Сломанная тень
Шрифт:
– Налетела корча злая! Ух! Ух! – богомолка быстро-быстро замахала руками, и Софья Лукинична отшатнулась, чем юродивая немедленно и воспользовалась: резво обежала Лаевскую и спустилась к ожидавшему ее экипажу.
– Я тебе сейчас дам злую корчу! – кинулась за ней Софья Лукинична, но Марфуша крикнула «Гони!», – и след ее простыл.
Запыхавшаяся от погони Лаевская накинулась на швейцара:
– А ты, остолоп, куда глядел? Кто велел этой прохвостке к парадному входу подать экипаж?
– Ирина Лукинична!
– Ну, я ей сейчас покажу!
– Они вместе на похороны собирались, да Ирина Лукинична занемогла. Марфушенька одна поехала.
– А!
Швейцар нахмурился, сжал кулаки, на секунду зажмурился, но ответил почтительно:
– Понял, барыня.
Скинув шубу, Лаевская отправилась к себе. В комнате приказала отдернуть шторы и села у окна наблюдать. Раз незнакомец ночует дома, рано или поздно из дома майорши выйдет.
Минуты тикали, медленно складываясь в часы, однако поклонник раскрывать инкогнито не торопился.
Лишь когда пробило полпятого, к дому майорши подъехала карета. Лаевская в нетерпении поднялась со стула.
Отворилась дверь, и на набережную вышел князь Дашкин. У генеральши от изумления челюсть отвалилась!
Весь день, запершись в арендованной комнате, Арсений Кириллович резал бумагу. Умучился с непривычки.
Изредка отвлекался, поглядывал в подзорную трубу. Интересного увидел мало. В особняк Лаевских то и дело кто-то заходил, кто-то выходил, но шантажистки не было – видимо, она пользуется черным ходом.
Увидев Юлию Антоновну, князь от возмущения аж задохнулся! Вчера вечером, выслушав длительную, от супа до десерта, нотацию мужа, княгиня холодно ответила, что навещала заболевшую Полину, а Тучина даже не видела.
«Выманю письмо – и тотчас в имение! Буду книжки читать, труды писать, по вечерам с семьей играть в лото. И никакой суеты, никаких соседей!»
Когда Софья Лукинична направилась к майорше, Арсений Кириллович перепугался, но оказалось, они приятельницы, вместе гадают.
Закончив труд, Дашкин перетянул пачку нарезанной бумаги в двух местах бечевкой. Увы, сверху и снизу пришлось положить по казначейскому билету.
Князь открыл брегет. Полпятого. Пора ехать!
– Калачи, сайки!
– Сбитни, чай!
– Пирожки горячие с капустой!
– У него вчерашние, берите мои – с пылу с жару!
От вкусных запахов заурчало в животе, князь вспомнил, что не обедал. Разносчики окружили его.
– Каша гречневая рассыпчатая с луком!
– Пирожки с вязигою, кому пирожки с вязигою!
В молодости Арсений Кириллович любил перекусить у Гостиного. Но сейчас, представив, как он, камергер и тайный советник, примостится на ступеньках с кружкой чая и пирожком, сглотнул слюну, расчистил себе тростью путь и через несколько секунд уже шагал по Суконной линии [34] . В Гостином было жарко (нагретый воздух от печей, устроенных в подвалах магазина, поднимался в галереи), и князь расстегнул шубу. Лучше бы скинуть, только некому – Петруха вновь караулил у черного хода особняка Лаевских.
34
Ряды Гостиного двора вдоль Невского проспекта.
Смеркалось, Гостиный двор потихоньку закрывался, посетителей было мало. Приказчики провожали Дашкина тревожным взглядом: взгляд и походка выдавали в нем человека важного. Такие в Гостиный за покупками не ходят, посылают слуг. Уж не с инспекцией ли?
От их пристального внимания Дашкину стало не по себе. Он-то надеялся, что в многолюдной толпе никто не заметит, как шантажистка сунет ему конверт, а он ей – пачку ассигнаций. Неудачно выбраны время и место, ох неудачно! Да и вымогательница запаздывает… Дашкин дошел до Зеркальной линии [35] и обернулся. Что делать? Идти обратно? Десятки глаз внимательно наблюдали за ним. В смятении князь толкнул первую попавшуюся дверь.
35
Ряды Гостиного двора, параллельные Садовой улице.
– Доброго здоровьичка-с! – кинулся к нему насмерть перепуганный приказчик. Днем он всучил провинциальной барыне пять аршинов прелого сукна. Не ее ли родственник с претензией? Ой, беда, беда! Если скандал – не сносить головы! – Чего желаете-с? Шелк хороший имеется! Такого в целом ряду-с нет-с.
Мальчики-сидельцы [36] мигом раскинули перед Дашкиным полотна. Растерявшийся князь пощупал шелк. Одежду он всегда шил на заказ, кроме безделушек и книг, давно ничего сам не покупал. Но помнил: сразу лучший товар приказчики никогда не выкладывают.
36
Помощники приказчиков, зазывали покупателей в лавки.
– Что за дрянь? – процедил. – Нет ли чего получше?
Приказчик радостно улыбнулся. Пронесло! Та барыня, поди, давно катит в свою Кострому. А господин хоть и hauye vol'ee [37] , а в товаре не разбирается. С перепугу приказчик сразу китайские шелка перед ним выложил. Что ж, сейчас покажем наши, российские!
– Только для вас! – воскликнул. – Куплены-с по случаю-с! И на жилет хорошо-с, и на шейный платок-с!
Сиделец, сдерживаясь, чтобы не засмеяться, достал из-под прилавка полотно.
37
Высокого полета (фр.).
– Несравненно лучше! – оценил Дашкин. – Почем аршин?
– Пятьдесят!
– Ты с ума сошел, любезный! – О ценах Арсений Кириллович не имел ни малейшего представления, но был уверен: продавец пытается его надуть.
– Себе в убыток отдаю! Только из уважения к вам!
– Нет, братец, дорого!
– Назовите вашу цену!
– Мгм! – задумался Дашкин. – Скажем, сорок!
– Забирайте! – Приказчик схватил полотно и сунул Дашкину прямо в руки. Сановник, может, и важный, но, видимо, тоже из провинции.
Арсений Кириллович растерялся. Отказываться было неудобно – сам цену назвал, но и шелк ему не нужен. Попытался полотно вернуть.
– Желаете перемерить? Мы мигом-с.
– Но…
– Не извольте беспокоиться, весь инструмент у нас клейменый, не то что у соседей!
Снаружи князя уже поджидала толпа приказчиков и мальчишек-сидельцев. Оказывается, сановник не с инспекцией, за покупками пожаловал!
– Дяденька!
– А ну кыш! – закричал приказчик на мальчишку, который открыл дверь и позвал посетителя.