Сломанная тень

Введенский Валерий

– Болван! – Князь запустил в камердинера подушкой. – Даму в вуали видел?

– Видел, ваше сиятельство!

Дашкин, справившись с тошнотой, сел:

– Лицо видел? Кто такая, выяснил?

– Да, ваше сиятельство!

Дашкин вскочил:

– Говори!

– Сама Марфуша и есть! Уже темнеть стало, как вернулась. Я навстречу, мол, благослови. Она пальчики сложила, руку подняла, а я тут вуаль и сшиб…

– И…

– И бежать! Она как завизжит! Будто не человек, а зверь какой.

– Едем!

– Куда, ваше сиятельство?

– К Лаевским!

– Так вы ж больны!

– Ерунда! – отмахнулся князь, хотя перед глазами кружил серебряный снег.

Навеселе был только Парамон. Остальные игроки, хоть и пили наравне, почему-то не хмелели, в отличие от Тыщи не балагурили, не вскакивали после каждой сдачи, не швыряли карты. Может быть, потому, что не проигрывали. Проигрывал Парамон, который во хмелю не замечал, что противники обмениваются знаками: подмигивают, скрещивают пальцы, потирают то левую, то правую бровь. Тыща злился на свое невезение и лишь приговаривал:

– Сейчас, сейчас я вас сделаю!

Но сделали его. После окончательного расчета Парамон, отойдя в сторону, еще раз вывернул карманы для проверки. Денег у него больше не было.

– Давай на колымагу твою сыграем! – крикнул недавний соперник, беззубый детина со скошенным лбом. – Зима скоро! На кой ляд она тебе? Будешь в санях седоков катать!

– Не, – махнул рукой Тыща. – На струмент [44] не играю.

– Ну, как знаешь. Передумаешь, приходи.

Тыща постоял еще минуту, оглядел пустыми глазами кабак, сплюнул, натянул шапку и побрел к выходу. Угаров, кинув на стол мелочь за стакан чая, ринулся за ним.

44

На инструмент (простонародное).

– Эй, Тыща! – окликнул Денис извозчика, когда оба вышли на улицу.

Парамон повернулся, снова сплюнул:

– Чего тебе, студент?

– Червонец хочешь? – Угаров рассудил, что продувшийся игрок за десятку продаст родную мать.

– А кто не хочет.

– Получишь червончик, если расскажешь мне кое-что.

– А что? – сразу напрягся Парамон. – Я ничего…

– Дамочку в вуали сегодня возил?

Парамон молчал. Жизнь приучила его держать язык за зубами. Лихачи оттого и зовутся лихачами, что частенько лихих людей по их делам катают. А те болтливые языки живо укорачивают.

– Чего молчишь? Я сзади ехал, тебя запомнил.

– Не знаю, о чем ты, студент, толкуешь.

– Да ты не бойся! Говори! Скажу по секрету, я той дамочке законный супруг! Ты мне скажи только, где ты ее посадил и где высадил. А что полюбовника в лужу бросил, так я даже рад! Поделом ему!

Дама в вуали Парамону заплатила хорошо, даже очень хорошо, только вот деньги уже кончились. Что быстро пришло, быстро и ушло. Эх, не шла под конец карта, еще чуть-чуть бы – и отыгрался…

– Муж, говоришь? – Парамон потер бороду.

– Муж! И червонец получишь! – заметив в глазах извозчика загоревшийся огонек, напомнил Угаров.

– Эх, была не была! – Парамон хлопнул шапкой об землю. Уж больно хотелось ему вернуться к картам!

– Так где моя супружница к тебе села?

– У Гостиного. Я там завсегда около пяти караулю. Приказчики, как только лавки свои закроют, сразу идут на Угол. Присмотрятся, приценятся, девку выберут – и прыг с нею ко мне. Прокатиться им сперва надо, кровь разогнать.

– Выходит, князь на Углу снял шлюху… – стал вслух размышлять Денис.

– Какой князь? – удивился Парамон. – Какую шлюху? Ты ж говорил, супружница!

Денис покраснел. Не умеет он врать, вот беда!

– Я когда злюсь на нее, всегда шлюхой зову. Так, значит, на Углу они сели?

– Твоя – на Углу.

– А князь?

– Ты про господина в шубе? Его на Садовой подсадили, дожидался он там, у них, верно, уговор был.

– Куда поехали?

– Супруга твоя попросила по городу покатать. «Только обязательно, – сказала, – на Малую Конюшенную заверни и там, братец, не гони, езжай медленно».

– Так, так, так… – Денис от радости чуть не подпрыгнул. Не зря он разыскал этого незадачливого картежника. Значит, дама в экипаже с Дашкиным – та самая, что вчера назначила встречу Баумгартену. Вымогательница хотела убедиться, что барон пришел на встречу один!

Парамон между тем продолжал:

– … А как на Невский вернулись, господин в шубе пожелал сойти. Я коням: «Тпру!», а твоя жена взяла да и по башке его и стукнула! Сильно стукнула! Он из ума вон…

– А где ты ее высадил?

– Не помню, – отрезал Парамон, внезапно помрачнев. Дурак он дурак, зачем стал трепаться? И ради чего? Ради какого-то червонца! Дамочка была серьезная – пистолетом его ткнула, когда он не хотел князя в лужу кидать. И потом еще раз, когда прощались, чтоб не болтал.

– Как не помнишь? – оторопел Угаров.

– А вот так! – сплюнул Парамон. – Давай червонец и проваливай.

– Сперва скажи!

– Я и говорю – не помню! А ну гони червонец! – Парамон схватил Угарова за грудки. Тот, не задумываясь, двинул ему между глаз.

От короткого и сильного удара Парамон рухнул как подкошенный. Угаров тут же сел сверху и правой рукой схватил его за кадык.

– А теперь вспомнил?

Парамон лишь скрипел зубами, и Угаров немножко кадык сдавил. Тыща в испуге засучил ногами:

– Отпусти! – прохрипел он.

– Ну?

– К блаженной Марфуше попросила отвезти!

– Что? – изумился Угаров.

– Что слышал.

– Ничего не путаешь?

– Ничего! Я к Марфушеньке часто людей вожу!

– А лица ты ее не видел?