанием самых сокровенных ее тайн. И уже через месяц у вашего дома выстроилась очередь страждущих, деньги потекли рекой.
– Она на храм собирала, – жалобно запричитала Ирина Лукинична. – В родной деревне мечтала храм построить.
– В ее родной деревне церквей, как известно, сорок сороков! – напомнил Терлецкий. – Жадность ее сгубила. Решила деньги в оборот пустить. Отдала под проценты ростовщику, – полковник освежил память, заглянув в лежавшие перед ним листки, – Нестору Викентьевичу Хорькову. У того с оборотным капиталом были проблемы. Увы, увы! Хорькова ловко ограбил Тихон, сердце у процентщика не выдержало, и он умер. Наследники, правда, деньги Марфуше вернули, но Тихон уже знал про нее! Именно ради Марфуши он проник в ваш дом! И когда напуганная нападением мадемуазель Лилу стала таскать за собой подголовный валик, Тихон догадался, где она прячет деньги, усыпил и ограбил!
– Значит, я был прав! – обрадовался Кислицын. – Нас шантажировала Марфуша!
– Не верю! Ни одному слову не верю! – снова завопила Ирина Лукинична.
– Матвей! Илья Андреевич уверял, что «Попугаева» здесь, среди нас! – напомнила Полина. – А Марфуши тут нет!
– Вот! Вот! Нет ее! Нет! – Ирина Лукинична еще раз, словно молитву, повторила «нет» и вдруг осеклась. Огляделась и спросила: – А где она?
– В дороге! – огорошил старуху Терлецкий. – Ей приказано немедленно покинуть Петербург.
– Как?! – Угаров стукнул костылем по паркету. – Одно из двух: Марфуша либо ясновидящая, либо Попугаева!
– Вы о пророчествах говорите? – уточнил Тоннер.
– Да!
– Я тоже из-за них Марфушу подозревал! – обрадовался всеобщему совпадению мыслей Кислицын.
– Простите, господа! Что за пророчества? – поинтересовался Роос.
– Марфуша перед маскарадом предсказала гибель Тучина, а сегодня – смерть Яроша, – объяснила Змеева. – Гробы как раз выносили, а у нее пена изо рта и все такое…
– Матвей Никифорович! Сегодняшнее пророчество господину Роосу не переведете? Стихи ведь по вашей части! – попросил поэта Тоннер.
– На французский? Так с ходу вряд ли! Если только подстрочник. «Тайный враг у четвертого склепа погибнет в час дня!»
– Нет! Не у четвертого склепа! – поправила Ольга. – У склепа четвертого! У склепа четвертой жертвы, то есть Баумгартена!
– Да! Крепки мы задним умом! Торопились… – вздохнул генерал. – Когда гробы выносят, не до пророчеств! Если бы…
– Не переживайте! Это было не пророчество, – заявил Тоннер. – Это было указание Ярошу, где подкараулить следующую жертву.
– Значит, я прав! – Кислицын самодовольно посмотрел на Полину, та пожала плечами.
– Федор! Почему вы отпустили Марфушу? – возмутился Роос. – Она ведь сообщница Яроша!
– Нет! – Тоннер вновь принялся прохаживаться по комнате. Все напряженно ждали, что скажет. – Она лишь выполняла приказания госпожи Попугаевой!
Не сумев продать сведения о Яроше, шантажистка решила использовать швейцара для сведения личных счетов. Перед маскарадом заявилась к Марфуше под видом страждущей. Отмечу – это важно: она была уже в другом, фиолетовом платье, том самом, которое потом нашли в квартире Верхотурова. Qualis artifex реrео! [88] Это я о госпоже Попугаевой. Даже звезда подмосток Аграфена Лядова ее не узнала!
88
Какой великий артист погибает! (лат.) – последние слова римского императора Нерона (37–68), произнесенные им перед самоубийством.