Сломанная тень
Шрифт:
– Не спорьте, юноши, не спорьте, – прервал докторов Яхонтов. – Вот уж воистину – где два врача, там три диагноза. Непонятно, отчего и помирать нам, грешным…
– Мы не спорим! Спорить тут не о чем! – резко оборвал его Тоннер. – Это не самоубийство! Заверяю как врач. Барона сначала задушили, а потом уже для инсценировки подвесили. Поэтому и две борозды! Борис Львович! Графа тоже вы осматривали?
– Да, – пролепетал Шнейдер.
– Не удивлюсь, если и он…
– А вы простыню-то откиньте, сами гляньте! – пришел на выручку Шнейдеру Петр Кузьмич. – Приложил граф дуло к виску, и полчерепушки
– В правой, говорите? Граф левшой был…
Тоннер резко скинул простыню:
– Фу, – полез за платком Яхонтов. – Как смердит-то! Прикройте быстрей…
Илья Андреевич не отреагировал на пожелание. Осматривал внимательно, даже прощупал карман халата и вытащил оттуда игральную карту:
– Дама треф! Помните, Петр Кузьмич, в кителе поручика Репетина…
– Господи! Репетин-то тут при чем? Пьяным с лошади упал!
– Не уверен! Странно он упал! Ни на спине, ни на боках никаких синяков!
– Прикройте труп, Тоннер, дышать нечем.
– И у Верхотурова…
– Кого? Кого?
– Статский советник, выпал из окна. Тоже карта в кармане…
– Не я следствие вел, – затруднился Яхонтов.
– А у Баумгартена в карманах смотрели?
– Мне что, делать больше нечего? Сами, коли хотите, обоссанные панталоны щупайте!
Тоннер снова присел около барона:
– Вот и она! В нагрудном кармане фрака!
– Да и бог с ней! Может, у содомитов это знак такой, чтоб друг дружку опознавать.
– А если это визитная карточка убийцы?
– Убийцы? Как он сюда попал? В двадцати шагах от дома полицейская будка. Ни прошлой ночью, ни сегодняшней в дом никто не заходил! Дворник – мужчина положительный, непьющий, подъезд всегда запирает. Я вчера его четыре часа допрашивал. Уж я-то умею…
Яхонтов не преувеличивал. Петербургские матери пугали им непослушных детей. Как никто умел Петр Кузьмич добыть подлинную правду, в особых случаях орудуя длинником [18] , хотя и предпочитал кнут. «Кнут душу не вынет, а правду скажет, – любил приговаривать Яхонтов. – Зачем человека калечить? Он государю еще на каторге послужит!»
18
Длинник – длинная толстая палка.
– Парадная дверь в квартире всегда изнутри на крюк закрыта…
– А черная?
– Не перебивайте! А черная на ключ, следов взлома нет. Окна заклеены, форточки закрыты. Какой убийца, Илья Андреевич?
– Ступни барона на каком расстоянии от пола находились? – спросил Тоннер Шнейдера.
Яхонтов повернулся, чтобы посмотреть на люстру. Неспроста Тоннер такой вопрос задает, наверняка каверзу какую-то придумал. Борис Львович, сверившись с актом осмотра, ответил:
– Два аршина и три вершка [19] .
19
1 аршин – 71 см, 1 вершок – 4,5 см.
– Как барон умудрился на такую высоту с кресла забраться? – спросил Тоннер.
– Наверное, лестницу подставлял. – Шнейдер указал на стремянку, которой Ухтомцев пользовался, чтобы доставать книги с верхних полок – одну стену спальни занимала библиотека графа.
– А кто ее от люстры отодвинул?
Яхонтов разозлился. В его голосе появились нервные нотки:
– Тоннер! Опять вы за свое?
– Я хотел уточнить…
– Сперва бы я хотел уточнить! Отвечайте! Баумгартен от удушения умер? Да или нет?
– От удушения!
– Ухтомцев от выстрела в висок?
– Да!
– Вот и замечательно! От вас, экспертов, никаких больше выводов не требуется, остальное – моего ума дело. Понятно?
Тоннер уже проклинал свою горячность. Киршау попросил осмотреть и доложить выводы лично ему, а он полез в спор. Дурак! Яхонтов же распалился не на шутку:
– Я в ваши печенки-селезенки не лезу, и вы, уж будьте любезны, не лезьте в мои дела. А то шею себе свернете!
– Пожалуй, я пойду! – понуро сказал Тоннер.
– Не смею задерживать.
Когда входная дверь за Ильей Андреевичем захлопнулась, Шнейдер облегченно вздохнул:
– Ловко вы его отделали. Не хуже Хромова!
– Как вы только с ним работаете…
– С трудом-с…
– А стоит ли мучаться, Борис Львович? Подумайте на досуге…
Слова Яхонтова упали на подготовленную почву. Борис Львович и сам мечтал избавиться от Тоннера, только боялся. Вернее, не боялся (человек, предавший своего Бога, ничего уже не боится), просто Тоннер казался ему не по зубам: главный эксперт после Хромова, негласный преемник, за границей стажировался, статьи публикует. А кто такой Шнейдер? Бедный выкрест, чудом зацепившийся на кафедре. И не из-за научных заслуг, а потому, что всю работу за Хромова готов делать. Препарировать, зарисовывать, труды набело переписывать.
Вчера Борис Львович почувствовал: тяготится Хромов Тоннером, соперника в нем видит. Значит, пора к решительным действиям переходить! Если Илью Андреевича скомпрометировать, это ж какая перспектива откроется! Лет через десять Хромов, как ни крути, от дел отойдет. И тогда заведующим кафедрой станет наследник маленькой житомирской скотобойни! Непременно станет. Остальных конкурентов Шнейдер раздавит без труда. Главное – с Тоннером расправиться! Прав Яхонтов, ох, прав.
Спрыгнув с экипажа, Борис Львович поспешил к себе на квартиру. Надо хотя бы поесть до занятий.
– Доктор! Христом Богом прошу! – кинулся к нему Макар, сгребавший мокрые листья. – Одолжите двугривенный.
Борис Львович даже не остановился, махнул рукой, мол, нету.
Сзади раздался грохот, и Борис Львович невольно обернулся. Макар плашмя упал на землю. Ни мольбы, ни униженные просьбы ни в ком сочувствия так и не вызвали. Оставалось Макару одно – пробраться тайком в главный корпус, где в банках со спиртом плавали гады, украсть и выпить. Правда, Хромов предупреждал строго-настрого: «Умрешь в жутких мучениях». Но мучения и без того были жуткими. Так что все одно скоро смерть!